Матильда рванула портрет на себя.
— Да что бы ты понимала, девчонка!
— Нет, отдайте! — Карина изо всех сил вцепилась пальцами в раму, поняв, что, если отпустит, эта сумасшедшая реально может что-то сделать с портретом.
Баронесса извернулась и ударила Карину по рукам. Очень больно, словно плетью стегнули.
На шум сбежалась прислуга, но вмешиваться пока не решалась.
Понимая, что портрет выскальзывает, Карина послала крохотный разряд в руку фон Боде. Та вскрикнула и выпустила раму. Картина упала на пол и дерево, окаймлявшее полотно, треснуло.
— Ах ты, маленькая дрянь! Из этого небоскрёба ты сможешь выйти только в интернат для магов!
С этими словами она вцепилась ногтями в край полотна в том месте, где разошлась рама и попыталась его разорвать. К счастью, с первого раза ей это не удалось. А вторую попытку она предпринять не успела.
Не понимая до конца, что делает, Карина сформировала молнию и зарядила ею прямо в лоб обидчице. Громко вскрикнув, та упала навзничь.
Поняв, что натворила, Державина судорожно достала телефон и набрала брата.
— Никита! — крикнула она в трубку. — Я, кажется, нашу мачеху прибила!
* * *
— Я потом убежала, — рассказывала мне сестра, нежно водя пальцем по нарисованным волосам и подбородку матери. — А её, вроде бы, перетащили в лазарет. Но раз я ещё жива, полагаю, она тоже.
— Да чего ей будет? — я махнул рукой. — Таких вредителей ничего не берёт.
— Я вот другого не понимаю, и что только отец нашёл в этой попугаихе? — Карина отодвинулась от портрета матери так, чтобы нам обоим его было хорошо видно. — Ты только посмотри, какая хорошенькая наша мама. И какая отвратительная грымза — баронесса.
— Мог бы обвинить тебя в предвзятости, — улыбнулся я. — Но не могу, так как ты права на сто процентов.
Я пригляделся к портрету. Женщина, изображённая на нём, действительно была очень красива. Тёмные волосы водопадом спускались с её плеч ниже талии, глаза смотрели задорно, щёки горели румянцем. Вся тоненькая, стройненькая, горячая. Мне показалось, что она не из наших краёв. А откуда-то, где жаркое солнце согревает кровь куда сильнее.
Подойдя к портрету, я, как и сестра, прикоснулся к нарисованным волосам. Удивительно, но кончики пальцев, словно ощущали их шелковистость и мягкость. Я провёл пальцами вниз по картине, пока не увидел надпись в нижнем углу.
«Юлия Державина».
Хотел уже отойти, но тут увидел, что из-под разломившегося подрамника выглядывает ещё какая-то надпись.
«Урождённая Донатова».
Донатова. Эта фамилия тут же всколыхнула мою память.
А ещё ниже с помощью уже магического зрения я разглядел ещё.
«July Donato».
Стоп! Джулия Донато. Антонио Сан-Донато — последний глава рода Сан-Донато, сражавшийся в одиночку с целой армией. Получается, что… Что… Да быть того не может!
В дверь постучали.
— Войдите! — крикнула Карина, поскольку мы были в её комнате.
— Простите, — к нам вошёл Кристоф. — Там папенька ваш, — он кивнул нам обоим, — Карину Александровну к себе вызывает. И должен предупредить, он очень-очень зол.
Сестра вмиг поникла, словно из неё выпустили весь воздух, и направилась к выходу. Я остановил её, положив руку на плечо.
— Посиди пока тут. Я сам схожу.
По пути я заглянул к безопасникам и запросил видео с камер в портретной галереи. Сделав себе копию, я отправился к отцу.
* * *
— Она меня убила! — причитала баронесса, заламывая руки. — Просто взяла и убила! Я к ней со всей душой, как к ребёнку любимого человека! Учителя позвала по доброте душевной, а она меня убила!
Александр Игоревич Державин сидел возле кровати баронессы фон Боде и пытался держать её за руку, которую Матильда постоянно вырывала из его ладоней, но затем вкладывала назад. На её лбу красовалось огромное чёрное пятно, которое пока никак не поддавалось медикам.
Кондратий на все вопросы разводил руками и говорил, что нужны анализы для понимания, как с этим бороться.
— А голова… — пытаясь подобрать слова, говорил Державин. — Сильно повреждена? Мозг, там?
— К счастью, мозг совсем не задет, — ответил на это семейный врач, отвернулся от Державина и усмехнулся в кулак, сделав вид, что откашливается. — Повреждения исключительно поверхностные.
— Слава богам, — сказал на это Державин.
А теперь он сидел у кровати Матильды и выслушивал её причитания.
— Ты пойми, — говорила баронесса. — Её этот азиат плохому научит. Уже научил. Ничего она там не контролирует, как ты говорил. Посмотри на меня, она же специально меня убила. И это только начало. Я теперь буду ходить по этому дому и вздрагивать.
— Милая моя, — проговорил Александр Игоревич. — Что я могу для тебя сделать, любимая?
— Убери ты этого противного китайца, а? И девчонку под замок посади, ну, пускай научится вести себя на людях. Ты же сам потом краснеть будешь от её закидонов.
— И то верно, — вздохнул Державин. — Как ты себя чувствуешь, хорошая моя?
— Плохо. Как будто меня молнией в голову шандарахнули, — добавив в голос слёз, но до ужаса фальшиво проговорила баронесса.
Однако Александр Игоревич словно не замечал фальши.
— Я отойду ненадолго, — попросил он. — Поговорю с дочерью.
— Накажи её, любимый! — проговорила Матильда угасающим голосом. — Пусть знает, что нельзя так с людьми себя вести!
* * *
— Кажется, я сестру твою вызывал, — сказал мне отец, когда я вошёл в его кабинет. — Где она?