- Вряд ли тебе придется этим заниматься, я что-то не заметила кур. Похоже, селение давно вымерло. Воду следует искать в колодце, насколько мне известно из литературы, а дрова хранят в сараях!
Действительно, руководствуясь литературным опытом, очень скоро Жан-Поль принес ведро воды и радостно сообщил:
- В чулане полно дров, значит, будет и тепло, ведь печь на вид вполне крепкая.
- Ты можешь проглотить лекарство и немного отдохнуть, пока я съезжу за едой, - сказал Жан-Поль, вдохновленный своими успехами в растопке печи. Он даже заслонку не забыл выдвинуть, помня о трагической истории четы Золя.
- Нет! - испуганно вскочила Виктория. - Не оставляй меня здесь одну! Я совершенно не голодна. Тебе нельзя уходить - они могут прийти опять!
- Я с нетерпением жду, когда ты мне все же объяснишь, от кого мне предстоит защищать свою даму... Честно говоря, эта шутка со взрывом не в стиле ревнивых поклонников. При всем моем уважении к темпераменту твоих фэнов, думается, здесь что-то другое.
- Не знаю, кто преследует нас, честное слово. Там, в Венеции это был Клиф Уорни. Он выкрал меня и увез в мешке прямо с бала... Под носом у гостей и пропавшего куда-то Шнайдера.
- Не подумал бы, что Уорни столь романтически настроен - похищение на балу! Восхитительно старомодно. Вероятно, он помешался от любви, узнав о твоей помолвке.
- Клиф - сумасшедший, это точно. Ты даже не представляешь, какую месть он задумал для... - Виктория чуть было не сказала: "для Антонии Браун", но вовремя спохватилась. - Он избрал жуткую месть, - она вздрогнула от гадливости, вспомнив обнаженного фавна, его покрытую струпьями голову и ядовитый укус. Пальцы сами коснулись шеи в том месте, куда прижимались его губы.
- Меня чудом спас один паренек... в общем, он мой давний друг. Но мне пришлось сбежать.
Жан-Поль примостился на стуле, против дивана, развернувшись так, чтобы помешивать в печи прогорающие поленья и одновременно наблюдать за девушкой. Ее речь переходила в сонное бормотание, веки тяжело опускались
- Я должна была уйти из его дома... потому что... Я люблю своего брата... Мы вместе купали блохастого щенка... - Виктория уснула, поджав колени и припав головой на подлокотник дивана.
"Милая, чудная, невероятная", - думал Жан-Поль, жадно вглядываясь в спящее лицо, стараясь запечатлеть в памяти эту фантастическую картину: тонущая в полумраке деревенская комната с пляшущими по углам тенями от горящего в печи пламени, громада старого деревянного шкафа, возвышающегося над диваном со спящей девушкой и замершие на стене ходики. Кукушкин домик с пучком засохших еловых веток, подсунутых под "крышу" и чугунными шишками вместо гирь. На темно-зеленых выгоревших обоях сохранились овальчики и квадраты от унесенных хозяевами фотографий. Жан-Поль поднялся, осторожно, стараясь не потревожить спящую, перетянул цепочку с шишкой и качнул маятник. Часы пошли, оставалось лишь поставить стрелки. Но их почему-то не оказалось.
Равномерное тиканье ходиков успокаивало, навевая воспоминания. Что за нелепый однобокий "роман"! "Та бабочка, которой невдомек о беге крови под атласной кожей..." Да, с этих пустяшных четверостиший все и началось там, у Динстлера. А может, раньше - ещё на Острове, когда шустрая длинноногая хохотушка сунула за шиворот серьезному естествоиспытателю маленькую древесную лягушку... Теперь Антонии принадлежат десятки стихов, да и все, что он сделал в науке. Все - ради нее. "Все для тебя. С тобою все в разлуке..." - начал он бормотать сонет, уже жужжавший в голове, и вдруг смущенный его двусмысленностью понял, что должен сейчас же рассказать спящей Тони то, о чем умолчали его письма.
...В университете Дюваль сразу попал в категорию преподавательских "любимчиков" - деликатный, застенчивый паренек явно не из породы подхалимов и сплетников. Это поняли довольно скоро и его однокурсники, смирившиеся с безучастностью Дюваля к "неформальным" проявлениям молодежной студенческой жизни. Правда, он занимался спортом и даже делал успехи в каратэ - но как-то незаметно, не кичась полученным черным поясом. Он отличался на диспутах и научных конференциях, не проникаясь гордыней. Похоже, у Дюваля начисто отсутствует тщеславие. Даже когда он ещё на третьем году обучения стал ассистентом Мейсона Хартли - светила мирового масштаба, об этом узнали очень немногие.
На студенческих тусовках Жан-Поль не блистал. Не игнорировал развлечений, но и не усердствовал в них. Вначале многие девушки "положили глаз" на воспитанного, застенчивого юношу, в облике и манере поведения которого проглядывались породистая доброжелательность и спокойная, без кичливости и бахвальства, уверенность в себе. Но дальше дружбы отношения с прекрасным полом у Дюваля не заходили.
"Невинен до противного! Так и хочется подпортить твою репутацию!" не раз делал заходы вокруг моральной устойчивости Жан-Поля его сосед по комнате Айви Шор, ведущий в университете полноценную мужскую жизнь. Настолько активно, что в списке его пассий уже числились все мало-мальски привлекательные особы. Айви взялся патронировать робкого Дюваля, поставляя ему симпатичных крошек из "личного гаража", но чем больше он усердствовал, тем более запирался в своей неприкосновенности Жан-Поль. Мечтательность юного ученого, крапающего по ночам длиннющие письма, наверняка эротического (по мнению Айви) содержания, грозила перейти в закомплексованность.
И тут появилась Сандра Уэлс. Собственно, она с самого начала маячила в поле зрения Дюваля в виде ассистентки на кафедре биофизики. Маячила основательно - такую трудно было не заметить: крепкая блондинка с белым пушком на сильных дочерна загоревших ногах, рассыпчатым шлемом прямых льняных волос и смеющимся, призывным ртом. Но Жан-Поль умудрился не заметить все это и даже после того, как Сандра, взявшая шефство над новичком, стала засиживаться с ним в опустевшей лаборатории. Он не замечал ничего, кроме пробирок с выращенной культурой вируса. Сандре просто повезло, что её культура произросла как-то необыкновенно бурно, что привело Жан-Поля в возвышенное настроение. Он позволил увезти себя в преподавательскую квартирку ассистентки Уэлс, находящуюся на территории университета и напоить горячим кофе с коньяком.
Видимо, коньяка в приготовленном Сандрой напитке было достаточно, чтобы скромник Дюваль, распоясавшись, стал читать стихи о любви, предназначавшиеся, конечно, другой. Какое это имеет значение, если другая за тридевять земель и скорее всего вообще придумана, а она, Сандра, здесь, живая, горячая, знающая толк не только в вирусологии. Ну что за прелесть был этот мальчик! Он и не подозревал, сколь очаровательна таящаяся в нем смесь пылкости и сдержанности, рыцарского самоотречения от плотских радостей ради далекого идеала и жадный, далеко не хладнокровный, интерес к жизни.
А в плотских радостях у юного поэта наверняка обнаружится необычайный талант. Сандру не проведешь - она знала, что такое настоящая мужская сексапильность. Иные прилипалы ни одной задницы не пропустят, чтобы не облапить с авансом: "Я тебе, крошка, такое покажу!" А на поверку - пустой звон. Целомудренная сдержанность Жан-Поля при яркой, мужественной красоте так и манила к разгадке: по-видимому, ему было что скрывать помимо научного и спортивного темперамента.
Сандра устроила в комнате непринужденный полумрак и включила тихую музыку. Классика, само собой разумеется, Шопен. Поставила на столик две рюмки, вазу с персиками и бутылку мексиканского вермута, обладавшего, как она убедилась, особыми свойствами.
- Мне что-то грустно сегодня. Эта удача с нашей вирусной культурой так окрылила меня... Но знаешь, в праздники чувствуешь себя особенно одинокой... Выпьем-ка за удачу Мейсона Хартли и его самоотверженных сподвижников! - она проследила, чтобы Жан-Поль осушил рюмку и протянула ему персик. - Спасибо, что заехал. Не люблю хандрить.
Он, конечно, как чуткий человек, сразу пришел на выручку, стараясь поднять дух опечаленной коллеги.
- Ты всегда заразительно весела, Сандра. От тебя исходит уверенность... сила, красота, - Жан-Поль покосился на клени Сандры. Она уобно расположилась в кресле, поджав ноги и позволив мини-юбке исчезнуть из поля зрения.
- Мейсон однажды сказал... У него там что-то не ладилось и он шепнул: это от того, что на мисс Уэлс сегодня одеты брюки. - Жан-Поль смущенно улыбнулся. - У нас вся лаборатория отдыхает взглядом на твоих ногах.
- Только на ногах? - притворно надулась Сандра, выпятив грудь. Как-то ещё в школе я получила титул "мисс Бюст". В шутку, конечно. У нас была достаточно пуританская школа. Что не мешало развиваться моим округлостям.
Сандра подперла ладонями подбородок и пристально посмотрела на Жан-Поля.
- Ты похож на какого-то известного поэта прошлых веков... Да, я не сильна в истории словесности, но помню портрет... Ну-ка распусти волосы!
- Ай, мне лень стричься, вот я и ношу "косу", - застеснялся Дюваль, но разязал шнурок. По плечам рассыпались густые шелковистые пряди и впрямь придавшие ему сходство с неким романтическим героем.
- Я поняла! Ты напоминаешь мне "Горца", - ну, этого героя телесериала, - обрадовалась Сандоа и попросила: - Прочти пожалуйста, ещё о любви. У тебя прекрасные стихи. Только сними очки - здесь и так темно.
Жан-Поль послушался, сунув окуляры в верхний кармашек клетчатой рубашки. Окружающее расплылось, утратив четкие очетаия реальности. Он припоминал свои стихи, отправленные Антонии, иногда сбиваясь, нащупывая в памяти нужную строчку. И видел перед собой внимательное прелестное лицо, манящие, совращающие глаза.
Сандра сама подошла к Жан-Полю, присела на подлокотник кресла и, сжав ладонями щеки, внимательно посмотрела в глаза, в глубине которых метнулась паника.
- Не надо меня бояться, - её ладони соскользнул вдоль шеи, обняли под рубашкой плечи. И в то же мгновение к губам Жан-Поля прильнули чуть горьковатые от вермута губы...
Последнее время Жан-Поль стал бояться этого момента, пытаясь представить, как необходимо себя вести с женщиной. Теоретически, конечно же, все было предельно ясо даже на уровне "высшего пилотажа" специальных порнушек. А вот на практике... - Ведь с ним будет Антония... Но все произошло само собой, на цветастом ковре Сандры, пахнущем её волосами, её телом, её чудесной, пушистой как кожура персика, кожей.
- Фу, глупости! Какая дребедень... - с отвращением сказл Жан-Поль, когда страсти утихли. Сандра, блаженно прильнувшая к его плечу, в едоумении привстала. А Жан-Поль захохотал, целуя в переливах смешливых захолов её грудь и живот. - Глупости я писал об этом. Лепет школьника, возомнившего себя професором... Больше не буду, не буду. Так не буду.
Он прижал к полу девушку, любуясь её новым лицом.
- Оказывается, после этого у женщины совсем другое лицо. И другое тело, другой запах и голос... Ну, скажи что-нибудь!
- Ты просто великолепен, мой малыш, - просипела басом Сандра и они захохотали, сжимая друг-друга в обьятиях, катаясь по полу и сшибая в углы застеснявшуюся мебель...
А потом коллеги должго были вместе, совмещая тесное профессиональное товарищество с увлеченными сексуальными разминками. Пару месяцевЖан-Поль не писал на Остров. А когда возобновил своезанятие, то все больше вспоминал про подопытных крыс и научные неурядицы. Не раз ему приходила в голову мысль, что жизнь, собственно, уже сложилась. Сюжет перевалил кульминацию и движется к счастливой развязке. Сандра рядом - это здорово! Но как жить без Антонии, с ощущением невосполнимой потери, неиспользованного, может быть самого главного шанса?..
Жан-Поль собрал свои поэтические опусы в толстую папку, перевязал её и заклеил поверху липкой лентой, словно боялся, что слова расползутся, как тараканы, или выпорхнут, как бабочки... Но настал такой день, когда он сам выпустил их на волю, нетерпеливо разорвав картон и погрузившись в перечитывание. На лестнице, ведущей из подвала препараторской в лабораторию, Жан-Поль натолкнулся на обнимающуюся пару: Мейсон Хартли, прижав к стене Сандру, целовал её обнаженную распахнувшейся блузкой грудь.
Вот здесь бы и надорваться нежной пожэтической душе, уйти в печаль, может быть, задматься о самоубийстве. Но Жан-Поль вздохнул с облегченим. Вначале, конечно, обиделся, затем с пониманием принял объяснения Сандры, толковавшей о современных зглядах на половое партнерство, а потом воспарил, вернув себе утраченую империю, в которой царила Антония.
Он снова увлекся стихами, горящими более плотским и жарким пламенем. "Любить тебя и не любить - мед "да" и "нет" вбреду метаться. И быть как-будто и не быть, и в том себе не признаваться. И потихоньку умирать. Таков мой путь к твоим наукам. Но крест - не крест, а благодать, когда любовно предан мукам!"
...Глядя в спящее лицо, он шепотом читал свои новые, крамольные стихи, словно принося последний, прощальный дар. "Вероятно, мы скоро простимся, Тони. Расстанемся навсегда. Я стану жить по-другому, стану свободней, сильнее. Возможно, даже постараюсь стать счастливым... Но все мои победы - маленькие, большие, настоящее и будущее принадлжит тебе. Да будет радосте путь твой, Тони..." Жан-Поль попраил куртку на плечах девушки, подкинул дрова и плотно закрыл дверцу печки. Машинально взглянув на слепой циферблат ходиков, он вышел из комнаты, стараясь не скрипеть половицами...
Проснувшись, Виктория увидела незнакомую комнату с закрытыми ставнями, сквозь щели в котторых пробиался свет пасмурного дня. Она лежала на узком, провалившемся диване, пахнущем пылью и плесенью, укрытая курткой, в соседстве с покрытой облупившейся известью, источающей тепло печью. А на стене деловито сновал маятник старых часов, изображающих кукушкин дом, но без стрелок на потрескавшемся циферблате.
Мгновенно вспомнив все случившееся, Виктория в ужасе села: сон, показаший ей майский день на Острове и прогулку на Шерри в волнующей компании Жан-Поля, оказался ложью, а жуткий бред с убийцами, взрывами удручающей реальностью. "Что же делать? Чтоже все-таки делать?" - Виктория попыталась собраться с мыслями и придумать хоть какой-то выход. Очевидно оджно - необходимо добраться до телефона, отправить SOS деду. Но как? Угнанный автомобиль и неведомые, отнюдь не сентиметальные враги не позволяли забыть об опасности, заставляя прятаться и от убийц и от представителей закона.
Какими же судьбами оказался рядом с ней в этой жуткой истории Жан-Поль? Как рассказать ему правду, не навредив Антонии, не запутать чужие секреты, связанные в один клубок незримой нитью?
Жар после аспирина спал, Виктория чувствовала себя лучше, но вместе с ясностью мыслей пришло и беспокойство. Этот заброшенный дом, полные неведения, отсутствие Жан-Поля... Время шло и становилось очевидно, что он не просто бродит по саду... Живо вообразив страшную картину, Виктория сжала на груди руки, с мольбой глядя в тот угол комнаты, где по православной традиции полагалось находиться иконе. "Только бы он вернулся, только бы остался жив!" - шептала она, обращаясь к старательным ходикам.
А в это время в придорожном магазине у ближайшего поселка бойкий молодой ччеловек с плохим итальянским закупал продукты для интимного пикника. Это сразу понял продавец, посоветовавший юноше взять бутылку "кьянти" и все необходимое для приготовления глинтвейна.
- Сегодня будет сильный дождь! - он говорил громко, усиленно жестиклируя. - Италия - горячая страна, когда двое вместе! - Старик подмигнул, выразительно сжав ладони.