— Кондратий! Срочно бери дежурный чемоданчик при отравлениях и на минус третий. Сколько тебе нужно времени? — отдавал дед команды по имперфону. — Отлично!
Он оглядел переполошившихся родственников, которые между тем не проявляли прыти. Паника превратила их действия в нечто хаотичное.
— Все быстро собрались и за мной! — рявкнул на них дед. — Никита, ты замыкающий! Если что, пинай их, лишь бы двигались в правильном направлении.
Понятно, что никого пинать бы я не стал, но ярость деда была понятна: только что погиб один внук, а тут явное покушение на внучку.
На лифте мы спустились на минус третий этаж, где нас ждало обтекаемое чудо техники — подземный скоростной вагон. Возле него уже стояло несколько безопасников.
— Никогда не думал, — заходя внутрь, проговорил дед, — что он пригодится для поездки за пределы усадьбы.
Следом за нами на площадку вышел врач Кондратий. Он поздоровался за руку с дедом и кивнул всем остальным.
— Что у нас там? — спросил он, когда вагон тронулся и начал набирать скорость.
— Сильное отравление, — ответил на это дед, сжимая и разжимая кулаки в попытке успокоиться. Не так он был и спокоен, как хотел показаться.
— Знать бы чем, чтобы подыскать антидот, — проговорил доктор, любовно перебирая склянки в своем чемоданчике.
Но Игорь Всеволодович лишь пожал плечами.
— На месте будем разбираться, — ответил он хмуро.
Меня осенило, и я достал из пакета папку, в которой среди других документов были данные по вскрытию покойного мужа баронессы фон Боде.
— Скорее всего, — сказал я, протягивая бумаги врачу, — токсины похожие по воздействию на это.
Кондратий поблагодарил меня, взял документы и углубился в чтение.
— Угу, ага, — мычал он через равные промежутки времени, словно отделяя один абзац от другого. — Ясно, понятно… сурово. А скажите, давно началось м-м… недомогание? — спросил он.
Дед глянул на часы.
— Звонок мы получили восемь минут назад, получается, что от пятнадцати до тридцати, — ответил он.
— Что ж, если дозировка не конская, то вполне поставим на ноги, — заметил врач и снова углубился в чтение.
Папку он мне отдал уже в тот момент, когда вагон останавливался под нашим небоскрёбом.
На четырнадцатом этаже, недалеко от входных дверей в зал, где занимались этикетом, лежала обездвиженная баронесса. Прямо на полу, лицом вниз со связанными за спиной руками.
— Нет, но так же нельзя! — запричитал вдруг отец. — Она всё-таки аристократическая особа, а не половая тряпка.
Кажется, дед этих причитаний не слышал, и к лучшему. Он вместе с врачом рванул внутрь. В зале также на полу лежала Карина. Цвет её кожи мне живо напомнил Громову. У той ночью был очень схожий. Только без зелёных оттенков.
Ван Ли подложил под голову сестре подушки, а саму её повернул на бок. Таким образом вся дрянь из неё вытекала на пол, не грозя застрять на полпути от желудка ко рту.
Кондратий тут же присел рядом, открыл чемоданчик и принялся колдовать над своими лекарствами. Судя по всему, полученная от меня информация дополнила увиденную клиническую картину.
Я посмотрел на Карину через эфирную линзу и увидел, что, несмотря на достаточно тяжёлое отравление и частичное поражение печени, её жизни почти ничего не угрожает. По крайней мере, пока. Я развернулся и пошёл к лежащей на полу фон Боде.
Это невероятно, но, кажется, отец пытался развязать её.
— Сейчас, сейчас, — приговаривал он, ковыряя неподдающиеся узлы. — Я освобожу тебя.
— Сашенька, — сквозь слёзы причитала баронесса. — Сашенька, они все сговорились и хотели изнасиловать меня. Прям все вместе.
— Сейчас, сейчас… — словно во сне продолжал приговаривать отец.
При этом Леонид, Филипп, Николай стояли в нескольких шагах от него и тупо взирали на эту картину, ничего не предпринимая.
— Вы что⁈ — прикрикнул я. — Не видите, что он опять под воздействием? Возьмите и уберите его отсюда!
Мужчины продолжали стоять. На моё счастье среагировали безопасники. Двое из них подхватили под руки отца и бережно приподняли. А ещё двое встали по сторонам от баронессы.
Александр Державин принялся извиваться в руках конвоиров, пытаясь вырваться.
— Да я вас!.. Да она же!.. — его крики стали совершенно бессвязными. Кажется, он сам не понимал, что говорит.
— Если надо будет успокоить, — проговорил я, — можете стукнуть.
И тут же поймал на себе ненавидящий взгляд Филиппа.
— Как ты можешь? Это же твой отец!
— Сейчас — нет, — твёрдо ответил я и перевёл взгляд на лежащую и связанную женщину. — Её в допросную. Охранять вчетвером. При странном поведении кого-то из охранников вырубать его без вопросов. Отца к ней не пускать. Вопросы?
Вопросов не последовало. Безопасники кивнули и уволокли Матильду вон.
— Вы ведёте себя, как балласт, — сказал я оставшимся троим Державиным.
Дяди Славы тут не было, так как он помогал деду с Кариной.
Леонид поднял на меня глаза убитого горем человека.
— А что нам ещё остаётся делать? — спросил он.
— Жить, — твёрдо ответил я. — Во имя нашего рода! И возвеличивать его своими делами!
Получилось слишком пафосно, но я не жалел. Мне вообще было непонятно, почему эти люди настолько пассивны в сложившихся условиях.
Ко мне подошёл Николай.
— Что нужно делать? — спросил он.
— Иди к отцу, — сказал я. — Его снова нужно привести в чувство.