- Дерьмо! У них был целый час! Позвони снова этим идиотам и скажи, чтобы они поспешили оторвать свои задницы от стула.
Флер перевела взгляд на Белинду, углубившуюся в журнал.
Мать хмурилась. Она ненавидела, когда рядом с Флер кто-то произносил ругательства.
- Я уже две катушки истратил на эти изумруды, - заявил фотограф. Если мы все равно простаиваем, может, сделаем перерыв?
Художник-постановщик кивнул:
- Да, а потом будем делать сапфиры в Галанос. Нэнси, как закончишь с Флер, покажи, что ты припасла на случай, если с платьем выйдет прокол.
Расстегивая нижние пуговицы на блузке. Флер встала и протопала по голому паркету студии, обходя гладильную доску Нэнси, в маленький закуток, чтобы переодеться в свою собственную кисейную рубаху с открытой шеей. Потом, отдав Нэнси блузку и изумруды, налила чашку кофе и подошла к Белинде, изучавшей рекламу в журнале.
Каждый раз, отмечая, как сильно изменилась Белинда, Флер радовалась. Никаких нервных жестов, спокойная, уверенная, похорошевшая. Такой Флер никогда не видела мать. Загар от уикэндов, проведенных в домике на побережье их огненных островов, придал ей небывало здоровый вид. Сегодня Белинда была одета в белую блузку от Гэтсби, юбку и темно-красные лайковые босоножки. Украшениями служили обручальное кольцо и тоненький золотой браслет на лодыжке.
- Посмотри, какая у нее кожа, Флер, - Белинда постучала ногтем по странице, - никаких пор. Боже мой, я чувствую себя совсем древней. Когда я вижу такие фото, то просто физически ощущаю, как мои сорок дышат в затылок. - Она вздохнула. - Я думаю, в следующем месяце мне надо недели две провести в "Золотой двери".
Флер наклонилась и повнимательнее посмотрела на фотографию, Реклама одной из самых дорогих косметических линий. Крупным планом снята экзотическая большеглазая брюнетка, задрапированная в красный атлас.
- Белинда, ты ее не знаешь?
- Нет, а разве должна?
- Это Ани Хольман.
- Имя ни о чем мне не говорит.
- Ты не помнишь? Месяца два назад мы с ней вместе работали.
Белинда по-прежнему не могла вспомнить.
- Мам, да Ани Хольман тринадцать лет.
Белинда тихо засмеялась.
- Неудивительно, что в этой стране любая женщина за тридцать чувствует себя не в своей тарелке. Мы соревнуемся с детьми.
Флер улыбнулась. Но потом подумала: интересно, а какие чувства испытывают женщины, глядя на ее фотографии? Неужели она зарабатывает свои восемьсот долларов в час, доставляя огорчения другим?
- Флер, телефон! Париж! - позвала Нэнси.
Флер, сразу забыв о рекламном журнале, кинулась к телефону:
- Алло, папа! - И повернулась спиной к Белинде.
- Ну как поживает моя Блестящая Девочка?
Она сморщила нос.
- Прекрасно. Не издевайся надо мной. Ты знаешь, как я ненавижу это прозвище.
- Извини, - сказал Алексей. - Не мог удержаться. Над тобой так приятно подтрунивать.
- Как ты меня нашел?
- Гретхен дала телефон. Я звоню, чтобы предупредить, дорогая. Дома тебя ждет сюрприз. Сегодня, когда вернешься, найдешь подарок на день рождения. Это маленькая гравюра. Девочка на ней напоминает мне тебя.
Флер нахмурилась.
- Ты же сам обещал вручить мне подарок. Ты не приедешь в Нью-Йорк?
- Да, я знаю. Я говорил. Но... Боюсь, у меня плохие новости.
Она понимала, о чем он. Почему же она была так уверена, что на этот раз ничего не произойдет?
- Значит, не приедешь?
- Извини, дорогая. Нечто непредвиденное... Может быть, в следующем месяце. Если бы ты смогла приехать в Париж - другое дело. Уж если так...
Флер перебирала пальцами телефонный шнур и пыталась говорить обычным тоном.
- Может, я и смогла бы. Я не работаю в понедельник, Может быть, я смогу прилететь на выходные.
- Но ты же знаешь, это невозможно. Я не хочу, чтобы ты шла против желания матери. Она совершенно ясно дала понять, что ты не поедешь в Париж.
- В следующем месяце мне исполнится девятнадцать. Я уже не ребенок.
- Я запрещаю тебе, дорогая. Пока твоя мама не даст разрешения, я тоже не разрешаю тебе навещать меня в Париже. Подождем моего приезда в Нью-Йорк.
- Но могут пройти месяцы. Это нечестно. Я не хочу... - Она остановилась, а потом более спокойно продолжила:
- Ты уже в третий раз отказываешься приехать, Алексей. - Флер знала, как ему не нравится, когда она называет его по имени. Но ей было плевать.
- Я понимаю, - сказал он с холодком в голосе. - Поверь, мне от этого еще больнее, чем тебе. Если бы твоя мать была разумной женщиной, она не ставила бы нас в подобное положение.
- Я поговорю с ней еще раз.
- Можешь попытаться, дорогая, но уверяю тебя, это бесполезно. Твоя мать очень упрямая, она использует тебя, чтобы досадить мне.
Флер ничего не сказала. Она терпеть не могла, когда Алексей критиковал Белинду.
- Скажи мне. Флер, как она? Пьет?
Флер провела пальцем ноги, высунувшимся из шлепанца, по ножке телефонного столика.
- Я ведь тебе уже говорила: она больше не пьет.