Элизабет уже была готова пожалеть о том, что так унизила себя, и прекратить эту игру, как вдруг Макс поцеловал ее в губы, осторожно приподнялся и принялся ласкать ее грудь. Его руки спускались все ниже и ниже… Каждая новая волна наслаждения от его ласк возносила ее выше прежней. Потом он придвинулся ближе и соединился с ней. Она увлекала его в омут страсти все глубже. Пальцы ее царапали его мускулистую спину. Она двигалась все быстрее.
Уткнувшись лицом ей в шею, он приглушенно и сладко застонал, отчего дрожь прошла у нее по позвоночнику.
Элизабет чувствовала, как сладостная истома разливается по ее телу. Ощущения были сильнее тех, что они испытывали давно, в безрассудной юности. Ей казалось, что у них с Максом одно дыхание на двоих, и от этого она чувствовала себя еще счастливее.
Она слабо вскрикнула. Макс поднял голову с ее плеча и приподнялся, опираясь на локти.
— Я слишком тяжелый, — сказал он, извиняясь, и попытался сменить положение, но она энергично замотала головой и еще крепче обвила его руками и ногами, желая удержать его подольше внутри. Потом улыбнулась, закрыла глаза и провела ногтями по его спине. Он зарычал от удовольствия, как насытившийся леопард.
Господи! Какое восхитительное ощущение! Она была изнурена до предела, но чувствовала себя так, словно в нее вдохнули новую жизнь. Элизабет казалось, что мышцы ее гудят, рассылая дрожь по всему телу.
— Холодно? — спросил он и слегка укусил ее за мочку уха.
— Жарко. — Она поцеловала его. Когда их губы разъединились; она слегка сжала бедра. Он снова почувствовал, что его затягивает в ее лоно.
Он спросил удивленным шепотом:
— Как ты это делаешь?
Хихикнув, она провела кончиком языка по его нижней губе. Возбуждение вспыхнуло в нем с новой силой…
Потом, когда они насытились друг другом, Макс шепнул ей на ухо комплимент, который при свете дня заставил бы ее покраснеть. А сейчас ей было невыразимо приятно чувствовать себя самой бесстыжей и сексуальной… единственной, способной свести его с ума в своих объятиях.
Тонкий луч солнца пробрался сквозь щель в шторах в комнату и разбудил Макса, на груди у которого мирно спала Лайза Джейн. Его затуманенный взор остановился на циферблате часов рядом с кроватью. Половина одиннадцатого. Два часа крепкого сна — это все же недостаточно, чтобы восстановить растраченные силы, но он не жаловался. Они занимались любовью по меньшей мере раз шесть за утро, и каждый следующий раз был восхитительнее прежнего. Ей пора вставать, но у него не хватало духу разбудить ее. Мысль о том, что ему придется отпустить Лайзу Джейн, была невыносима.
Он держал ее руку в своей. Ровное дыхание ласкало ему слух. Как долго он мечтал о том, чтобы просыпаться каждое утро рядом с Лайзой Джейн. Что-то сжалось у него в груди. Он провел рукой по ее плоскому животу. Трудно поверить, что здесь когда-то умещался ребенок, отцом которого мог быть он сам.
Макс снова ревновал Лайзу Джейн к своему лучшему другу, представляя, как Джон прикасался к ней, чувствовал, как шевелится в ней его ребенок. Одной ночи с Джонни было достаточно… Эта единственная ночь так круто изменила их жизнь.
Одна ночь может изменить всю жизнь. Макс чувствовал ладонью жар ее тела. А что, если им удалось зачать ребенка сегодня утром?
Тогда уж ей не отвертеться от свадьбы с ним! Ему вспомнилось, как слезы умиления наворачивались ей на глаза, когда она говорила о своих детях, как она, счастливо улыбаясь, качала на руках малыша в доме Маккензи. Она любила детей. Еще один ребенок сделает ее только счастливее.
Это было как раз то, что ей нужно. Что им нужно. Ему никогда не хотелось завести собственную семью, пока он не увидел Бруди. Тогда ему, Максу, стало жаль, что это не его сын.
Он улыбнулся, вспомнив, как обрадовался, что она не вытравила ту маленькую татуировку в виде розы.
Макс провел рукой по ее ребрам. Какая же она худая! С такой фигурой впору сниматься для модных журналов. Но как потеря в весе скажется на ее здоровье? Как это скажется на здоровье ребенка?
Макс окончательно проснулся. Кого он пытается обмануть? Разве ребенок разрешит все их проблемы? Лайза Джейн постепенно угасает, оплакивая своего мужа. Ей нужен Джонни, а не он, Макс. Как упорно она призывала его к молчанию в постели! Он просто играл роль ее мужа.
Она потянулась во сне и своим движением вновь пробудила в нем желание заняться любовью.
Опять разыгрывать из себя Джонни? Макс почувствовал облегчение, когда она перевернулась на спину. Сейчас в комнате достаточно света, чтобы она могла видеть его лицо. И если заняться любовью сейчас, то ей будет значительно труднее представить, будто она в объятиях своего мужа.
Зеленые глаза смотрели на него недоверчиво. Так и есть! Она сожалела о том, что вытворяла ночью, как и другие женщины, с которыми ему доводилось просыпаться в одной постели. Сожаление — непременный атрибут утра после ночи любви.
Они долго глядели друг на друга. Прядь темных волос упала на его лоб. В ней опять боролись два голоса. Один говорил, что она вознеслась до небес в его объятиях. А другой нашептывал, что это преступление — чувствовать себя такой безумно счастливой, когда ее уделом отныне считается глубокая печаль. Но Элизабет больше прислушивалась к первому голосу, чем ко второму.
Она провела пальцами по его взъерошенным волосам. Он поцеловал ее в запястье и спросил:
— Мы можем поговорить о том, что случилось?
— Мне бы не хотелось, — ответила она. — Пожалуйста, попытайся понять…
— Что я должен понять? — перебил он. — Ты хочешь совсем вычеркнуть случившееся из памяти?
— Нет. — Она помотала головой.
— Утреннее раскаяние?
— Нет, не то.
— Но сожаление написано у тебя на лице!
— Ты слишком пристально вглядываешься в мое лицо. Так может померещиться все что угодно.
Она чувствовала, что сейчас они поссорятся, но не собиралась ему подыгрывать и быстро переметнулась на другую сторону кровати. Подобрав с пола халат, Элизабет мгновенно накинула его.
Не оборачиваясь, она сделала глубокий вдох, чтобы успокоить нервы.
— Чашка кофе будет в самый раз. Я закажу себе?
Он пробормотал какое-то ругательство. Повернувшись на бок и сняв трубку, Макс уже заказывал завтрак, которым можно было бы накормить целый гарнизон.
Когда Макс положил трубку, она встала с кровати.
— А ты не очень сильна в этом деле, — небрежно бросил он.
Элизабет замерла на месте. Уж не ослышалась ли она? Обернувшись, она изумленно взглянула на него.
— В чем это я не слишком сильна?
— Да не кипятись ты. Я не о сексе. — Довольный, он ухмыльнулся. — В этом смысле ты выше всяких похвал.
Она не могла не улыбнуться от его слов.
— Ну, наконец-то я вижу улыбку на твоем лице. Успокойся, утро после ночи любви вовсе не так ужасно. Иди сюда, — добавил он и похлопал ладонью по постели. Элизабет не двигалась. — Я не кусаюсь.
— Я знаю.
— Тогда ложись рядом со мной.
Она села на край кровати, он коснулся ее руки.
— Ты просто восхитительна. Я знаю, ты была верной женой Джону.
— А у тебя была жена?
— Увлечения были. Одно даже длилось целых семь лет.
— И вы не поженились? — Элизабет изумилась.
— Нет. Ни я, ни она этого не хотели.
Элизабет не нашлась что сказать. Семь лет не шутка.
— Ну чего ты уставилась, как будто у меня две головы? — Он усмехнулся и потянул ее за руку. Элизабет улеглась рядом.
— Ты продолжаешь видеться с ней?
— Нет. Наши пути разошлись пять или шесть лет назад.
— Ты все еще любишь ее?
Он задумался.
— Да, я думаю о ней иногда и очень надеюсь, что она нашла свое счастье.
Точно так же она беспокоилась о Максе все эти годы.
— Ну и как ты думаешь, она действительно его нашла?
— Да, я в этом уверен. Она считала, что счастье или несчастье человека зависит только от него самого.
— С трудом представляю тебя рядом с женщиной-философом. Она случайно не была терапевтом?
— Нет. Свободный художник. Творческая личность. Занималась мультипликацией на одной большой студии.
Элизабет даже присвистнула от удивления.
— И ты не женился на такой женщине?
— Мы были больше друзьями, чем любовниками.
— Но счастливый брак основан на дружбе.
— Нет, секс должен играть немалую роль.
— Не обязательно. — Она поправилась: — Я имела в виду… отношения не исчерпываются сексуальной совместимостью.
— Только не для меня. Я доверяю естественным потребностям и собственной интуиции.
— Ты хочешь сказать, что, как у «естественного человека», у тебя нет никаких жизненных правил?
Макс повернулся к ней лицом и придвинулся так близко, что они оказались нос к носу. Тень озорства промелькнула в его синих глазах.
— Зато мне теперь есть что вспомнить, — рука его скользнула вниз по ее животу. — Столько захватывающих моментов. А ты что думаешь?
Она набрала побольше воздуху, медленно кивнула и выдохнула:
— Мне было хорошо. Это правда.
— Хорошо?! — Он откинулся назад и притворился ужасно расстроенным. — И это все?!
— Ну ладно. Здорово. — Она коснулась его щеки кончиками пальцев, улыбка слегка тронула ее губы. — Это все замечательно, и я не хочу, чтобы это закончилось, но…
— Просто скажи, что любишь меня.
Взяв его лицо в руки, она произнесла дрожащим голосом:
— Как я могу сказать, что люблю тебя, когда…
— Когда ты все еще любишь Джонни?
Она кивнула, на глаза ее навернулись слезы. Макс почувствовал, будто его ударили ножом в самое сердце, и закрыл глаза, не желая показывать ей свою боль. Когда он открыл глаза, она смотрела ему в лицо.
— Как ты думаешь, у меня еще есть шанс, чтобы ты…
Она положила пальцы ему на губы.
— Не торопись, Макс.
Он поцеловал ее пальцы и слегка улыбнулся:
— Спасибо.
Неужели он не понял?
— Я не сказала «да».
— Ты не сказала «нет», — ответил он и обнял ее.
Был уже почти полдень. Макс доедал свой завтрак. Элизабет сидела напротив него за стеклянным столиком и пила вторую чашку кофе. Оладьи лежали нетронутыми на тарелке. Элизабет съела всего лишь несколько долек апельсина и кусочек тоста.
— Ты собираешься есть бекон? — спросил он.
— А если нет — могу я надеяться, что получу свою одежду обратно?
Макс удивленно взглянул на нее, но тут же рассмеялся, вспомнив о своем обещании.
— Сделка есть сделка.
— Прекрасно, — сказала Элизабет без особого энтузиазма и наколола бекон на вилку с таким выражением лица, будто это был кусок ее собственного тела.
— Отдай его мне, не мучайся.
— Тогда я точно не увижу своей одежды до конца уик-энда. Нет уж, спасибо.
— Да получишь ты свои вещи обратно. Давай сюда эту чертову тарелку.
Она протянула ему остатки своего завтрака.
— Поразительный аппетит, ничего не скажешь.
Он взял тарелку и поставил ее поверх своей.
— Удивляюсь, как это ты не хочешь есть.
— У меня побаливает живот.
Хрустящий ломтик бекона был уже на расстоянии дюйма от его рта, как вдруг Макса осенило, и он спросил:
— Тебя случайно не тошнит?
— Нет, — усмехнулась она, уловив ход его мыслей.
— Ты уверена?
— Это было бы чудом. — Она снова отпила из чашки.
— Иногда может случиться совершенно невообразимое.
— Для тошноты по этой причине еще рано. — Она поставила чашку на блюдце. — Я и к кофе равнодушна. Просто привыкла к нему.
— А ты попробовала бы настоящей еды. И вообще: допустим, ты забеременела утром. Тебе что, наплевать на здоровье ребенка?
Она выпрямилась.
— Я никогда не стану подвергать опасности здоровье моего ребенка.
— Но зачем же рисковать собственным здоровьем?
— Я же не нарочно…
— Тогда съешь это. — Он протянул ей тарелку. — Докажи мне.
Она посмотрела на еду. Потом на него. Макс видел, что ей не по себе.
— Это смешно.
— Ну так рассмеши меня.
Она нервно хихикнула и взяла тарелку с завтраком.
— Я не буду есть весь завтрак, потому что просто не хочу.
— Четыре оладушка.
— Два.
— Три плюс одно яйцо.
— Они остыли.
— Три плюс…
— Два оладушка и немного фруктового компота.
Макс кивнул, и она принялась за еду. Макс надеялся, что она съест больше, но она съела ровно столько, сколько обещала.
— Как ты сейчас себя чувствуешь? — спросил он, когда она закончила.
Она защебетала с сияющей улыбкой:
— Потрясающе! Необыкновенно!
Его колкий взгляд ничуть ее не смутил. Она убрала салфетку с колен и положила рядом с пустой тарелкой.
Теперь Элизабет смотрела вызывающе. Настал час расплаты для Макса. Пора было вернуть ее вещи.