- Совсем одна?
- Надеюсь, так будет не всегда, - сказала Беттина, и в глазах у нее на мгновение зажглись искорки. - Мне очень нравится здесь. Хочу начать в этом месте новую жизнь.
Он с пониманием кивнул, но про себя поразился ее отваге. Так далеко уехать от знакомых и родных.
- Ваша семья осталась в Нью-Йорке, мисс... э-э... Беттина?
- Нет, родители у меня умерли, а больше никого нет.
Айво не в счет. Для нее его тоже нет.
- Скажите мне откровенно, и это останется между нами, зачем вы сделали это? Прошлой ночью.
Беттина посмотрела на него и на мгновение, только на мгновение, подумала, что ему можно доверять, но в ответ пожала плечами:
- Сама не знаю. Я стала думать... о муже... об ошибках, которые совершила... о ребенке. Разнервничалась, приняла аспирин, пошла прогуляться, и вдруг все навалилось на меня разом, хотя я сама не своя с того момента, как лишилась ребенка, ни о чем не хочется думать, все безразлично... - Она посмотрела на доктора и зарыдала. - Если бы я... если бы я не поехала в это турне, я бы не потеряла ребенка. Я чувствую себя так виновато, я...
Беттина вдруг поняла, что рассказывает ему то, в чем боялась признаться даже самой себе. Она непроизвольно потянулась к нему, а он утешал ее, нежно поддерживая ей голову.
- Все хорошо, Беттина, все хорошо... Вполне нормально так думать в вашем состоянии. Надеюсь, вам сообщили, что вы не доносили бы ребенка в любом случае. Некоторым детям просто не суждено родиться.
- А если бы она родилась? Тогда получается, что я убила ее? - горестно спросила Беттина.
Он покачал головой.
- Когда плод развивается нормально, вы можете делать что угодно - ходить на лыжах, бегать по лестнице, - и вы не потеряете ребенка. Поверьте мне, значит, так было суждено.
Беттина откинулась на подушку и тревожно посмотрела на него.
- Благодарю вас.
А потом, с неожиданным беспокойством, добавила:
- Теперь вы меня отдадите в руки психоаналитиков? И поместите к сумасшедшим из-за того, что случилось прошлой ночью?
Он улыбнулся и отрицательно покачал головой.
- Нет. Я хочу, чтобы вас осмотрел гинеколог. Надо удостовериться, что с вами все в порядке. И еще я хочу, чтобы вы остались тут на несколько дней, чтобы прийти в себя, отдохнуть, окрепнуть. Мы даже дадим вам снотворное, но принимать его вы будете под нашим контролем. А вообще вы у нас не первая, только обычно у наших пациенток есть или муж, или родные, к которым можно вернуться из больницы. Одной, конечно, очень тяжело.
Беттина неохотно кивнула. Он, кажется, понял, в чем дело.
- Мне бы хотелось еще поговорить с вами, - мягко сказал врач с добродушной улыбкой, - не возражаете?
Она опять медленно кивнула.
- Нет. Кстати, кто вы по специальности? Может быть, он психоаналитик и только играет с ней.
- Терапевт. Если вы останетесь в нашем городе, можете рассчитывать на помощь терапевта. И, если не будете против, на поддержку друга. - Он улыбнулся и протянул ей руку. - Я - Джон Филдз. Кстати, откуда у вас столько имен?
Она усмехнулась. Если он хочет быть ее врачом и другом, ему можно знать всю правду.
- Пирс - фамилия моего последнего мужа, Дэниелз - девичья фамилия, которую я намереваюсь вернуть, а Стюарт, - она лишь на долю секунды нерешительно запнулась, - фамилия первого мужа. Я дважды была замужем.
- Сколько вам лет, вы сказали? - с улыбкой спросил он, направившись к двери.
- Двадцать шесть.
- Неплохо, Беттина, совсем неплохо. Он помахал рукой на прощание и собрался уходить, но на пороге остановился и еще раз взглянул на нее.
- Уверен, что вы скоро поправитесь, - сказал он и улыбнулся так ободряюще, что Беттина поняла - все будет хорошо.
Глава 25
Как чувствуете себя, Беттина? - с улыбкой спросил Джон Филдз, входя в палату.
- Прекрасно, - улыбнулась в ответ Беттина. - Мне намного лучше.
Ночью она спала крепко, как дитя. Ее не мучили кошмары, не терзали призраки прошлого. Ей даже не понадобилось снотворное, она просто уткнулась в подушку и заснула. Жизнь в больнице отличалась удивительной простотой. Внимательные люди в белых халатах всегда были готовы прийти на помощь, отвлечь от тягостных воспоминаний, охранить покой. За весь год Беттина впервые чувствовала себя столь безмятежно. Поэтому, обратившись к симпатичному молодому доктору, она сказала:
- Мне не хотелось бы уходить отсюда.
- Почему? - озабоченно спросил Филдз. Он и так не допустил к Беттине психиатра, взяв это под свою ответственность. Однако он не думал, что у нее депрессия зашла так далеко.
Беттина смотрела на него, по-детски улыбаясь, но ее огромные зеленые глаза никак не могли сосредоточиться на чем-то одном: они блуждали. Нет, выглядела она вполне нормально, и все-таки Джон Филдз намеревался наблюдать за ней после выписки из больницы.
Беттина опять откинулась на подушку и тихо вздохнула.
- Почему не хочу выписываться? - Она попыталась остановить свой взгляд на докторе. - Потому что здесь все легко и просто. Я не хочу искать квартиру, работу, думать о деньгах, ходить в магазины, готовить. Не хочу говорить с адвокатом. Здесь мне не надо даже одеваться и делать макияж.
Незадолго до прихода врача она полчаса принимала ванну, и сейчас ее каштановые волосы украшала белая шелковая лента. Она была молода, мила и совсем не хотела думать о жизненных трудностях. В такие моменты Беттина выглядела не на двадцать шесть, а на шестнадцать.
- Ну вот вы и назвали причины, по которым некоторые пациенты предпочитают оставаться в психиатрических клиниках на долгие годы, а иногда и на всю жизнь. - И он продолжил уже спокойнее:
- Неужели вы этого хотите? Разве так уж трудно одеться или сходить в магазин?
Беттина испугалась, услыхав его слова, и поспешила отступить:
- Нет, нет, конечно нет. - И все же ей хотелось объяснить ему, что она имела в виду, чтобы он не считал ее сумасшедшей. - Я долгие годы была... - она замолчала, подыскивая нужные слова, а он тем временем внимательно смотрел на нее, - я долгие годы жила под давлением обстоятельств, была сильно загружена.
"Господи, может, я не докопался до главной причины ее срыва?" - подумал Джон. Он не сводил с нее глаз, размышляя, стоит ли выписывать ее так рано.
- Какое давление вы имеете в виду? - спокойно спросил он и, придвинув к кровати стул, сел рядом.
- Видите ли, - она опустила глаза, разглядывая свои руки, - я выступала настоящей домоправительницей, под моим началом были слуги, так продолжалось много лет. Мужья и отец последние пятнадцать лет составляли главный предмет моих забот.
- Пятнадцать лет? - удивился Филдз. - А ваша мать?