- Оставь нас, - резко оборвал его Доминик, но совету последовал и налил в бокал бренди.
Женевьева, скривившись от отвращения, замотала головой:
- Не могу. Я и так ужасно себя чувствую.
- Не так ужасно, как почувствуешь себя утром, - с грубой прямотой пообещал Доминик. - Но зато впредь будешь поосторожнее с шампанским.
Слезы навернулись у нее на глаза, но Женевьева ничего не ответила, только осторожно опустила ноги в воду и тут же почувствовала невероятное облегчение.
- Можешь объяснить, что ты только что имела в виду? - Доминик говорил спокойно, словно предмет не представлял для него большого интереса. - Что ты имела в виду подо всем, через что ты прошла?
"Конечно, теперь можно рассказать ему всю идиотскую правду, - уныло подумала Женевьева. - Что в конце концов изменится по сравнению с тем, как Доминик уже относится ко мне после сегодняшнего?"
- Можешь смеяться надо мной, если хочешь. Кажется, это уже больше не имеет никакого значения, но выяснилось, что из меня получится никудышный шпион: какие-то вещи я никогда не могу сделать, несмотря на то что это самый лучший способ достичь цели. Авантюристка из меня явно не получилась - мне нужно было остаться в Новом Орлеане и выйти замуж за Николаса.
Доминик долго смотрел на нее: тонкая, склонившаяся вперед шея, вздрагивающие и вспыхивающие искорками в отблесках каминного огня локоны, маленькие руки, впившиеся в колени, нелепый контраст голых ног в тазу с роскошью бального платья и драгоценностей.
- Прошу прощения, Женевьева, но, наверное, я абсолютный тупица. Какие такие вещи ты не можешь делать?
Женевьева шмыгнула носом и поморщилась: голова у нее готова была вот-вот взорваться.
- Распутничать. - Слово это вырвалось у нее с каким-то злобным шипением. Что бы ты там ни думал, я не могу ложиться в постель с этими мужчинами. Я могу только притворяться, будто мне этого хочется.
На мгновение Доминику показалось, что земля повернулась вокруг своей оси, а затем медленно-медленно встала на место.
- Что же ты тогда делала во время этих свиданий?
- Играла в пике, - призналась Женевьева, разминая пальцы в теплой воде. Ставила на себя. Если бы проиграла, тогда... - Она пожала плечами. - Поэтому мне нужно во что бы то ни было выигрывать.
Доминик стоял как громом пораженный.
- Но эти четверо - самые лучшие в Вене игроки! Женевьева снова лишь пожала плечами. Несколько минут он в недоумении шагал по комнате, потом подошел, встал напротив, взял ее за подбородок и поднял голову. Женевьева вынуждена была встретить его взгляд.
- Ты говоришь правду?
- Ну вот, теперь ты обвиняешь меня во лжи! - Женевьева заплакала. Сначала я была распутницей, теперь - врунья.
- Я ни в чем тебя не обвиняю, фея, - осторожно сказал Доминик. - Просто хочу убедиться, что на сей раз все правильно понял. Ты добывала информацию, играя в карты и обещая партнерам себя в случае их победы? Так?
- В двух словах - да. Может, и не слишком хорошо продуманный план, но... Только теперь я поняла, что они обменялись информацией и, наверное, поняли, что я не та, за кого они меня принимали. Вот я и пыталась усыпить их подозрения сегодня вечером.
Доминик нахмурился:
- Но это не все, что ты сделала, Женевьева.
- Нет. - Она вздохнула. - Но ты так рассердил меня своими инсинуациями и придирками. Конечно, ты не знал, скольких нервов стоило мне все это, а я не могла довериться тебе, потому что ты сказал бы, что я проявляю дурацкую щепетильность...
- Что, черт возьми, заставило тебя так думать? - перебил Доминик, соображая, встряхнуть ли ее как следует, прежде чем обнять.
- Ну, ты ведь думал, что это такой простой план и что для меня было вполне естественно предложить его... Только, когда я говорила о нем, я не понимала еще... - Пальцы ее лежавших на коленях рук сцепились в какой-то немыслимый узел. - В тот момент мне казалось, что это все такая чепуха и.., и что это так вписывается в наше приключение. Ведь мы действительно лишь участники одного общего приключения, не то что уважаемые люди, и не принадлежим друг другу.
Доминик размышлял: сколько времени понадобится, чтобы убедить ее в том, что в их отношениях, быть может, есть и нечто другое - самое главное. Но Женевьева была так уверена в том, что говорила! Однако эту проблему он отложил на потом и вернулся к более насущной.
- Не понимаю, почему ты не доверяешь мне настолько, что не могла сказать: "Этого я делать не хочу"? - мягко спросил он. - Тебе пришлось выдержать такое нервное напряжение, намеренно заставляя меня думать совсем другое, в результате чего я не только не помог, но и усугубил твои проблемы. Сколького можно было бы избежать, если бы ты доверилась мне.
- Но откуда я могла знать, что ты поймешь? - Женевьева впервые за все это время посмотрела на него. - Ты принял мой план с такой готовностью, а, когда я возвращалась домой, вел себя так, словно ничего необычного не произошло...
- Было безумием с моей стороны то, что я согласился, - резко перебил Доминик. - Но ты выглядела такой, черт возьми, самоуверенной, знающей, что делаешь. Я считал, что не имею права тебе мешать. А кроме того, казалось, что у тебя так здорово все получается, ты приносила столько нужной информации. Будь я проклят, Женевьева, ты нарочно заставляла меня верить, что тебе все это очень нравится! Меня терзала самая постыдная, мучительная ревность. Женевьева Латур. Самое опустошающее чувство из всех. Я никогда прежде его не испытывал и не был готов к нему. А ты подливала масла в огонь.
- Ревность? - пробормотала удивленная Женевьева, вынимая ноги из таза. - У тебя? Ко мне? - Это было самое неожиданное открытие; на миг оно заслонило собой все ее телесные недуги и душевные раны.
- Именно! - горько усмехаясь над собой, подтвердил Доминик. - Ревность из-за флирта, в которые играл этот маленький фонтанчик женственности. Немедленно дай мне самую торжественную клятву, что никогда больше не будешь скрывать от меня ничего, что мне интересно и касается меня. - Бирюзовые глаза смотрели строго.
- Если бы ты сказал мне, что чувствуешь, я бы призналась, - не стала спорить Женевьева, решив, что, судя по всему, от нее больше не требуют взять всю вину за случившееся на себя. - Ты ничего не сделал для того, чтобы я сказала тебе правду, наоборот. - Наклонившись, она вытерла ноги полотенцем, которое оставил Сайлас. - У меня так болит голова, Доминик. Может быть, продолжим утром?
- Мне нужно твое твердое обещание. - Подхватив под мышки, Доминик поднял ее на ноги, и в этот момент раздался громкий стук бронзового молоточка о входную дверь, разнесшийся по всему дому. - Кого еще черт...
Отпустив Женевьеву, Доминик вышел и, перегнувшись через перила, посмотрел в вестибюль. Женевьева тихо подошла, встала рядом и тоже заглянула вниз. Сайлас уже спешил к двери, в которую продолжали стучать. А когда он открыл, месье Фуше бесцеремонно прошел мимо.
- Где месье Делакруа, приятель? Мне нужно немедленно переговорить с ним.
- Что за неотложное дело, Фуше? - нарочито беспечно прокричал сверху Доминик.
- А, Делакруа! - Посетитель приветственно поднял руку и, перескакивая через ступеньку, стал быстро подниматься по лестнице. - Простите за столь необычное появление. Мадам Делакруа, к вашим услугам, - несмотря на явную спешку, он галантно поклонился босоногой Женевьеве.
- Мы очень рады видеть вас, месье, - сказала она, отступая в открытую дверь спальни.
К ее удивлению, француз воспринял это как приглашение и вслед за ней вошел в неубранную комнату: чулки и туфли валялись на полу рядом с тазом и мокрым полотенцем. Женевьева беспомощно посмотрела на Доминика. Тот позвал Сайласа.
- Что случилось, Фуше? - прямо спросил он, протягивая нежданному гостю бренди, который чуть раньше налил для Женевьевы.
- Я.., э-э.., слышал.., э-э.., о кое-каких впечатляющих событиях на балу у Полански, - с необычным смущением произнес Фуше, - и счел, что мне не следует терять времени, поскольку ваше пребывание в Вене, очевидно, подходит к концу.
- Очевидно, - согласился Доминик со своей обычной сухой улыбочкой. - Не думаю, что нас теперь будут где-нибудь принимать.
- Конечно. - Фуше отпил глоток бренди и подождал, пока Сайлас унесет таз и соберет разбросанные вещи Женевьевы.
- Мадам пора в постель, - позволил себе, выходя из комнаты, заметить Сайлас и закрыл дверь с весьма решительным стуком.
"Фуше, похоже, нисколько не смутило то, что матрос с серьгой и "конским хвостиком" служит горничной у дамы, - подумала Женевьева, - ведь Фуше уже давно подозревает, что Делакруа - не совсем обычная супружеская пара".
- Сегодня никому из нас не придется спать, - сообщил Фуше, - если, конечно, мне удастся уговорить вас объединить паши усилия.
Женевьева, почувствовав, что ко всем ее несчастьям добавилось головокружение и возобновились тошнотворные позывы в желудке, снова села в кресло. Если бы не это, и у нее, как у Доминика, загорелись бы глаза и лицо стало бы настороженным. Но сегодня она выжата эмоционально и физически и к стыду своему готова в любой момент расплакаться, подпирая рукой раскалывающуюся голову. Только себя следовало ей винить в том, что выпила слишком много шампанского, и, конечно, она не могла не понимать, что в значительной мере именно из-за этого произошли бурные события сегодняшнего вечера. Но вынужденная пробежка по улицам и напряженный длительный разговор, в ходе которого ей пришлось выложить все правду и который, как она догадывалась, еще не закончен, лишили Женевьеву последних сил. На данный момент Наполеон Бонапарт был ей в высшей степени безразличен.
- Фуше, мы продолжим внизу, если, не возражаете, - предложил Доминик, снова открывая дверь. - Сайлас проводит вас в гостиную. Я немедленно присоединюсь к вам.