- И докажу, мадам.
***
Через месяц у него все было готово.
- Новый человек в замке, который втерся в доверие к королеве, пивовар из соседней деревни, делающий бочки с пустыми затычками, двойной агент во французском посольстве, что получает письма от Папы, - короче, вот весь механизм тайной переписки. Я уверен, шотландская королева себя выдаст. Остается ждать.
Ждать.
Хуже нет.
Господи, как мне было плохо! Все католические государства объединились в ее поддержку, обложили нас со всех сторон. Один Бог знает, как боялась я по ночам, бессонными часами, самыми страшными в моей жизни. Я не напрасно опасалась уязвимости наших западных рубежей: эти вероломные ирландцы, чтоб им заживо сгнить, впустили набранные в Испании папистские войска, и нам лишь ценою огромных усилий удалось отразить нападение.
В Шотландии Мариины французские дядья, Гизы, охмуряли ее сына, малолетнего короля Якова - сколько ему, почти двадцать? Не такой и малолетка, и Бог весть, долго ли еще можно полагаться на этого шотландского юнца. А тем временем по ту сторону Ла-Манша привычного дьявола Альбу сменил новый, злейший - единокровный брат Филиппа, ублюдок дон Хуан.
Бастард по рождению и по природе, кровавый ублюдок, как мы вскорости убедились. Нам пришлось послать одного из ближайших помощников Уолсингема, надежного Дэвисона, с золотом, чтобы ободрить и вместе с тем припугнуть добрых голландских бюргеров, стонущих под пятой испанца. Однако Мария ловко переманила его на свою сторону, как узнали мы из первого же перехваченного Уолсингемом письма. "Обнимаю Вас, - писала она, - и молю Бога приблизить день, когда смогу в качестве английской королевы приветствовать вас в Англии!"
- Измена! - кричали Уолсингем и Робин.
- Для суда мало, - убивались Бэкон и Берли. - Поскольку вы бездетны, она может подразумевать свое возможное право унаследовать ваш трон.
- Кит, вы - судейский! - взывала я к Хаттону. - Помогите мне!
Он покачал головой:
- Увы, теперь я только танцор Вашего Величества. Однако можно испросить мнение Коллегии.
- Так испросите!
Испросил. И все согласились с лордом-хранителем печати - "недостаточно измены".
В ту ночь я снова рыдала в оконной нише, выла на луну. Черт побери Марию, лопни ее глаза! Проклятье ее цветисто-уклончивым фразам, тому хитроумию, с которым она, желая меня свергнуть, никогда не высказывается напрямик!
Однако, если...
Если мы поймаем ее с поличным, уличим в заговоре против моей жизни, докажем, что ее перо обагрено моей кровью, - что тогда?
Я не смогу ее казнить.
Потому что я видела то, чего не видели другие, - Мария должна жить. Покуда она жива, можно не бояться Филиппа, он не станет свергать меня ради Марии, всей душой тяготеющей к враждебной ему Франции. Однако я не обольщалась касательно его чувств к Англии, понимала - он спит и видит нас покоренными.
Он прислал нового посла, дона Бернардино де Мендосу, известить о перемене в своем настроении. Я возненавидела его с первого взгляда - от пульсирующей жилки на виске до черных каблуков его кордовской кожи башмаков.
О, как намеренно холоден был его поклон!
- Ваше Светлейшее Величество, мой великий король просит меня приветствовать в вашем лице его любезнейшую младшую сестру.
Ха! Вот он теперь как, короткозадый пеликан!
- И доводит до вашего сведения два своих желания, в коих рассчитывает на ваше содействие. Он желал бы возвращения истинной римской веры по всему миру, и прежде всего - в его собственных владениях! А также требует, чтобы прекратились бесчинства ваших каперов на Испанском материке.
Я слушала его в аудиенц-зале и обмахивалась веером, дабы остудить расходившиеся нервы. Под корсажем, расшитым оправленными в серебро сапфирами и бирюзой, бешено колотилось сердце, под модным головным убором лихорадочно работал мозг.
В его собственных владениях - то есть в Нидерландах, которые все сильнее волнуются под его жестокой и отдаленной державой, и где ни Альба, ни дон Хуан, ни кто другой не может сдержать наступление Реформации.
Однако мои каперы?
- Кто нападает на испанские галионы, дон Мендоса, кто с моего ведома грабит сокровища вашего повелителя? Это джентльмены удачи, пираты, голодранцы, отребье! - подавшись вперед, выпалила я ему в лицо. Господи, как густо напомажены его волосы, воняет, словно папистским ладаном, на щуплой груди папистский крест в полфута длиной. Я постучала веером по инкрустированному каменьями распятию. - Мы не поддерживаем их, правда, Берли?
Берли сплел длинные пальцы, словно его возмутило самое предположение.
- Конечно не поддерживаем! - с жаром вскричал он. - Мы чтим международные законы и здесь, и в международных водах.
Я хихикнула про себя. Это верно, по крайней мере в отношении Берли, самого законопослушного из людей. Однако я уже некоторое время втайне от него приглядывала за своими купцами, мало того, запускала палец, если не руку, во все ими добытое. Когда Робин убедил меня вложить средства в этих энтузиастов из западных графств - Хоукинса и иже с ним, - я и не знала, какую получу выгоду. Но их набеги на корабли, везущие Филиппу добытое в Вест-Индии серебро, оказались вернейшим способом ослабить его и обогатить меня.
Однако я, разумеется, поддакивала Берли, ну, просто сама невинность.
- Нет, нет, мы ничего не знаем, - с праведным гневом уверяла я.
- Как Вашему Величеству угодно!
Само собой, Мендоса, уходивший шипя от ярости и распространяя вокруг запах желчи, мне не поверил. Но что ему было делать - назвать королеву Англии лгуньей? И вот поди ж ты, солги - кому бы в эту самую минуту войти в лондонские воды, как не этому разбойнику Фрэнсису Дрейку!
***
Дрейк! Знаю, когда станут описывать мое царствование, его назовут в числе моих величайших героев. А кто вспомнит моего доброго седобородого Сассекса и моего лорда-хранителя печати, толстого Ника Бэкона, тех, кто служил мне денно и нощно со дня моего восшествия, четверть столетия, и, к моей величайшей скорби, умерших той осенью? На меня наседали, чтобы я назначила преемника Бэкону, и, внимательно осмотревшись, я остановила выбор на верном сэре Джоне Пакеринге. Но Дрейк? Я его почти и не знала. Он был полезен, и все.
- Мадам, "Лань", "Лань"! "Золотая Лань" стоит в лондонском порту!
Лондон обезумел от радости, подмастерья улизнули с работы, женщины и дети, вельможи и купцы - все бежали в доки смотреть на героев, смотреть на чудо.
- Дрейк? После стольких лет? Черт возьми! - осадила я Робина, когда тот принес новость. - Его так долго не было, что я и позабыла про его существование!
Когда он покидал Англию, я еще и не видела свою последнюю любовь, монсеньера, и считала, что Робин мне верен...
Довольно! В том месяце предстояло справлять мой день рожденья. Дева снова восходила, Робин был со мной, я и без Дрейка считала это подарком.
Робин улыбнулся:
- Ваши слуги вас любят. Сойдя на берег, он первым делом спросил: "Как королева?" И он умоляет вас посетить его корабль и выбрать из добычи, чего ваша душа пожелает, - он говорит, что привез баснословные сокровища.
***
Баснословные? Вернее будет сказать, сказочные!
Когда я взошла на его кораблик, он преклонил колена, маленький, румяный, широкоплечий, с глазами, как далекий окоем. По обе стороны меня приветствовали открытые зевы сундуков с серебром, золотом и самоцветами. Я запрокинула голову и втянула соленый воздух.