Полковнику Крылову, воевавшему в "горячих точках", убивать приходилось. И не раз. Особенно в Афгане. Что ж, будет, в крайнем случае, на его совести еще одна жизнь. Врага. Врага настоящего, куда хуже и подлее тех духов, которых истреблял, не задумываясь о ценности человеческой жизни. Война есть война: или он - тебя, или ты - его. А внуку кровь на руках ни к чему. Ему жить.
Но это - в крайнем случае. Чтобы Владимир не стал убийцей, убивать самому вовсе не обязательно. Первая задача - найти. Найти... Потом будет видно можно сдать в милицию, хотя это вряд ли, поздно. Можно покалечить... Да просто запугать! Чтобы ублюдок, сменив фамилию, убрался и прятался до конца дней. И никто не найдет. Ну... а если не выйдет... тогда... Взять на себя.
Что ж, цель понятна. В общих чертах.
Так он и объяснил Андрею Орехову, сидя у того в доме, в Луге, свою просьбу найти Григория по военкоматским каналам. Вне всяких сомнений: по возрасту тот еще не снят с учета, и, значит, место его нахождения можно определить.
- Не пудри мозги, батя, - помолчав, сказал тогда Андрей, - себе самому не пудри. "Избить. Запугать". Найдем гада. И замочим.
- А вот это уж будет мое дело. Исключительно, - отрезал Александр Дмитриевич, - мое. И решать, что делать, и по обстановке ... делать. По делу брать никого не намерен.
- Не намерен, так не намерен, - согласился Орехов, знавший характер своего командира. А сам подумал, что там видно будет, сперва надо найти. И найдем.
Нашел. К тому дождливому воскресенью, когда Катя сидела дома одна, потому что любознательный дед уехал на экскурсию в Новгород, мать была на даче, а Димка куда-то делся, Александр Дмитриевич знал о Григории Слизневе все. Все, что нужно. Знал, что, изувечив Катюшку, ублюдок сбежал к себе в Вологодскую область, а оттуда - под Архангельск, где занялся бизнесом. Бизнес заключался в том, что Григорий с двумя дружками покупали на умирающем заводе пиломатериалов доски, шпон и брус, покупали, дураку ясно, за наличные, у начальника цеха, продававшего готовую продукцию как брак, по дешевке. Потом везли в Москву и сбывали застройщикам. Дач в Подмосковье строилось до беса, товар разбирали с ходу. Дело было прибыльное, но в конце концов партнеры обвинили Григория в том, что тот присвоил общие деньги. Чего от такого гада и следовало ожидать. На какое-то время он исчез, то есть нигде не вставал на воинский учет, а потом объявился в Костромской области, в школе-интернате для слепых детей. Устроился не кем попало, а в качестве заместителя директора по хозяйственной части. Там все было штатно: Григорий прописался, уладил дела в военкомате, говорили даже, собирался будто жениться на местной. И вдруг - пожар в школе. Ночью, когда детишки спали, Григорий был у своей бабы, а дежурная нянька, говорили, ушла к подруге смотреть по телевизору эротическое шоу. Здание было старое, деревянное, запылало, как костер из сушняка. Слепые дети метались в огне, кричали, пока во флигеле не проснулся пьяный сторож. В результате сгорели двенадцать детей, почти вся младшая группа. Остальные с ожогами были отправлены в больницу. А от здания остались одни головешки, все пропало в огне, включая финансовую документацию.
Конечно, были комиссии, прокуратура завела дело. Но, как у нас водится, до причин докопаться не удалось. Директора уволили без права работать в детских учреждениях, Григорий остался без места. Но чистый. И уехал, даже не простившись с невестой. От нее потом работники местного военкомата и получили сведения, что не иначе, этот ее ухажер со своим директором, ворюги чертовы, и подожгли дом, поскольку через две недели должен был прибыть из Костромы аудитор. А Гришка и вообще грязный тип - старшие девочки жаловались: приставал. На вопрос военкома, как же эта женщина собиралась выйти замуж за такого нехорошего человека, та с вызовом ответила, что любовь зла, одинокая бабья доля - сами знаете, особенно в сельской местности. Ни дров заготовить, ни огород вскопать. К тому же она надеялась, что, став семейным, Григорий остепенится. Под ее влиянием.
На данный конкретный момент обнаружить его удалось в Великом Новгороде, где он жил вполне легально, успешно работал на строительстве дач для "новых русских", для себя недавно приобрел на окраине недостроенный дом, в нем и обосновался, в первом этаже, а сам потихоньку превращал дом в особняк, не хуже, чем "у людей". Средства были, руки - тоже, дом намечался трехэтажный. Но работа шла медленно, - целыми днями, включая выходные, Григорий вкалывал на заказчиков, заколачивал деньгу, на себя - только вечерами. Говорили, выпивает. Но в меру. И всегда в одиночку - друзей не заводит. Адрес в военкомате, само собой, известен.
Всю эту разведработу по выяснению перемещений и обстоятельств жизни ублюдка спокойно и деловито, не привлекая лишнего внимания, и проделал Андрей Орехов. И в один прекрасный день выдал своему командиру подробную информацию. На Андреевом "запорожце" с ручным управлением они съездили в Новгород на рекогносцировку. Установили местоположение дома, посмотрели издали на хозяина, что-то строгавшего вечером во дворе.
Увидев объект в бинокль, Александр Дмитриевич по тому, как перехватило горло, сразу понял - Гришка! И ощутил такую ненависть, что, был бы сейчас один, вошел бы на участок и зарубил гада тем топором, что валялся поодаль. Андрей, сразу почувствовавший состояние командира, увез его прочь от проклятого места, приговаривая, что надо в любом случае спокойно, без нервов обсудить все варианты действий и только тогда выбрать оптимальный.
Но полковник в отставке Крылов обсуждать какие-то варианты был уже не способен. Катькин дневник, как было написано в какой-то книге, стучался в его сердце, не давая ни спать, ни есть, ни работать. Эта мразь погубила, по сути, всю семью полковника, - ведь ясно же, что Оля, жена, умерла, потому что знала - внучка, которую она обожала больше всех на свете, не выживет после падения из окна. А и выживет - будет умственно неполноценной. Дурочкой. Ясно и почему Вовка остался без высшего образования и живет абы как. Про страшную Катюшкину судьбу и говорить нечего, сколько бы операций ей ни делали, той раны, что в душе, - не залечишь. Калека на всю жизнь. А убийца, да, убийца! - живехонек. Пакостит землю. Даже слепых детишек угробил.
Александр Дмитриевич, конечно, всесторонне обдумал, и не раз, все возможности наказать ублюдка законным способом. Он, в отличие от многих в наше время, верил в законную власть. Но пришел к единственно верному выводу, что в этом как раз случае власть, что бы ни делала, просто не справится. Если уж никто не сумел найти причины пожара в интернате, хотя там-то вроде все было ясно, расследовать давнишнюю историю с Катериной и вовсе бесперспективно. В милицию должны были заявить пять лет назад доктора, оказавшие девочке первую помощь. Но, видно, не до милиции им тогда было: ребенок умирал, спасли - на том и спасибо. Что ж... Заявлять на Гришку - дело пустое. Но и жить, ничего не делая, не получится. Тем более, Вовка. Этот рано или поздно доберется. Может, это будет уже через неделю, может, завтра... Парень сам не свой ходит.
Ничего не сказав Андрею - увяжется, - Александр Дмитриевич купил в первом попавшемся туристическом агентстве путевку в Новгород. И уехал, дезинформировав Катюшку насчет какой-то льготной ветеранской поездки.
В Новгород прибыли автобусом после обеда, разместились в гостинице "Турист", где ему, отставному полковнику при параде да со звездой Героя, дали одноместный номер. После короткой обзорной экскурсии и ужина ветеран простился с группой, состоявшей в основном из молодежи, сказал, что идет спать.
Спутникам старик был до фонаря, торопились на дискотеку, тут же, в гостинице. Александр Дмитриевич, полчаса передохнув, не спеша переоделся в спортивный костюм, кроссовки, натянул на лоб черную "чеченскую" шапочку и незаметно вышел из гостиницы. В кармане лежал пистолет и веревка с петлей на конце. Никто его в вестибюле не встретил, а и встретил бы, не узнал - в спортивной одежде, сухой, поджарый, мускулистый, он выглядел лет на десять моложе. И двигался иначе - днем вышагивал важно, грудь вперед, подволакивая ноги и шурша об асфальт подошвами тяжелых (нарочно надел) ботинок. Сейчас шел, чуть пригнувшись, быстро, почти бесшумно - как когда-то в разведку ходил с ребятами.
Возле Гришкиного дома он оказался в двадцать один ноль-ноль, пройдя через город пустырями и проулками - весь путь заранее наметил досконально, когда разрабатывал план операции. Уже почти стемнело. Дождь, моросивший весь день, приутих. Дом стоял без огней, только тусклый свет фонаря падал с дороги.
Александр Дмитриевич рассчитал точно - гад исправно трудился, надстраивая третий этаж. Одна стена была уже обшита досками, и теперь Григорий, стоя наверху, обтесывал что-то топориком. Александр Дмитриевич открыл калитку и вошел на участок. Григорий тотчас его заметил, окликнул:
- Кто? Чего надо?
Вот этим голосом он приказывал Катюшке замолчать, когда та кричала... Александр Дмитриевич понял теперь, что значит, когда говорят "потемнело в глазах".
- Дом не продашь? - спросил хрипло, уверенный, что жадная сволочь, даже если и не собирается продавать, ценой непременно поинтересуется.
- А сколько даешь? - крикнул Григорий, продолжая махать топориком. Потом вгляделся в непрезентабельную фигуру покупателя, ухмыльнулся. И лениво пригласил: - Желаешь осмотреть, лезь сюда.
Что-что, а лазать Александр Дмитриевич, слава Богу, умел, в Афгане без этого никак. Через минуту он, вскарабкавшись по хлипкой приставной лестнице, уже стоял рядом с Гришкой, чувствуя запах спиртного и усмиряя дыхание. Потом стащил с головы шапку, глянул ублюдку прямо в ненавистное лицо:
- Узнал?
Понять, узнаёт его Григорий или просто принял за кого-то и испугался, Александр Дмитриевич не успел. В глазах того что-то заметалось, лицо напряглось. Дохнув перегаром и тут же стиснув рот, так что губы стали одной прямой чертой, замахнулся топориком. И, уже ни о чем не думая, действуя автоматически, так, как полагалось действовать в такой ситуации, Александр Дмитриевич бросился на "духа", перехватил руку с топором, дернул на себя, так что "дух", продолжая движение, проскочил мимо и оказался спиной к полковнику. И тогда Александр Дмитриевич сделал "замок" на горле противника и резко повернул его голову предплечьем, как рычагом.
Все это заняло одно мгновенье. Он скорее угадал, чем услышал, хруст. Со всхлипом обмякло, сразу став тяжелым, тело в его руках. Топор полетел вниз. Полковник отпустил тело, и оно, сорвавшись с высоты, глухо ударилось о землю.
Проверять, жив или мертв враг, Александр Дмитриевич не стал. Найдут ясно: оступился спьяну, упал, сломал шею.
Ловко, как кошка, полковник спустился, цепляясь за выступы, по противоположной стороне дома, к калитке не пошел - пробрался, осторожно ступая по траве, к забору. Впрочем, особо осторожничать было вроде ни к чему - вокруг ни души, а дождь, передохнув, сперва закапал и вдруг, точно по заказу, хлынул во всю мочь, такой плотный, что в пяти шагах ничего не разглядеть. Натянув шапку до самых глаз и подняв воротник, Александр Дмитриевич перелез через забор и уже другой дорогой вернулся в гостиницу, по пути избавившись от не пригодившейся веревки. Поначалу было задумано повесить ублюдка в уличном сортире - да чего уж... А пистолет? Что - пистолет? Тем более, именной. Никто ни в кого не стрелял и не собирался...
В гостинице он снял мокрую одежду, убрал в пакет (отвезти на дачу и сжечь с мусором) и принял горячий душ. Лег и сразу заснул. Устал за день.
Утром поехали смотреть монастырь, потом - раскопки. Молодые после вчерашних плясок ходили сонные, зато полковник выглядел свежим и бодрым.
- Берите пример со старшего поколения, - назидательно сказала девушка-гид, - ветеран Великой Отечественной, жизнь отжил, а все еще интересуется.
* * *
В первый день после новогодних праздников Дмитрий с Юлькой подали заявление во Дворец бракосочетаний. Юлька, правда, считала, что такая спешка пока ни к чему. Дмитрий настоял. Он хотел, чтобы все было сделано. И конец.
Свадьбу назначили на двенадцатое февраля - месяц на то, чтобы окончательно все обдумать и решить (по-казенному - "проверить чувства"). Это было ни к чему, он уже все решил, а от раздумий - одни "тараканы". Лучше бы всего сразу пришли, расписались - и штамп в паспорт. И никаких тебе размышлений, разных там воспоминаний... и другого. Лишнего.
...В день приезда Дмитрий явился к Юльке рано утром - первым поездом метро. Всю дорогу метелил себя, что не предупредил, - сюрприз, видите ли. Дебил. А ничего не подозревающая Юлька, которой по телефону было сказано, что он прилетит после Нового года, иначе - ну, никак! - так вот Юлька запросто могла уехать к родителям или торчать до утра в редакции, выпуская праздничный номер.
Когда он позвонил, чтобы сказать, что будет в Питере только седьмого января: такая подлянка, - на раньше нет билетов, праздники! - Юлька вела себя сдержанно. Седьмого, так седьмого. И замолчала. Дмитрию показалось, она там плачет, спросил, не очень ли Кот обиделся. Но Юлька абсолютно ровным голосом, чуть медленнее, чем обычно, произнесла, что нет, ты что? - только дураки обижаются на то, чего нельзя изменить. Дмитрий тихо сказал ей "целую", она ответила "ага" - и положила трубку. После этого он послал ей еще одно письмо по е-мэйлу, короткое - просто сообщил, что у него все в порядке, все по плану. Она не ответила, и это было понятно, не будет она слать письма туда.
Подходя в шесть утра к дому, он с удивлением увидел в окнах свет - и в кухне, и в комнате. Это было странно: Юлька любит поспать. Что-то случилось? Но, шагнув из кабины лифта на площадку, он сразу очутился в ее объятиях. Несмотря на жуткую рань, Юлька была в своем парадном красном платье, с новой прической - лоб открыт, на затылке "конский хвост". Все это Дмитрий рассмотрел потом, а сперва просто почувствовал руки, крепко обхватившие его шею, губы на своих губах и услышал ликующий голос:
- Митяй! Митяй! При-е-хал!
Оказывается, звонила Катя.
- Она такая хорошая! - восторженно говорила Юлька. - Представляешь? Звонок. Длинный. Я сразу поняла - междугородный, ну, думаю - мама с папой. Насчет свадьбы. А она говорит: "Здравствуйте, Юля, это Катя из Калифорнии". Представляешь? Я сперва испугалась...
- Чего?!
- Ну... мало ли... все может...
- Например?
- Ну... ты заболел или...
- Ясно. Или решил остаться там насовсем.
Юлька покраснела.
- Ага. Так и было. Я решил остаться, - продолжал Дмитрий, - и попросил сообщить тебе об этом Катерину. Именно ее. Из трусости. И отчасти из подлости. Хорошенького же ты мнения о человеке, за которого, помнится, еще недавно собиралась замуж.
- Я так не думала, - сказала Юлька, покраснев еще больше.