Неделю назад мы проводили Диму.
Надо ли подробно описывать, как он прилетел, как мы встретились? Хотя, по справедливости, встреча была трогательная - мы оба жутко волновались. Димку поселили в кабинете отца. В первый же день я показала ему ближайшие окрестности - берег океана, дорожку, по которой по вечерам хожу, скамейку, где мы провожаем солнце. Хотела познакомить с Роналдом, но он, увы, в отъезде по поводу своих заводов, газет и прочих богатств. Я, конечно, небрежно сообщила Димке - мол, на этой вот скамье я обычно назначаю свидания одному знакомому миллионеру. Димка хмыкнул. По-моему, решил, что я вру.
После обеда Рут возила нас всех в ее любимый японский ресторан, где я, чуть не до смерти поразив Димку, ела сырую рыбу. Палочками! Так вот, после обеда мы с ним вдвоем прошли длинным прогулочным маршрутом, который я недавно освоила, - через поляну, что напротив кампуса, где специально для нас стояла на одной ноге какая-то птица, не то цапля, не то аист. Не то, на худой конец, журавль. Потом мы шли по тропинке вокруг заросшего озера, полного водоплавающей мелкоты, - к берегу океана. Там я всегда отдыхаю на камне у обрыва. Это очень красивое место - крутой обрыв, внизу океан, у самого края растет огромный всамделишный кактус. Димка сказал, что он просто потрясен... как я здорово хожу. Я-то, конечно, устала, но - noblesse oblige (франц.), старалась поменьше хромать. Потом он заявил, что у океана как-то необыкновенно много воздуха. Что поделаешь - художественная натура! И вообще я видела, что он от всего в восторге, начиная с полета. А потом - от аэропорта в Лос-Анджелесе, про который он говорит, что, попав туда, почувствовал, будто очутился в каком-то санатории в Крыму, где был однажды в глубоком детстве: красота, все сверкает белизной, веселые, загорелые люди в шортах, кругом тропические растения. А он, как чукча, в зимней куртке и меховой шапке...
- А тут, у вас! Вообще...
- Филиал рая, - подсказала я голосом учительницы. И добавила, что, если бы он побывал в горах, у моего знакомого миллионера, так совсем бы отпал. До потери пульса.
Я имела в виду, конечно же, Роналда (для друзей - Ронни), который как-то недавно пригласил нас с Мышей и Рут к себе в гости. У него в горах ранчо, но это только название. Имеется в виду деревенский дом, а на самом деле роскошная вилла, далеко внизу - океан, а вокруг - целое поместье, куда входит даже кусок горы с собственным водопадом, над которым парит, по-моему, собственный орел. Вокруг дома апельсиновые деревья, а по дорожкам туда-сюда бродят два ослика. Словом, идиллия. Или - Аркадия.
Все это я подробно, даже садистски описала Димке, не без расчета на то, что он наконец ревниво спросит: кем все же мне приходится этот Роналд? Но он почему-то не спросил, а продолжал озираться с идиотски-блаженной улыбкой. Когда мы вернулись, Димка рухнул на диван в Мышином кабинете и сразу заснул перегрузка впечатлениями плюс смена часовых поясов.
Время его пребывания у нас было заранее строжайше распланировано составлено schedule, расписание, над которым мы вдохновенно работали вместе с Мышей и Рут. За три недели Димка должен был увидеть максимум, и мы часто спорили, что важней - Диснейленд или, к примеру, Большой каньон. Я настояла на каньоне: все же Диснейленд - развлечение для не вышедших из детства или, напротив, для впавших в него, а Большой каньон, как ни крути, - одно из чудес света, и лично мне куда интересней. А значит, и Димке, уверена.
Еще мы решили съездить в общедоступный замок газетного магната Херста, посетить наконец знаменитый музей Гетти, где никто из нас еще не был. Впрочем, я-то не видела ни замка, ни каньона, ни музея со злосчастными "Ирисами", и Мыша, похоже, рвался все это показать, прежде всего, мне.
Меня смущало только одно: в нашем замечательном расписании как-то не находилось прорехи или хотя бы щелочки, чтобы мы с Димкой могли побыть вдвоем, но тонкая натура Рут небрежно как-то сказала, что, когда мы поедем к Херсту, они с Мышей оставят нас в мотеле на берегу океана, чтобы мы могли отдохнуть от впечатлений и прийти в себя, а им самим крайне необходимо съездить к каким-то друзьям, живущим неподалеку - Рут нужно обсудить с ними свою последнюю статью. Мыша тоже должен что-то такое там сделать. Я все оценила, потому что мне известно: статьи для обсуждения здесь принято посылать электронной почтой или факсом и так же получать ответы. Мыша, который сперва ничего не понял, начал было удивленно возражать, но внезапно осекся и замолчал, по-моему, Рут толкнула его под столом ногой.
Когда мы торжественно предъявили Димке наше гранд-расписание, ожидая, естественно, восторгов, он вдруг смутился и начал бормотать, что все это жутко интересно, спасибо, но - вот... Он обещал на работе вернуться к Новому году, а расписание из этого выбивается, так как рассчитано на три недели. То есть до шестого января. Я разозлилась и спросила: интересно, видел ли он дату на своем обратном билете. Он смутился еще больше и сказал, что не смотрел, он думал дата открытая, и можно тут забронировать место, он как раз хотел спросить...
- Спросить-то все можно, - сказала я сурово. - Только это такой специальный билет, который нельзя поменять или вернуть. Он бесплатный, а за новый придется платить полную стоимость. А это сумасшедшие деньги.
Димка совсем растерялся, а я испугалась, что наш благородный Мыша сейчас возникнет и объявит, что - какая ерунда, купим тебе новый билет на когда хочешь, а деньги - тьфу! Но Мыша у нас, слава Богу, уже настоящий американец и денег просто так, из-за непонятно чего, не бросает. Он промолчал. И тогда Димка заизвинялся - ничего страшного, наоборот, спасибо, он сможет больше тут увидеть... только ему надо обязательно позвонить в редакцию, чтобы предупредить. А это, наверное, очень дорого... хотя у него с собой есть деньги, он сходит на почту...
Ну, не дурак? Я великодушно сказала: ладно, может звонить отсюда, куда угодно и когда угодно. Некоторые, кстати, иногда посылают отсюда письма по электронной почте. Особо продвинутые.
В тот же вечер - в Питере было ни свет, ни заря- я набрала ему номер так называемой редакции, где в этот час быть не могло никого в принципе. Набрала и вышла. Говорил Димка недолго, жалел наши деньги. Вышел красный и расстроенный. Видимо, мадам устроила истерику. А мне стало неприлично весело, посмотрим еще, кто кому - мадам...
Следующим утром началось наше путешествие. Подробно - см. путеводители. А я скажу, что сперва мы на большом Мышином броневике - "крайслере" отправились в Лос-Анджелес. Дорога мне уже знакома до мелочей, и я, сидя рядом с Димкой на заднем сиденье, донимала его расспросами про Питер, про наших, про его жизнь, конечно. Про наших он рассказывал охотно и подробно, и тут я узнала, что Вовкина болезнь - не просто результат переутомления, а тяжелая депрессия. Бандиты застрелили его друга, и Вовка вообразил, будто виноват в этом, даже пытался отравиться. Вот гады, от меня все скрыли! Бедные мама и Аська. Мама - особенно, она всегда и во всем винит себя. Правда, Димка тут же сказал, что сейчас все уже в порядке, просто Вовка киснет, потому что не хочет идти на старую работу, а новой пока не нашел. Про маму он сообщил, что выглядит она как раз неплохо, а дед вообще молодец, Суворов! Задумал со своим Ореховым организовать в Луге какую-то фирму, не то как бы службу. Вроде, охранную. Там, в Луге, есть один мощный современный завод, дед его называет заводом будущего, потому что там по-настоящему работают и по-настоящему платят. А начальство - кто бы подумал? - не сует прибыль в собственный карман, а вкладывает в развитие производства. Короче, честное предприятие. Хоть и частное. Но наезды, конечно, есть, потому что денежки водятся. Вот дед с Ореховым и договорились с директором этого завода создать там нечто охранное и чтоб безо всяких криминальных личностей, только бывшие военные. Сослуживцы. А наш дед в качестве отставного полководца, обладающего какими-то невероятными организаторскими способностями, будет вместе с Ореховым, у которого есть данные по всем героям-отставникам, это возглавлять, набирать людей, разрабатывать стратегию и прочую тактику. Ничего себе? Все это дед рассказал Димке подробно, потому что хочет, чтобы Димка написал о любимом заводе статью. А то, мол, кругом, как взбесились, пишут только, что все рушится и гибнет, а это, мол, вранье, похожее на вредительство. Притом выгодное коммунистам. Димка обещал написать, но пока еще не знает, где печатать, собственная его газета удавится - не возьмет, главный редактор считает: если не разоблачать, а хвалить - это реклама, а за рекламу пускай плутят. Димка сказал, он все равно напишет и найдет вменяемую газету.
Еще он говорит, что недавно видел Филю, тот растолстел: рыжий безразмерный шар. И я расстроилась - с собакой мало гуляют.
Я все пыталась развернуть разговор в сторону личной жизни, Димка отшучивался - мол, какая там личная жизнь, в России этого не бывает. Там для многих предвыборная кампания и есть личная жизнь. Я тут же всполошилась:
- Как же ты уехал? У вас девятнадцатого судьбоносные выборы в Думу!
- А кто виноват? - возразил он сокрушенно. - Прислала билет на четырнадцатое. Что делать? Я понимаю - халява, но все же надо побыстрей выяснить, нельзя ли проголосовать где-нибудь здесь, в Калифорнии. Кровь с носу, а - проголосовать.
Так мы и проболтали всю дорогу до Лос-Анджелеса, не коснувшись ничего серьезного. И я-то радовалась, что просто вижу Димку и могу, как раньше, говорить, о чем попало, прикалываться, и мне легко и весело, а то - начинала вдруг злиться, что он не скажет хотя бы, что скучал по мне... Но, с другой-то стороны, мы не одни в машине... Я нарочно придвинулась к Димке совсем близко. Раньше в таких случаях он весь замирал... А теперь... тоже. Замолчал, напрягся. Значит, по-прежнему что-то чувствует. А я? А я... увы...Чувствую, что у него теплый бок - и только. Но все еще впереди, Билл же сказал, я нормальная женщина, а он врать не будет. Из Лос-Анджелеса, где Мыша оставил машину на стоянке в аэропорту, мы полетели в Лас-Вегас, город-праздник. Все там сверкает, как на вечной Новогодней елке, и взрослые превращаются в детей, которым хочется одного - играть. Они и играют. В казино, - что и требуется.
Я с разрешения Мыши проиграла сто долларов. Димка стоял рядом, "болел". У него на игру денег не было, а брать у меня он наотрез отказался.
Из Лас-Вегаса мы автобусом поехали через пустыню к каньону. Это грандиозное явление природы я описать не могу. И не буду - кишка тонка. Зато согласно своей ехидной натуре расскажу про одну - ну, ужасно утонченную - даму из нашего автобуса. Дама эта, как она с гордостью сообщила, прибыла из Сан-Луис-Обиспо. Городок, про который Мыша потом сказал, что это вроде нашего Урюпинска.
Так вот: нашей изысканной спутнице, даме из американского Урюпинска, ничто во время экскурсии не нравилось. Категорически. Лас-Вегас она приговорила: место для развлечения вульгарной толпы, в основном иностранцев, сплошь лишенных вкуса. Пустыня чересчур пуста, не на что смотреть. А Большой каньон... Нет, это слишком грубо, сплошные нагромождения и провалы, она предпочитает искусство. Вот "Ирисы" в музее Гетти - совсем другое дело. Рассчитано на людей с тонким вкусом!
Я не удержалась от реплики - мол, каньон - творение Бога, а искусство всего лишь копия. Дама смерила меня взглядом, убедилась, что я - лилипут, и отвернулась с видом оскорбленного верблюда. Потом Димка со вздохом отметил, что я здесь добрей и мягче не стала, и это печально... А Мыша напомнил - за "Ирисы" заплачено черт-те сколько, а путевка к каньону стоит всего ничего.
Но не буду тянуть время и перейду к главным событиям, то есть к тому, как в конце Димкиного у нас пребывания, прилежно посетив замок Херста, вызывающий законное чувство классовой ненависти, мы простились с Мышей и Рут. И остались вдвоем в маленьком красивом мотеле на берегу океана. Остались мы без машины, так что Рут заранее повозила нас по окрестностям и показала все кафе и рестораны, до которых мы можем добраться пешком. Утренние кофе и булочку дадут, сказала она, в нашем мотеле.
...Уехали они под вечер. Мы с Димкой стояли, смотрели вслед. И молчали. Потом так же молча вышли на берег. Здесь природа была другая, более суровая, чем у нас в Голете, - громадные сосны, камни, с океана дует холодный ветер. Варяжский гость тут бы немедленно спел, что, мол, о скалы грозные дробятся с ревом волны и т.д. Я прислонилась к Димке, и он, вздрогнув, обнял меня за плечи. Потом спросил: "Пойдем ужинать?" Голос у него был хриплый.
Я кивнула, он как будто обрадовался, заботливо сказал, что надо взять мою куртку. Мы пошли за этой курткой, Димка замолчал, и так, изредка обмениваясь какими-то пустыми фразами, мы добрались до ресторана. Я, честно говоря, приуныла - вот мы одни и - что?..
Это был китайский ресторан, Димка ничего не понимал в меню, - где уж ему? - но я, имеющая огромный опыт (раза три бывала), лихо заказала все нам обоим. За столом мы в основном беседовали о выборах в Думу - Димкину газету финансировал штаб правых сил, он все знал до тонкостей и с гордостью заявил, что коммунисты на этих выборах получили наконец по мордам. Когда эта тема исчерпалась, мы перешли к еде и обсудили, почему в Штатах так много всяких национальных ресторанов, а из чисто американских - одни погибельные Макдоналдсы да Кэрролсы - для разведения толстяков. В общем, старательно толкли воду в ступе.
Время от времени возникали паузы, чем дальше, тем длиннее, и я проклинала себя, что не могу, не смею заговорить о том, что для меня, да и для него, наверное, - самое главное: кто мы теперь друг для друга? И что будет дальше?
Впрочем, ответ на последний вопрос я намеревалась получить сегодня же.
На обратном пути мы зашли в крохотный магазинчик, взяли фруктов, кока-колы. Я безрассудно сказала, что надо бы купить бутылку вина. Димка отвел мою руку с кошельком, достал деньги и заплатил за все. Вино он выбрал сам розовое Калифорнийское. Мое любимое, запомнил.
Мы снова вышли на берег и, стоя на ветру, дождались, пока солнце традиционно опустилось в океан. Димка молча обнимал меня за плечи.
А потом мы сидели в моем номере, пили вино, и он говорил о том, какая я красивая, он уже забыл, что я такая красивая. Просто неправдоподобно. Или я так похорошела от красивой американской жизни? Тут он улыбнулся, но улыбка была грустная.
Мы допили вино, Димка старательно убрал со стола, выбросил бумажные тарелки, вымыл стаканы. И сказал:
- Ну... я пойду, Катька? Ты, наверно, жутко устала.
Я не ответила. И он, потоптавшись, все-таки вышел, медленно и аккуратно закрыв дверь.
Димкин номер был рядом с моим, так что через тонкую стену я слышала, как он вошел к себе, представляла - вот он снимает и вешает куртку. Потом двинул стулом. Сел. Встал. Ходит по комнате.
Я ждала. Прошло, наверное, минут пятнадцать. Он там все ходил. И вдруг приблизился к двери, открыл ее... Постоял и снова закрыл. Черт бы его побрал!
И тогда я пошла в душ, после чего надела новый прозрачный... не знаю, как это называется, мы с Рут, хохоча, купили его на распродаже. Нечто небесно-голубое, все в кружевах. Условное название - пеньюар, а может, наоборот, - ночная рубашка.
Из Димкиной комнаты теперь не доносилось ни звука. Я причесалась, подкрасила ресницы, провела пуховкой по горящим щекам. Чуть-чуть надушилась французскими духами - подарок Рут. Надела туфли на каблуках, которые привезла специально (вообще-то на каблуках больше пяти метров мне не пройти), накинула поверх пеньюара куртку.
Когда я постучалась к Димке, он мгновенно ответил:
- Войдите. Не заперто.
И я вошла.
Димка лежал на кровати. Одетый. Правда, без свитера, но в ботинках. Я села рядом и, как сто раз видела в разных американских фильмах, стала медленно расстегивать рубашку у него на груди. Под рубашкой оказалась белая майка. Что делать с ней, я не знала, в фильмах майки не предусмотрены. Тогда я просто обняла Димку и прижалась лицом к его груди. Я слышала, как бухает его сердце, и поцеловала то место, где оно колотилось. При этом, кроме волнения и сознания того, что нужно делать именно то, что я делаю, не чувствовала ничего. Совсем. Может быть, потому, что, несмотря на колотящееся сердце, чертов Димка лежал, как дохлая рыба на пляже. Тогда, разозлившись, я стащила через голову свой пеньюар и легла с ним рядом, для чего пришлось слегка пихнуть его в бок. Если он и сейчас не очнется, решила - пусть катится ко всем чертям, стал, небось, там со своей... этой... импотентом! Иссяк.
Я приподнялась на локте и со злостью крепко поцеловала его в губы.
И он, наша спящая красавица, вдруг ожил, задрожал, начал часто дышать, обнял меня, прижал к себе, гладил и целовал. Везде. Короче, случилось то, чего я добивалась. I did it. И все было именно так, как я это себе представляла. Я трезво, будто со стороны, наблюдала за происходящим.. И помнила, как надо вести себя самой. Это не всегда получалось, но в общем и целом... Только мне почему-то было ужасно неловко. Точно мне десять лет, мы с братом Вовкой занимаемся чем-то запретным, и сейчас войдут взрослые. Все-таки доктор Билл не прав, я еще не стала нормальной женщиной... На мгновение я представила себе, что со мной - не Димка, а... не важно, кто, хотя бы тот же Роналд. И все вдруг изменилось, внутри меня точно оттаяло что-то. Но тут Димка вздрогнул, застонал, и я сразу очнулась. Стало стыдно. Прежде всего перед Димкой. Я вскочила и, торопясь, натянула свой дурацкий пеньюар, а поверх него быстро надела куртку. Было невозможно, ужасно - рядом с ним - и в таком виде, без всего.
Димка тоже одевался, не глядя на меня. Потом мрачно сказал:
- Прости меня, ради Бога. Я не должен был...