— Романтик несчастный! Миллион роз он подарил! Миллион роз секонд хенд!
Смотритель, как они и договаривались с Марукиным, потребовал, чтобы его вызвали на допрос. Но охранник не спешил выполнять его просьбу.
— Зачем? — поинтересовался он.
— Не твоего ума дело! Ты передай следователю! — огрызнулся смотритель.
— Ничего не буду передавать, раз не говоришь! — заявил охранник и захлопнул окошко.
А следователь в это время беседовал с Марукиным.
— Что невесел, Григорий Тимофеевич?
— А что веселиться? Вот, с утра пораньше получил нагоняй от начальства. Из-за того, что я допустил такой скандал в своем кабинете. Расслабился, так сказать…
Марукин хмыкнул:
— Ничего себе расслабился… Я тоже поверил, что он полумертвый. Слабый был, идти не мог.
— Идти не мог, а бежать явно хотел, — задумчиво прищурился следователь.
— С чего вы это взяли? — Марукин поднял брови. Следователь объяснил:
— Чувствую. Его бросок стулом в стекло — это не жест отчаянья. Это рискованная попытка побега.
— Ну, маловероятно…
— Очень часто бывает, что маловероятные версии становятся единственно верными, — заметил следователь.
— Не дай Бог! Ну да вы во всем разберетесь, Григорий Тимофеевич. Он и пикнуть больше не успеет…
— Он-то не успеет. Но кое-кто успевает… Я вот еще о чем думаю, Юрий Аркадьевич. Не могу понять, кто с утра пораньше меня начальству заложил.
Марукин отвел взгляд, потому что знал, кто это сделал:
— Мало ли доброхотов… Может, Васька наш, охранник, и заложил… Выслужиться захотел, скотина!
— Скотина, это ты загнул, Юра. Во-первых, неизвестно, Василий им сказал или сами стелепатировали. Начальство же — оно, знаешь, всевидящее…
— Да-да-да-да-да… — Марукин с готовностью закивал.
— А во-вторых, даже если и он, это не повод для того, чтобы обзывать скотиной человека, — продолжал следователь.
Марукин почесал затылок:
— Да, я чего-то погорячился… Так переживаю же за вас, Григорий Тимофеевич!
— Не переживай. Цель близка. Осталось совсем немного — и я прижму смотрителя к стенке, да так, что он у этой стенки и останется.
— Вы про высшую меру, что ли? Следователь задумчиво произнес:
— Меру наказания будет определять суд. И я надеюсь, она будет суровой и справедливой, эта мера.
— Вы, Григорий Тимофеевич, закроете это дело с успехом. И начальство вас оценит. Звездочку лишнюю прицепит.
— Звездочки лишними не бывают, Юрий Аркадьевич. Но я не ради них стараюсь, — заметил следователь.
Марукин всплеснул руками:
— Так это же понятно! От такой нечисти честных людей ограждаем, защищаем… Это же понятно, что…
Следователь решил прекратить беседу:
— Ладно, Юрий Аркадьевич. Спасибо за сочувствие. Но мне чего-то не хочется с утра пораньше разговоры разговаривать. Дело делать надо.
— Все, растворяюсь… — Марукин поднялся и спиной попятился к двери. В дверь зашел охранник, на которого наскочил Марукин. Оба охнули и разошлись. Охранник обратился к следователю:
— Разрешите доложить, Григорий Тимофеевич?
— Слушаю, Василий.
— Смотритель готов все рассказать. Просит, чтоб его немедленно допросили.
Следователь внимательно пронаблюдал за реакцией Марукина, на лице которого отразилась крайняя степень изумления. Марукин был хорошим актером, ему многое удавалось.
Зинаида на чердаке собирала Алешин чемодан. Она швыряла вещи с таким настроем, словно вымещала на них старые обиды на всех мужчин на свете. Дело спорилось так, что когда Леша подошел к дому Никитенко, у двери, на пороге, его ждал собранный чемодан.
Расстроенный Леша громко постучал в дверь:
— Маша! Открой! Маша, ты обязательно должна меня выслушать!
Дверь открылась, и на пороге возникла Зинаида:
— Ты чего здесь расшумелся? — сурово спросила она.
— Зинаида Степановна, здравствуйте! Мне срочно нужна Маша!
— А ты ей не нужен, — холодно ответила Зинаида.
— Но почему?
Зинаида уперла руки в боки:
— Как будто ты сам не знаешь!
— Это вы ничего не знаете! И не надо кричать на меня, не разобравшись! — возмутился Леша.