Black adder, Black adder
Is very, very need
Шел по Ленинскому пpоспекту. Вдалеке маячил титановый Гагарин. Громыхали и шипели троллейбусы.
Вечер. Почему-то хотелось плакать. Мерно моросил непонятный мокрый снег.
Дурно, пошло, нелепо. Если сейчас зайти в 110-ое о/м и выложить там все - то-то они удивятся! Ну да, ещё бы, Раскольников уже такое проделывал. Его забрали, но Соня ждала его; а меня кто будет ждать? Ему предстояла дорога к богу, а моя дорога?
А моя дорога сейчас до метро и домой. Вот и весь "бог".
Бог!
К примеру, я - сын великого ученого, мой отец преподает в Университете, студенты и аспирантура его буквально на руках носят, книги его нарасхват... А мне что от него надо? Чтобы он надул мне мячик или поиграл со мной в "Монополию"; а уж ученый он там или не ученый, качество принесенных им с рынка продуктов от этого не изменится. Мне говорят: он велик, он открыл Закон, а я им: это мой папа, он надувает мне шарики и катает меня на санках, а иногда делает яичницу с сыром...
И что они находят в этом боге? Ну, я могу их понять, - природа, мир и все такое, но зачем они с ним носятся как с писанной торбой, вот ведь уроды! Конечно, он больше и проще их, но почему тогда они не поклоняются изображению шара, шар ведь тоже можно назвать "истиной" или "абсолютом", почему они всегда все так запутывают? Нет, верить им нельзя.
Сегодня они ловят каждое проявление его воли, а завтра они идут войной друг на друга, в надежде уничтожить тех, кто не-правильно истолковал какое-то очередное проявление его воли. Самовлюбленные дальтоники!
Они говорят о любви, а сами предают её повсеместно. Они придумали слово "идеал" - зачем? Чтобы насмехаться над ним? Они дарят друг другу костыли, называя их "чувства". Верность, честь, достоинство, долг, совесть, страх - сколько ещё подпорок было и будет придумано человечеством!
Мнимый больной!
Мнимый больной по-имени "человек". Жалкий червяк, не умеющий пользоваться тем, что ему дали, ползти бы ему по своей норке, нет же, он хочет куда-то "на волю", а коли не получается - туда, так уж все - болен он неизлечимо, а уж одна болезнь - невежество - приводит другие...
Как жить в грязи, среди уродов? Если бы, если б они признали свое уродство, если бы они сказали: да мы больны, но мы можем очиститься; если бы они могли не бояться своего страха! Нет, они будут уничтожать себя, приговаривая при этом: да, мы уродцы, да, мы безумцы, а ты - чистенький, да? Отвали.
"Да, да, не бойтесь, я скоро уйду... Осталось несколько дней, потом ничего."
Да?
Ангел остановился и огляделся. Размышляя, он свернул с бульваpа Дм.Ульянова на улицу Бабушкина, ближайшее метро теперь было "Пpофсоюзная".
Снег наконец-то стал дождем. На улицах оказывалось сложнее, уютнее. Город сжался, вокруг ангела словно замкнулось дождем пространство людей, машин, магазинов, заборов.
"Домой, надо домой. Я могу заболеть..."
*
/апрель 1998г./
Наступало оцепенение.
Звонил по телефону знакомым и говорил: скоpо меня убьют.
А... - отвечали знакомые.
Что делать?
Машеньке открыться боялся. Машенька ничего не поймет. Или боялся, что как раз Машенька-то и поймет?
Надо рассказать кому-то. Кому? Он остался совсем один. Нет, были и достаточно заинтересованные в его безбедном существовании на этой Земле люди, просто хорошие люди, обыкновенные, - такие люди любят потискать бездомных кошечек, вечером - краем глаза глянуть новомодный ужастик, ужаснуться и крепко уснуть, а утром проснуться, чтобы жить дальше. Эти обыкновенные люди до чертиков обожают жить дальше... Как рассказать о неминуемом таким людям. Они не поверят, а поверив, станут кудахтать и говорить глупости. Еще чего доброго - пожалеют. Ангел не любил, когда его жалели. Но не потому, что, мол, "жалость унижает", нет, у него про жалость была своя поговорка: жалость в карман не положишь.
Что мне толку с их жалости? Что они, купят мне билет на Мальту, где в тиши древних стен я смог бы предаться размышлениям о тщете всего сущего?
Или скажут: несерьезно все это.
"...Она показала мне револьвер - подарок Брюсова. Это был тот самый браунинг, из которого восемь лет тому назад Нина стреляла в Андрея Белого. В конце ноября... Надя Львова позвонила по телефону к Брюсову, прося тотчас приехать. Он сказал, что не может, занят. Тогда она позвонила к поэту Вадиму Шершеневичу: "Очень тоскливо, пойдемте в кинематограф". Шершеневич не мог пойти - у него были гости... Поздним вечером она застрелилась."
Вл.Ходасевич "Некрополь".
Поэтому никому звонить не надо.
И поpа завеpшаться.
В каждом сюжете необходима точка. Иногда такую точку пpиходится ставить вне текста.
Это ведь в сказках: можно свернуть истоpию, поставив многозначительное многоточие... мол, они ещё встpетятся и полюбят дpуг дpуга. В жизни многоточием не отделаешься.
Жизнь "откpытых финалов" не пpедусматpивает. Мы pасстаемся, хочется умеpеть, обоpвать сюжет... Что может быть пpоще - бpосить пеpсонажа под колеса поезда или дать ему погибнуть в случайной пеpестpелке, или пусть он застpелится сам, как пpосто... Это пpосто придумать. Куда сложнее самому полезть под поезд. Я бы мог написать так: "ангел шел по улице с закpытыми глазами, светофоp настойчиво мигал "желтым", а случайная легковушка, внезапно выскочившая из-за повоpота на, скажем, Россолимо, - нет, затоpмозить не успела..." И - все!
Понимаете?
Все!
После пришлось бы поговорить о возмездии, о воздаянии, о какой-то ещё подобной ерунде. Но зачем? Жизнь - проще. Она не знает случайностей. В наших мыслях будущее плавно перетекает в прошлое. Прошлому придумывается некая целительная сила. Тогда и только тогда - были и возмездия, и воздаяния. Воссоздается причинно-следственная связь деяний, поступков - все оказывается очень закономерно. Именно так, как и должно быть. Прошлое оправдывает будущее, в будущем - оправдываясь.
О, я бы мог убить себя, сославшись на некий свой долг перед собой, сославшись на высокую свою миссию в этом мире, сославшись, наконец, на элементарное чувство совести! Но - зачем? Что бы конкретно мне дало это пресловутое "чувство совести", мне - одному? Кто будет скалить зубы, насмехаясь над моими мучениями, кто ткнет палкой мне в спину с криком: получай, собака! Кто брезгливо отвернется, когда я, истекая кровью, стану униженно молить о пощаде?
Кто?
Пустота. Люди есть, но - разве они мне люди? Разве они хоть чем-то заслужили мою боль, мое унижение, мое раскаянье?
И "преступления", и "наказания" являются таковыми лишь для тех, кто уже совершил их. Совершаемое же преступление, как правило, творится логикой бессознательного и поэтому - в момент совершения - преступлением не является.
Что же до наказания, то если бы меня тогда вдруг сбила машина, я вряд ли смог бы оценить всю справедливость сгубившей меня кары. А наказание должно осознаваться совершившим преступление. Обязательно должен мучиться преступник, иначе всему его наказанию - грош цена. Случайным для преступника наказание быть не может.
Нет. Торопиться мне не надо.
И очень вероятно, - кто-то там, на небесах, порой думает так же (или это я "так же" думаю). Подобный вывод я делаю из того, что никакая машина меня на пустой площади не сбила.
Если бы я даже молил о подобной смерти; понимал, что такого не пpоизойдет, такое - не логично.
"...Надю хоронили на бедном Миусском кладбище, в холодный, метельный день. Народу собралось много. У открытой могилы, рука об руку, стояли родители Нади, приехавшие из Серпухова, старые, маленькие... Никто с ними не был знаком. Когда могилу засыпали, они, как были, под руку, стали обходить собравшихся. ...Благодарили. За что? Частица соучастия в брюсовском преступлении лежала на многих из нас, все видевших и ничего не сделавших, чтобы спасти Надю. Несчастные старики этого не знали."
Вл.Ходасевич. "Некрополь".