— Ничего, — Эрвин поморщился. Неужели он недостаточно напоил этого бугая?
— Я вижу, — взгляд Илии буравил Эрвина, — тебе повезло больше.
— Ты о чём? — Эрвин нахмурился.
— Я тут давно всё перерыл, — хмыкнул Илия.
«А этот парень вовсе не так глуп, каким прикидывается!» — подумал Эрвин.
— Что я, дурак, что ли, просто так тут торчать? — самодовольно произнес гвардеец.
— Ты прав, дружище: тут ничего нет, — Эрвин улыбнулся.
— Стой! Дай мне! — Илия вскинул огнестрел. — Что ты там сунул в карман? Давай, живо!
Эрвин смотрел на оружие, покачивавшееся в руках Кривоноса. Отдать единственную вещь, оставшуюся от деда, в чужие загребущие руки? Он вытащил часы из кармана.
— Ты про это? — Эрвин покачал часы на цепочке. — Они мои.
— Были твои, а станут мои. Кидай, — Илия набычился.
— Руки-то освободи. Не поймаешь — разобьются, — Эрвин старался казаться спокойным.
— Клади на пол, а сам отойди в сторону, — ответил гвардеец.
Ночной гость аккуратно положил часы на пол, встал и отошел.
— Вообще-то, я тебя пристрелить могу как вора, понял?
Илия, пьяно покачиваясь, приблизился к заветным часам. — И меня за это еще наградят!
— Я бы не стал так торопиться.
— Да ладно, шучу я! — сказал Илия, забирая часы. — В следующий раз, может, еще чего нароешь. Я не жадный.
Эрвин старался не выдать своих чувств. Дедовские часы — вещь, которую бабушка чудом смогла сберечь от ищеек охранки, — перекочевали в карман тупоголового гвардейца.
— Иди вперед давай! — прикрикнул Илия.
Эрвин двинулся между стеллажами, свернул в один проход, в другой. Гвардеец с трудом поспевал за ним. Около самого выхода из хранилища Эрвин притормозил и потянул тяжелую дверь на себя. Илия подошел ближе. Эрвин резко повернулся, выбил оружие из рук гвардейца, бросился на него и сбил с ног.
Вышнев не был маменькиным сынком, улица всегда была его вторым домом, а уличные стычки — одно из любимых развлечений. Илия не ожидал такого напора — он оказался намного слабее. Несмотря на внушительную комплекцию, жизнь его протекала вдали от пустырей и подворотен. Родители, зная, что их отпрыск трусоват, всячески оберегали любимое чадо от ненужного общения.
Эрвин придавил Илию к полу — от ярости он не контролировал себя. Тот захрипел, вытаращив глаза.
— Пусти, — прошептал он, — я покажу ключи. Ты же их ищешь?
Эрвин запустил руку в карман гвардейца, вытащил часы и размахнулся, чтобы врезать в лицо. Илия пугливо втянул голову в плечи.
— Это я спрятал ключи, специально! — всхлипнул он, дрожа.
Эрвин, тяжело дыша, остановился, встал, подобрал огнестрел.
— Подравнять бы твой нос под фамилию, гад! Ладно, иди показывай, — сквозь зубы процедил Эрвин, взяв Илию на прицел. — Только попробуй дернуться!
Гвардеец не обманул: в самом дальнем углу в полу оказался замаскированный тайник. Илия вытащил объемистый деревянный ящик, в котором действительно лежали ключи. От радости Эрвин чуть не выронил ружье. Сколько же тут ключей! И совсем древних, изъеденных ржавчиной, и вполне новых, маленьких, больших и даже почти игрушечных, как ключики от шкатулки.
Эрвин лихорадочно перебирал ключи. Илия стоял невдалеке и хлюпал носом, из которого сочилась кровь. Он был так напуган, что не смел даже пошевелиться. Гвардеец ждал указаний, словно щенок, которого за провинность наказал хозяин. Внезапно воодушевление, в котором пребывал Эрвин, сменилось заминкой. Как определить, какие из ключей принадлежали деду? Это же не магнит, к рукам не прилипнет. Илия, напряженно наблюдавший за приятелем, уловил перемену в его настроении.
— Нам говорили, ключ дверника никому не подчиняется, кроме самого дверника. Ты разве не знаешь? — спросил Илия.
Эрвин застыл. Почему он решил, что если найдет ключи деда, то откроет дверь в другой мир? Разве это возможно? Кривонос прав: ключ слушается лишь того, кому принадлежит. А что Эрвин возомнил о себе? Он не владелец ключа. Зачем только полез в хранилище?
Илия снова хлюпнул носом. Эрвин неприязненно покосился на него. Кого он слушает? Эту размазню? Так просто внук дверника не сдастся. Клочок бумаги, на котором Эрвин зарисовал форму замочной скважины и ширину двери в тайном убежище деда, уже в руках. Ничего, здесь найдутся подходящие образцы, он не уйдет налегке.
Парень расталкивал по карманам куртки подходящие по длине ключи, краем глаза следил за гвардейцем. Хорошо, что не наболтал лишнего Кривоносу. Эрвина и так три года разыскивают как уклониста. Родной дом стал чужим. Мало ему ищеек Высотомера, теперь прибавился еще один враг. То, что Кривонос будет мстить, ясно как драконий хвост.
— Сиди здесь до утра! — гаркнул Эрвин гвардейцу, пнул ногой злосчастный ящик, подобрал огнестрел Илии и двинулся вон из хранилища. — Вякнешь про меня, я в долгу не останусь, — припечатал напоследок.
На улице хозяйничала ночь. Прохладный ветер приятно освежал лицо. Удушающая вонь старого бункера осталась позади. Эрвин вдохнул полной грудью, бросил огнестрел в кусты и скрылся в ночной темноте. Войлочная обувь скрывала его шаги, но это не радовало. Эрвин знал: рано или поздно Илия донесет на него. И когда внука дверника найдут, ему определят место, которое он совсем не собирался занимать…
Глава 4. Волшебный цветок
Приступ паники, который предчувствовала Соня, начался незамедлительно после ухода Ларри. Она осталась одна. В первый день Соня ещё старалась держаться: изучила дом, перемерила вещи сестры Ларри перед небольшим старым зеркалом, подобрала себе цветастую широкую юбку и кофточку с длинным рукавом, осмелилась сходить к ручью, побродила в лесу недалеко от домика. Вниз по тропе, к Межгорью, идти не решилась, хотя к тропинке, которая вела к людям, ее тянуло с неодолимой силой. Верный Горыныч сопровождал Соню повсюду: ходил к ручью, топтался около дома, бродил по полянке.
Стремительно наступившая ночь расставила всё по своим местам. Соня почувствовала удушающие объятия страха. Заснуть не получалось почти до утра, ночные звуки и шорохи не давали сомкнуть глаз. Соня, в сущности, еще никогда не оставалась одна так надолго — рядом всегда были люди. Дома — бабушка и мама, в школе — одноклассники и море ребят. На улице, во дворе, в магазине — везде и всюду ее окружали люди. Это было естественно, просто и обыденно.
Сейчас, в лесной глуши, в домике на краю поляны, она была совершенно одна, если не считать зверя из ее детских сказок. И одиночество оказалось оглушительным и невыносимым. Теперь даже та первая ночь в незнакомой стране в лесу под открытым небом показалась счастливой, потому что рядом был Эрвин.
Промаявшись до рассвета, Соня к утру в изнеможении заснула. Потом целый день провела почти в бессознательном состоянии, чтобы следующую ночь встретить в таком же страхе и оцепенении. Лежа на неудобной тахте, без конца думая о доме, она прислушивалась к ночным звукам, доносившимся из леса, вставала, на цыпочках подкрадывалась к окну, с затаенным волнением оглядывала поляну, облегченно вздыхала, видя спящего около крыльца Горыныча, вновь укладывалась, опять прислушивалась, вставала — и так по кругу всю ночь.
Привычки быть одной не возникало. Успокоение приходило только от вездесущего Горыныча, который ночью частенько спал у порога, а днем, переваливаясь на толстых лапах, бродил за Соней в надежде получать какое-нибудь лакомство из ее рук. Когда Горыныч удалялся в лес по своим делам, Соня испытывала сильнейшую тревогу, переходящую в безмолвную истерику. И только возвращение дракона дарило покой измученному сердцу, как утренняя заря, неизменно и преданно взирающая на невольную гостью из чужого мира.
Эти бесконечные бессонные ночи стали для Сони настоящим мучением. И в одну из таких ночей, когда перевалило далеко за полночь, Соня, устав от постоянного недосыпа, крепко заснула.
Страшный сон, так долго поджидавший свою жертву, не замедлил явиться: снились всполохи огня, гортанные выкрики, погоня. Не замечая ничего вокруг, Соня мчалась от преследователей, кровь стучала у нее в висках, трава цеплялась за ноги, по лицу хлестали ветки, хотелось бежать быстрее, но страх лишал сил. Смертельная опасность, приближающаяся во сне, как наяву, заставила открыть глаза.
Соня рывком села на низком топчане, огляделась. Сердце бешено колотилось о ребра, будто она действительно только что неслась по лесу. Спать расхотелось. Соня встала, отдернула льняные занавески с цветочным узором, осторожно выглянула в окно. Никого нет, только темный силуэт Горыныча на краю поляны — милый, добрый дракоша, единственный друг в чужой стране.
Накинув ветровку, она вышла на крыльцо, поежилась, утренняя прохлада бодрила. Солнце приближалось к линии горизонта, свет пробивался сквозь ночную дымку, но ветер был еще свеж. Прохлада помогла выбросить страшные видения из головы.
От стука входной двери на краю поляны зашевелился Горыныч. Увидев девушку, встал на короткие лапы, с хрустом расправил крылья, вытянул свой толстый змеиный хвост. Соня неторопливо подошла к дракону, с интересом изучая его.
«Крылья как крылья. Что Эрвину не нравится? Я бы даже сказала, могучие крылья» — подумала она.
После нескольких дней общения Соня совсем перестала бояться дракона. Она внимательно осмотрела его крылья, провела по шершавой грубой поверхности рукой. Горыныч приосанился и — вжик! — выпустил на концах крыльев острые, как ножи, шипы. Девушка испуганно отдернула руку. Дракон убрал шипы, гордясь произведенным эффектом.