— Но официальный визит будет? — озабоченно спросил Андрей.
— Конечно-конечно. Будет и обыск, и ордер на обыск. Все будет. Обязательно. — И следователь пожал Андрею руку. — В самом ближайшем будущем. Я вас предупрежу, естественно.
Андрей ответил крепким рукопожатием:
— Я рад, что смог вам помочь. Для меня это очень важно.
— Для меня тоже, — подчеркнул следователь.
Ксюха в наушниках сидела у пульта, начиналась музыкальная передача. Ксюха бодро говорила в микрофон:
— Доброго времени суток, уважаемые радиослушатели! Вас приветствует ди-джей Ксения Комиссарова, которая— в течение ближайших четырех часов будет с вами! Не покидайте нашу волну! Не покидайте и оставайтесь с нами в течение всего вечера, потому что вечер обещает быть необыкновенным!
Катя сидела около радиоприемника, машинально крутя в руках упаковку лекарства, взятого в аптеке Кости, и слушала Ксюхин монолог:
— Вечер просто создан для любви, для романтики, для необыкновенных отношений! Я буду ставить сегодня самые лиричные, самые сентиментальные и самые замечательные песни о любви, потому что… потому что сегодня первый вечер любви у моей лучшей подруги, ура!
Зазвучал музыкальный проигрыш. Катя очень удивилась и пододвинулась поближе к радиоприемнику, добавляя громкость. А Ксюха не унималась:
— Сегодня моя лучшая подруга Маша встречается с любимым, ура! Я мысленно с тобой, Маша! Ой, Женька, не ревнуй! Я увлеклась! Я просто имела в виду, что сегодня для вас, дорогие Маша и Алеша, ровно в пять часов я поставлю самую лучшую мелодию, которую только смогу отыскать…
Катя усмехнулась нехорошей усмешкой:
— Ага, значит, ровно в пять часов! Спасибо, болтливая сорока Ксюша!
Ксюха и сама сообразила, что перегнула палку, и затараторила:
— Ох, простите меня, уважаемые радиослушатели! Кажется, я сболтнула лишнего! Но ведь не поделиться радостью за подругу я не могу! А с кем делиться, как не с лучшими друзьями! А лучшие друзья для меня — вы, слушатели радиостанции «Черноморская волна»! Только для вас сегодня — отличная музыка и восхитительная погода!
Маша заканчивала работу над куколкой, пришивая ей глазки-пуговки и разговаривая с ней:
— Алешенька, это воплощение твоей силы, твоего мужества. — Маша погладила морячка по голове.
Это — воплощение твоей мудрости. — И она надела на моряка фуражку. — Ты уйдешь в море, я буду тебя слышать, и ты будешь слышать меня. Здесь — вся моя любовь к тебе. Здесь — мое сердце. Ты будешь служить на «Верещагино», Алешенька, а я буду тебя верно ждать!
Маша сняла с пальца серебряное кольцо и надела на куколку, как пояс:
— Ты всегда будешь со мной, Алеша. Навеки.
И Маша крепко поцеловала куколку.
Костя подъехал к ресторану на автомобиле и резко затормозил у входа. На крыльце его поджидал подпрыгивающий от нетерпения Лева.
— Ты что, Костя, совсем сдурел? Я же не на свидание тебя позвал, опаздывать нельзя!
— Я все понимаю, Лева, но меня отец задержал… — оправдывался Костя.
— А-а, все от папочки зависишь, пацан! Ладно, базарить некогда, поехали! — Лева прыгнул в машину, в руках он держал сверток. — Ты все хорошо помнишь, Костя?
— Помню, помню, где тут забудешь!
— Мое дело — доставить посылочку для нашего мальчика в его одиночное Простоквашино, — пошутил Лева.
— Как ты, Лева, утомил своим плоским юмором! — отмахнулся Костя.
— Ладно, ладно. Сам ты не очень-то объемный. Итак, я доставляю посылку, ты едешь к изолятору. Стоишь у окон. Понятно?
— Что значит «ты едешь»? А ты со мной не едешь? — удивился Костя.
— Я отвечаю за другую часть плана, — покачал головой Лева.
Костя недовольно взглянул на него:
— Ага, а мне оставляешь самую рискованную… Чтобы машина отца засветилась.
Лева воздел руки к небу:
— О Боже! Какой ты… смелый, Костя! Машина отца! А то, что я приношу передачу в тюрьму и вот этими самыми пальчиками добровольно вношу в журнал посещений свою родную фамилию? Это, по-твоему, не риск?
Буравин развязывал галстук, освобождая шею. Полина с тревогой наблюдала за ним, не решаясь задать вопрос. Наконец она рискнула:
— Ну, как, Витя? Как все прошло? Удачно? Буравин с расстановкой произнес:
— Все. Прошло. Если можно считать удачным искусственное разделение работающей фирмы. Но — ничего не поделаешь. Я был готов. Все нормально, Полина.
Полина настаивала:
— Но ты расстроен. Я вижу. Случилось что-то непредвиденное?
— Да нет. «Верещагине» я отвоевал. Это, как говорится, был для меня вопрос чести. Пришлось, правда, уступить при разделе активов. Но не это главное… Меня очень обеспокоило психологическое состояние твоего бывшего мужа.
— В смысле?
— Мне он показался немного не в себе. Как будто он одержим, — попытался найти нужное слово Буравин.
— Почему ты назвал его одержимым? — не поняла Полина.
— Понимаешь, он вел себя странно, очень странно. Был возбужден. Сначала хотел взять свою долю деньгами, потом согласился на реальный дележ активов. Суетился, рвал бумаги, вел себя, как полубезумный… Я не понимаю до сих пор, хочет ли он работать на самом деле, — расписывал Буравин.
— Подожди, ничего не поняла. Борис был взволнован, это понятно…
— А, извини! Кажется, я тебя гружу не твоими проблемами. Извини еще раз. Мы сами разберемся, — махнул рукой Буравин.
— Нет, Витя, это не ваши проблемы. Это наши общие проблемы, — возразила Полина.
— Все равно. Решу их сам. Забудь, что я сказал.