- Ты - замечательный друг. Но знаешь, что самое забавное?
- Что?
- Я вовсе не против рассчитывать отныне лишь на собственные силы. Иногда и правда становится страшновато, но даже это - приятное чувство.
- Беттина, - сказал он, честно глядя ей в глаза, - ты можешь смеяться надо мной, но мне кажется, что ты только-только стала взрослой.
- Так рано? - спросила она и расхохоталась.
Оливер, словно бокал с вином, поднял чашку с чаем.
- Это действительно рано. Я на девять лет старше тебя, но и то не уверен, что стал взрослым.
- Конечно, стал, не сомневайся. Ты ни от кого не зависишь. И никогда не зависел, не то, что я.
- У независимости тоже есть свои плохие стороны, - задумчиво произнес он, отвернувшись к окну. - Ты привыкаешь к заведенному порядку, ходишь в одни и те же места, делаешь одно и то же и начинаешь забывать о том, что на свете есть что-то другое.
- Почему?
- Нет времени. Во всяком случае, когда я решил стать журналистом номер один у себя в Лос-Анджелесе, времени ни на что другое просто не оставалось.
- А теперь ты - без пяти минут журналист номер один Нью-Йорка, добродушно заметила Беттина. - И что дальше?
- Да нет, все не так, Беттина. Знаешь, чего я хотел? Быть как Айво, стать издателем крупнейшей газеты в Нью-Йорке. И знаешь, что случилось? Мне вдруг стало на все наплевать. Я люблю свою работу, обожаю Нью-Йорк и впервые за сорок два года не задумываюсь о том, что будет завтра. Я просто наслаждаюсь жизнью - сегодня, сейчас.
- Я очень хорошо понимаю тебя, - улыбнулась Беттина и невольно, не отдавая себе отчета в том, что делает, потянулась через стол к Олли, и Олли потянулся к ней, и они долго, не переводя дыхания, целовались. Наконец, Беттина отстранилась и простодушно спросила:
- Как это произошло?
Она хотела все обратить в шутку, в пустяк, но он не воспринял ее беззаботный тон. У него в глазах появилось серьезное выражение.
- Мы долго к этому шли, Беттина. Не было смысла отрицать это, и Беттина кивнула:
- Наверно, ты прав. - Помолчав немного, она сбивчиво заговорила:
- Я думала... мне казалось, что мы... что мы останемся только друзьями.
Он обнял ее и сказал:
- Мы непременно останемся друзьями, но я давно хотел признаться вам кое в чем, миссис Дэниелз, да все никак не отваживался.
- В чем же, мистер Пакстон?
- В том, что я люблю тебя. Очень люблю.
- Ах, Олли, - она со вздохом уткнулась лицом в его грудь, но он приподнял пальцем ее подбородок и осторожно заставил посмотреть ему в глаза.
- Почему ты отворачиваешься, Беттина? Ты сердишься на меня? - допытывался он, мрачнея на глазах. Беттина помотала головой, но во взгляде у нее появилось разочарование.
- Нет, не сержусь. На что же мне сердиться? - сказала она, и голос ее становился все тише. - Я тоже люблю тебя. Но я раньше думала... между нами все было так просто...
- Тогда иначе и быть не могло. Ты была замужем. А теперь - нет.
Она кивнула, все еще обдумывая что-то, а потом честно посмотрела ему в глаза:
- Больше я никогда не выйду замуж, Олли. И хочу, чтобы ты меня правильно понял. - Она казалась страшно серьезной, говоря ему это. - Ты сможешь примириться с этим?
- Я постараюсь.
- Ты имеешь право жениться, потому что ни разу не был женат. У тебя есть право иметь жену и детей и все прочее, но я хлебнула чашу сию и больше не хочу.
- А чего же ты хочешь?
Он легонько обнимал ее и словно ласкал взглядом. Беттина задумалась лишь на секунду.
- Общения, привязанности, чтобы было с кем посмеяться, чтобы рядом был мужчина, который уважал бы меня, мою работу и любил бы моего сына...
Она замолчала, не сводя глаз с Оливера. Он первый нарушил молчание:
- Это не так уж много, Беттина. Она уютно пристроилась у его плеча, словно котенок у камина. Глаза ее блестели.
- А ты, Олли? Чего хочешь ты? - спросила она с приятной хрипотцой в голосе. Он, помедлив, ответил:
- Я хочу тебя, Беттина, - и, перестав гладить ее блестящие медные волосы, он начал неторопливо снимать с нее одежду. Он будто разматывал клубок, и она не сопротивлялась, пока не оказалась у него в спальне, на кровати обнаженная, поблескивающая атласной кремовой кожей, которую он гладил нежными, сильными руками. И, словно припев песни, какую она давно мечтала услышать, он повторял:
- Я хочу тебя, Беттина... любовь моя... Я хочу тебя...
И вдруг ее поглотило пламя давно позабытой страсти, а он тем временем умело, искусно возвращал ее тело к жизни. Она волновалась и вздымалась под его руками, стягивала с него одежду, и вот они слились, сгорая от ненасытного желания, задыхаясь от страсти. Наконец так внезапно вспыхнувший костер превратился в жаркие угольки, и они лежали в объятиях друг друга и улыбались.
- Ты счастлива? - спросил он с нежным светом в глазах, зная, что она принадлежит ему.
- Да, очень, - сказала она сонным шепотом, переплела его пальцы со своими и положила голову к нему на грудь. - Я люблю тебя, Олли.
То был нежнейший и тишайший шепот. Оливер закрыл глаза и улыбнулся.
Потом он осторожно привлек ее к себе, вновь стал искать губами ее губы, его тело и душа и все его существо вновь потянулись к ней.
- Олли... - тихо смеялась Беттина. Теперь это стало игрой, забавой, наслаждением - любить друг друга. - Я и не предполагала, что бывает так, сказала она, когда все закончилось, и состроила смешную рожицу.
- Как? - спросил он с такой же озорной улыбкой. - Весело и беззаботно? - и с этими словами он обнял ее и провел руками от ее плеч к ногам. - Когда вам в последний раз говорили, что ваша попка - самая красивая попка в нашем городке?
- Правда? - шаловливо улыбнулась Беттина. - Почему же мне об этом не сказали на премьере? - Она сделала вид, что огорчилась, а Оливер засмеялся и взъерошил ей волосы.
- Иди ко мне...
Руки его были нежны, несмотря на игривый тон.