- О да! - : Женевьева быстро поднялась. - С меня вполне достаточно развлечений на сегодняшний день. - И она посмотрела в другой конец зала: Николас танцевал с Мадлен Бенуа, и было очевидно, что эти двое пребывают далеко отсюда: на некий райской планете. - Кроме того, не думаю, что при нынешних обстоятельствах Николасу доставит большое удовольствие посвятить вечер кузине.
- Как вы думаете, Элен, папа одобрит эту партию? - спросила Элиза, забыв о колкостях младшей сестры, поскольку эта семейная проблема в настоящий момент интересовала ее куда больше.
Элен горестно вздохнула и ответила:
- Николас просил меня осторожно намекнуть Виктору и посмотреть, как он прореагирует, понимаешь? Я попробовала, но муж, похоже, меня даже не услышал. Он часто не слышит того, что я говорю, - добавила Элен с самоуничижительной улыбкой.
- Да нет же, Виктор слушает вас! - возразила Женевьева. - Но если он не хочет отвечать, то делает вид, что не слушает.
Все знали, что это чистая правда, и невесело рассмеялись.
- У Николасе ничего своего нет? - спросила Элиза. - Я думала, что мать оставила ему свое состояние.
- Две тысячи пиастров, - со знанием дела сообщила Женевьева. - Когда Николас стал совершеннолетним, папа пригласил его в клуб и торжественно вручил наследство. - Она поджала губы. - Можете себе это представить! Бедный Николас понятия не имел, сколько там, по ему и в голову не пришло, что денег едва хватит только на покупку малюсенького клочка земли.
- Откуда ты знаешь? - спросила Элиза, не без зависти удивляясь тому, что Женевьева всегда была в курсе всего.
- Николас рассказал мне об этом в тот же вечер. Кузен был так подавлен тем, как обращался с ним папа, а я как раз не спала и сидела в саду, когда он вернулся.., вот он и излил мне душу. Так что Николас полностью зависит от папа: пока тот к нему хорошо относится, у кузена есть деньги, чтобы вести жизнь, подобающую креольскому джентльмену...
- Мадлен Бенуа - едва ли блестящая партия для Николаса, - заявила Элиза.
Все трое вздохнули, так как знали, что это означает... К несчастью, они не совсем понимали, что это будет означать. Ведь женщины не знали, что Виктор Латур решил связать нити своих неудач в один узел и, разрубив его одним махом, решить все проблемы.
***
Женевьева блаженно вытянулась на кровати, накрыла ноги простыней и вытянула руки над головой - Доминик искусно массировал ей спину, большие пальцы с силой вжимались рядом с позвонками, возвращая жизнь усталому телу. Женевьева постанывала от ни с чем не сравнимого удовольствия, а его ладони кругами скользили по спине и ягодицам, твердые подушечки пальцев энергично растирали поясницу. "Как это он умеет доставить телу такое наслаждение? рассеянно подумала она. - Наверняка для этого надо знать, где располагаются особо чувствительные точки".
- Кто такая Розмари? - Обрывок воспоминания, любопытство, которое она забыла в свое время удовлетворить, - и вопрос сам собой сорвался с се губ, естественный и невинный.
Руки замерли у нее на спине, и в наступившей мертвой тишине Женевьева вдруг ясно осознала, что не надо было задавать этот вопрос! Ах, зачем так некстати проснулось ее любопытство!
- Повтори-ка, пожалуйста, - попросил Доминик голосом, казалось, лишенным всякого выражения.
- Да нет, ничего, это я так... - пробормотала она, уткнувшись в подушку. Я ничего не имела в виду.
Пальцы пробежали по спине, Женевьева сделала попытку :перевернуться, но Доминик лишил ее возможности двигаться.
- Я не верю, моя дорогая Женевьева, что ты спросила об этом "просто так". Это не в твоих привычках. - Голос звучал почти ласково, но бил прямо по нервам. - Сделай одолжение, повтори свой вопрос. Хочу удостовериться, что правильно его понял.
Женевьеве не надо было даже смотреть на него, чтобы знать: бирюзовые глаза в этот момент блестят льдинками, а губы сомкнулись в тонкую напряженную линию. Страх и отчаяние стали обволакивать ее. - Зачем она спросила?! Доминик сочтет, что это новое вмешательство в его личную жизнь, но она вовсе не Лютела этого. Она и впрямь до последней минуты не вспоминала о той цветистой надписи в книге латинских стихов, просто она вдруг всплыла в памяти Женевьевы.
- Терпению моему приходит конец, - предупредил Доминик, и кожа у нее на голове словно съежилась в предчувствии опасности, а его теплые ладони плашмя легли ей на ягодицы.
- Дай мне встать, - попросила она. - Я повторю то, что сказала. Для этого совершенно не нужно запугивать меня и придавливать к постели.
Доминик коротко хохотнул, резко и неприятно:
- Ты бы лучше подумала о том, как дать удовлетворительное объяснение, назойливая девчонка, маленькая шпионка, сующая свой нос, куда не просят, или я от угроз перейду к делу. - Но все же отпустил ее.
Женевьева перевернулась и села. Хотя гнев его нисколько не остыл, теперь она чувствовала себя уже не такой уязвимой.
- Я не шпионила, - горячо запротестовала она. - Извини, что спросила. Я не думала, что тебя это расстроит.
- Так о чем ты спросила? - повторил он неумолимо.
Черт бы побрал этого типа! Почему у него такой неприятный и непредсказуемый характер? Никогда не знаешь, какая случайно брошенная фраза выведет его из себя и что он сделает.
- Я спросила, кто такая Розмари, - выговорила она наконец, глядя ему прямо в глаза. - И я не понимаю, почему этот вопрос так бесит тебя.
- А где ты слышала это имя? - продолжал он свое дознание, забыв о наготе: напрягшееся лицо выражало нешуточную угрозу.
Женевьева облизнула вдруг пересохшие губы:
- Там, на "Танцовщице", у тебя в каюте, я просматривала книги, замявшись, объяснила она. - Я не думала, что тебе это не понравится. Ты же не говорил, чтобы я их не трогала. - И беспомощно опустила плечи, но, поскольку Доминик не сделал ничего, чтобы приободрить ее, стоически продолжила:
- Среди них был том стихов Катулла. Это один из моих любимых поэтов. Неужели ей показалось, что в ледяных глазах мелькнул теплый огонек? - Я не удержалась и прочла. На первой странице надпись. Извини, если не должна была этого делать, но я не шпионила, честное слово не шпионила!
- Почему ты не спросила меня об этом раньше? К великому облегчению, Женевьева услышала в вопросе скорее любопытство, чем угрозу, и расслабилась.
- Я забыла, - честно призналась она. - До этой минуты я просто ни разу не вспомнила об этом. Подобие улыбки тронуло его губы.
- Может быть, ты в конце концов не так уж безнадежно настырна. - И тронул указательным пальцем кончик ее носа. - Я был немного резок. Прости - сделал поспешный вывод, основываясь на предыдущем опыте, ты ведь обожаешь совать нос в то, что тебя не касается?
Женевьева не знала, как ответить на его извинение, которое, в сущности, и извинением-то назвать было трудно. Отойдя от кровати, Доминик наливал вино в бокалы. Один вручил Женевьеве. Затем, так и не потрудившись одеться, достал сигару из кармана сюртука, зажег ее и некоторое время задумчиво курил.
- Розмари была моей женой, - сказал наконец Делакруа, словно сообщал информацию, не имеющую к нему ровным счетом никакого отношения.
У Женевьевы рот открылся от изумления, но она ничего не сказала, моля Бога, чтобы Доминик продолжал, ибо, если замолчит, она никогда не посмеет ничего больше спросить.
- Наш брак ни моя, ни ее семьи не одобряли. - Взгляд его был странно отсутствующим, словно Доминик пребывал в каком-то ином мире. - Мне было двадцать лет, и я был Делакруа. Ей - семнадцать, и она была американкой, дочерью купца. - Этого Женевьеве объяснять не требовалось: креольский аристократ и дочь американского судовладельца считались совершенно неподходящей парой. - Мы тайно бежали. - Губы Доминика искривила сардоническая насмешка, насмешка над собой. - Ни мне, ни ей не приходило в голову, что нельзя жить одной любовью. Моя семья лишила меня наследства, а отец Розмари заявил, что примет ее обратно только в том случае, если наш брак будет аннулирован.
Затаив дыхание, сгорая от сострадания и желания услышать, что было дальше, Женевьева неподвижно сидела на краю кровати. Доминик продолжил. Речь его была отрывистой, голос - лишенным всяких эмоций:
- Итак, имея на руках беременную жену и понимая, что надо чем-то зарабатывать на жизнь, я пустился в море. Учеником пирата Клода Турселя. Оказалось, что занятие это столь же увлекательное, сколь и прибыльное. Я уже возвращался домой, исполненный собственной важности, с полными карманами дукатов и кучей тончайших шелков для Розмари. Я предвкушал, как буду рассказывать ей о своих невероятных приключениях. - Слабый огонек вспыхнул в глазах Доминика - огонек презрения к себе. - Розмари скончалась за две недели до моего приезда, родив мертвого ребенка. Не желая обидеть меня, она не обратилась за помощью к своей семье, а к моей и подавно. Поэтому она умерла, не получив вовремя врачебной помощи, - роды принимала темная акушерка-самоучка.
Женевьеве хотелось взять Доминика за руку, прижать к груди его голову, потому что боль пробужденных воспоминаний душила этого сильного мужчину, испепеляла душу. Но она не была уверена, что Делакруа примет ее утешения. Возможно, сочтет еще одним вмешательством в его личную жизнь. Доминика так трудно понять, но одно Женевьева знала наверняка, - в этот момент она не имеет права сделать неверное движение, сказать неточное слово.
- Делакруа были бы более чем счастливы принять после неудачной любовной эскапады блудного сына назад, в свое стадо. - Боль, звучавшая в его голосе, жгла и ее. Женевьева дрожала, но по-прежнему не решалась произнести ни слова. - Однако я предпочел жизнь пирата сладкому лицемерию их уклада. И пока вы, Женевьева Латур, не ворвались в мою жизнь, в ней не было места так называемым женщинам из общества. Мои отношения с женщинами сводились лишь к удовлетворению взаимного физического влечения.
Женевьева наконец встала, подошла к нему и обняла с любовью, ничего не требующей взамен. Ей хотелось быть выше ростом и сильнее, чтобы Доминик мог спрятаться в ее нежных объятиях. Он, казалось, понял ее чувства и нашел в них утешение. Делакруа гладил приникшую к его груди золотистую головку, и напряжение медленно покидало его.
- Ты очень маленькая, фея, - тихо сказал он. - Но у тебя великодушное сердце. Я был с тобой далеко не добр, правда?
- Я иногда робею в твоем присутствии, - призналась она, тихо рассмеявшись. - Но, боюсь, я заслужила свою репутацию тем, что суюсь в самое пекло.
- На аукцион рабов, на вудуистские ритуальные действа, на нижнюю палубу пиратского судна... - перечислял он, и в его ласковом голосе слышалась добродушная насмешка. - Я никогда не встречал такой женщины, как ты, mon coeur, и это очень опасно для нас обоих.