- Бог защитит! Но о чем речь? Зачем тут стража?
- Ваше Величество помнит доктора Вильяма Парри, члена парламента?..
- Нет.., да.., что с ним?
Берли стиснул руки и шагнул вперед:
- Его задержали в личном саду вашей милости, он бродил с кинжалом и пистолью, клялся прострелить ваше сердце и посадить вашу голову на шест.
Я задохнулась от ужаса:
- Он, верно, безумен!
Уолсингем горько рассмеялся и покачал головой:
- Последние годы он много разъезжал по Европе, миледи. Безумен он или нет, но его подкупили.
- Подкупили? Кто?
Уолсингем пожал плечами:
- Франция - Испания - люди шотландской королевы - папские агенты... Его черные глаза сузились и заблестели. - Все они заодно, католики и предатели. Все ищут вашей смерти! Надо смотреть строже, надо сузить все дыры, через которые лезут эти крысы!
Вот так его и поймали.
***
Трокмортон.
Боже! При этом имени слезы наворачиваются на глаза. Помните Николаса, сэра Николаса Трокмортона, кто одним из первых оказал мне поддержку, еще при сестре Марии, кто был моим послом во Франции, потом в Шотландии, когда Мария еще сидела на троне и только-только влюбилась в Дарили?
Когда он умер, я поклялась быть матерью его сиротке, которую он назвал в мою честь, юной Бесс - она незадолго до этого прибыла к моему двору.
И подумать! - его ближайший родственник, сын его брата, поднял на меня руку, участвует в покушении на мою жизнь?
Взяли его очень просто. Из Рима пришла новая Папская булла с требованием меня убить:
"Как есть сия греховная женщина в Англии причина погибели многих миллионов душ, тот, кто избавит от нее мир, сослужит Богу верную службу и исполнит волю священной памяти Святого Отца Пия V..."
Священной? Святого?
- Все заговоры идут из Рима, - божился Уолсингем, - через Францию и Испанию. Надо просто следить за двумя их оплотами в нашей стране - следить и ждать.
И voila! Трокмортона заметили, когда он покидал французское посольство, и схватили дома, когда он пытался сжечь свои предательские бумаги. Уолсингем лично наблюдал за пыткой в присутствии Парламентского комитета, чтобы все было законно и гласно. Предатель клялся выдержать тысячу смертей, но не сказать и слова.
Но сказал все - под конец. Мрачную историю они услышали.
Тут были не мелкие проходимцы вроде Ридольфи, а большой заговор. Возглавляли его герцоги Гизы, Мариина французская родня, поистине родственные души! Они никогда не переставали заботиться о ней, не прекращали усилий вернуть ее сына, маленького Якова, в римскую веру. По плану один из них должен был высадиться на южном берегу, другой вторгнуться через Шотландию, третья колонна из пяти тысяч наемников двинулась бы через Ирландию, а тем временем католики восстали бы по всей Англии.
Меня ждало острие кинжала, Марию - мой трон.
- Зачинщик - не кто иной, как ваш враг Мендоса. - Уолсингем примчался мне доложить. - Вот как он соблюдает посольский нейтралитет!
Я в гневе стиснула зубы, к ярости добавилась боль.
- Отошлите его немедленно, вышвырните его вон! Только сначала обыщите его бумаги, узнайте, кто за это платил!
- Мадам, мы уже знаем это из уст Трокмортона! - возразил Уолсингем. Кто, как не Папа и не король Испанский?
Так предатель продал меня двум моим заклятым врагам - и все за Марию Шотландскую, старую римскую потаскуху! Слышали его жалобные причитания, когда его снимали с дыбы? "Я предал ту, что мне дороже всего в мире!" рыдал он. Он любил ее! Она была ему дороже меня, его королевы, законной монархини, матери страны! За свое предательство он умер медленной мучительной смертью. Как ни сжималось мое сердце, я пальцем не пошевелила, чтобы его спасти.
***
Но не все желали мне смерти. Когда в этом месяце двор перебирался на зиму из Гемптона в Уайтхолл, народ заполнил грязные, раскисшие дороги.
Я не могла сдержать слез при виде этих честных и верных английских лиц.
- Благослови вас Бог, добрые люди!
- Вас любят, мадам, - высказался ехавший рядом французский посол.
Я ехидно рассмеялась:
- По крайней мере некоторые, как видите!
Но как ни сжималось мое сердце от их любви или от ненависти Трокмортона, еще сильнее оно сжималось от злобы к Марии, я ненавидела ее всю, до самых ее накрашенных бровей. Ибо кому же писал Трокмортон, когда его взяли, как не его "почитаемой владычице королеве Марии II, истинной и законной католической королеве Англии"?
- Вот, мадам! - ликовал Уолсингем. - Теперь мы ее поймаем!
Нет, сказали судейские.
Верно, она писала ему.
Ее вычурные французские фразочки помогли ей снова упорхнуть из наших сетей.
И опять Уолсингему осталось только божиться:
- Она себя выдаст. Ждать, мадам, - только ждать.
Глава 7
Ждать.
Кох я это вынесу?
Но ведь и она ждала.