Энтони от души надеялся, что мать еще не проснулась. Ему вовсе не хотелось, чтобы она увидела его здесь. Дверь со скрипом отворилась. На пороге стояла Виктория, одетая в будничное шерстяное платье мышиного цвета.
Она выглядела как женщина, чьим единственным предназначением является забота о сиротах, а никак не рискованные путешествия в сопровождении любовника.
— Почему ты сама открываешь дверь? У тебя нет лакея? Виктория удивленно округлила глаза:
— Ну, разумеется, есть. Двадцать лакеев, десяток горничных и, конечно, дворецкий.
Энтони несколько смутился от такой язвительной отповеди:
— Извини.
— Входи, пока кто-нибудь тебя не увидел. — Она открыла дверь пошире и посторонилась.
Энтони перешагнул через порог и тотчас очутился в атмосфере домашнего уюта. Деревянные полы, тепло, воздух напоен ароматом свежеиспеченного хлеба, с верхнего этажа доносятся ребячьи голоса…
Вручив Виктории пальто и шляпу, он подождал, пока она повесит их на крючок, и, желая узнать, чем заполнена ее повседневная жизнь, спросил:
— Что сейчас делают дети?
— Старшие занимаются, младшие играют, — ответила она и, войдя в маленький кабинет, добавила: — У меня было столько дел, что я не успела достать ожерелье.
— Понимаю. По правде говоря, я с трудом представляю себе, как можно за одно утро умыть, одеть, накормить и усадить за уроки восьмерых детей.
— Теперь их только шестеро. Энтони заметил, как дрогнул ее голос.
— Виктория, пока мы были в отъезде, здесь что-то произошло?
Она отвернулась:
— У двоих малышей объявилась тетя и забрала их. Он подошел к ней сзади, притянул к себе и обнял:
— Разве не лучше, если они будут жить в семье?
— Да, конечно. Но…
Он повернул ее лицом к себе. Только ли разлукой с детьми вызваны эти горькие слезы? Она всхлипнула и посмотрела на Энтони заплаканными голубыми глазами:
— Прости. Обычно я не даю волю слезам.
— Кажется, тебе нелегко дались эти два дня.
Она кивнула и устремила взгляд на пуговицу его жилета.
— Я сейчас принесу ожерелье. Ты подождешь меня здесь?
— Нет, я пойду с тобой. — Мысль о том, чтобы отпустить ее от себя хотя бы на секунду, приводила его в ужас.
— Оно у меня в спальне.
— Я пойду с тобой, — упрямо повторил Энтони. При слове «спальня» его воображение заработало в полную силу. Однако, когда в доме столько детей, вряд ли можно рассчитывать на то, что фантазии подобного рода воплотятся в жизнь.
— Ты все еще не доверяешь мне?
— Доверяю. Но такой распутник, как я, не может устоять перед искушением проникнуть в женскую спальню.
Она мягко рассмеялась:
— Ты действительно закоренелый распутник. Поднимаясь вслед за ней по лестнице, он наблюдал за грациозным покачиванием изящных бедер, но детские голоса, доносившиеся с третьего этажа, действовали весьма отрезвляюще.
— Сюда, — показала Виктория. — Моя спальня на втором этаже.
Маленькая комната была очень опрятной, но практически пустой. Узкая кровать, комод и ночной столик — вот и вся обстановка.
Виктория достала из нижнего ящика коробку, поставила ее на кровать, открыла и ахнула:
— О Боже!
— В чем дело? — Он заглянул в коробку и увидел несколько детских рисунков и какие-то мелкие безделушки.
— Оно пропало!
— Пропало? — Неприятный холодок подозрения пробежал по спине Энтони.
Виктория подняла глаза:
— Я спрятала ожерелье в этой коробке. Я не могла его заложить — там золотое плетение в виде герба. Сомертон, клянусь, оно было здесь.
— Помнится, ты говорила, что не так глупа, чтобы хранить ожерелье в своем доме, — напомнил он, стремительно закипая от гнева.
— Разумеется, я так сказала. — В ее взгляде светилось отчаяние. — Мне просто не хотелось, чтобы ты устраивал тут обыск на глазах у детей.
Он почувствовал, что она говорит правду.
— Допустим. Кто мог войти сюда, пока тебя не было? Она пожала плечами:
— Дети, Мэгги, миссис Трамбл, которую ты нанял перед отъездом… Да кто угодно! Я никогда не запираю комнату.
— Кто-нибудь знал про ожерелье?
— Только Мэгги. — Виктория еще раз переворошила содержимое коробки. — Мэгги не могла его украсть. Она работает у меня уже восемь лет.
Внезапно дверь распахнулась и в спальню вбежала девочка.
— Мисс Тори, я забыла показать вам… — Заметив Энтони, она запнулась, потом звонко спросила: — Вы кто?
Энтони взглянул на девочку и судорожно ухватился за спинку кровати. Его мысли устремились к маленькому медальону у него в кармане — с ним он никогда не расставался. Это невозможно. Такого не может быть. Виктория не стала бы скрывать!
— Бронуин, ты ведешь себя невежливо. Это лорд Сомертон, он пришел… — Виктория мягко засмеялась, указывая на ожерелье, украшавшее шею малышки: — Вот за этим.
— Но я нашла это в коробке, на которой написано мое имя.
Энтони казалось, что он сошел с ума. Глядя на девочку, он видел перед собой маленькую Дженну. Они похожи как две капли воды. Не только внешне. В детстве у сестры был такой же звонкий голос, та же манера говорить.
— Извини, Бронуин. — Виктория сняла ожерелье с шеи ребенка. — Я хранила ожерелье для лорда Сомертона, пока он был в отъезде. Оно слишком дорогое для такой маленькой девочки, как ты.
Энтони собрал волю в кулак и, наконец, сформулировал из обрывков вопросов, вертевшихся у него в голове, один — более или менее связный:
— Сколько ей лет?
— Девять.
Энтони едва удержался на ногах. Не желая множить число несчастных незаконнорожденных детей, он всегда был чрезвычайно осмотрителен. Почти всегда. Десять лет назад, как и на этой неделе, он не думал о подобных вещах.
— Мисс Тори, — дрожащим голосом сказала Бронуин. — Это тот человек.
— Какой человек?
— Который мне снился. Он пытался забрать меня отсюда.
Виктория погладила девочку по голове:
— Нет, Бронуин, это не он. А теперь, пожалуйста, оставь нас с лордом Сомертоном вдвоем.
— Да, мисс Тори.
Некоторое время Энтони не мог оторвать глаз от двери, за которой скрылась Бронуин. Затем повернулся к Виктории:
— Почему ты не сказала мне? Она нахмурилась:
— О чем? Я понятия не имела, что ожерелье взяла Бронуин.
У Энтони в глазах потемнело от ярости.
— Меня не волнует это чертово ожерелье. Как ты могла не рассказать мне о ней? Почему ты молчала всю неделю?
Виктория обиженно посмотрела на него:
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Он достал из кармана медальон, открыл его и протянул ей.
— Откуда у тебя ее портрет? — Виктория взглянула на медальон, и у нее задрожали руки. — Откуда?
— Это моя сестра Дженевра, или Дженна, как ее все называют. На портрете ей десять лет.
— Ты ошибаешься. Это Бронуин! Разве ты не видишь?
— Виктория, почему ты не сказала мне, что у меня есть дочь? — Энтони схватил ее за плечи и встряхнул: — Я имею право знать о ее существовании.
Она оцепенела:
— О Боже! Ты думаешь, она наша дочь? Наша с тобой?
— Разумеется! А чья же еще! — прорычал Энтони.
У Виктории подкосились ноги. Бронуин точно не ее дочь, значит…
— О небо! — воскликнула она. — Ты и она!
У нее словно пелена с глаз упала. Она вспомнила, как леди Уайтли предостерегала ее от общения с Сомертоном, потому что он не уважает женщин и приносит им одни страдания. Очевидно, леди Уайтли не желала, чтобы Сомертон узнал о том; что Бронуин — его дочь.
Он солгал. Виктория не была его первой женщиной. Леди Уайтли родила через семь месяцев после той роковой ночи. И Бронуин была очень здоровым младенцем, вполне доношенным.
Он солгал!
— Уходи, — прошептала она. — Я больше не хочу тебя видеть. Никогда. Уходи из моего дома!
Энтони схватил ожерелье и ринулся к двери:
— Завтра я вернусь за своей дочерью.
У Виктории перехватило дыхание. На этой неделе она уже потеряла двоих питомцев. И не намерена терять еще одного.
— Ты не посмеешь забрать ее у меня!
— Еще как посмею. Я сделаю для этого все. Дойду до принца-регента! Уж не думаешь ли ты, что он позволит моему ребенку прозябать в сиротском приюте!
— Убирайся! Чтобы ноги твоей не было в моем доме! — пронзительно закричала Виктория и запустила в него подушкой.
Энтони выскочил из комнаты и с грохотом захлопнул за собой дверь.
Виктория рухнула на кровать, заливаясь слезами. Бронуин была ее любимицей, самым первым ее ребенком. Потом появились другие, тоже любимые. Но Бронуин занимала в ее сердце особое место. Она не может ее потерять.
Кроме того, потерять Бронуин — значит, потерять все: дом, остальных детей, смысл жизни. Без поддержки леди Уайтли дом содержать невозможно. Детей передадут в приюты. Мэгги придется искать другое место.
А сама она останется ни с чем. Просто окажется на улице. Скорее всего ей придется работать в борделе. Только на сей раз дело вряд ли ограничится уборкой комнат.
При мысли об этом Виктория села и вытерла слезы. Она не будет проституткой. Никогда и ни за что! Из любой ситуации можно найти выход.
Прежде всего необходимо поговорить с леди Уайтли. Правда, тогда она неизбежно узнает, что Виктория спала с Сомертоном… Ну и пусть! Главное, чтобы леди Уайтли убедила Сомертона не забирать Бронуин. Хотя, судя по его сегодняшнему поведению, вряд ли он станет прислушиваться, к кому бы то ни было и менять свое решение.
Энтони пулей вылетел из дома Виктории. Никогда в жизни ему не было так плохо. Его одурачили, обманули, предали… Как всегда, в декабре на его голову сыплются несчастья. А в данный момент еще и отвратительные жирные снежинки!
Он огляделся по сторонам и внезапно понял, что на всем белом свете есть только один человек, с которым он может поговорить, который с самого начала предостерегал его от общения с Викторией. И этот человек не кто иной, как его мать. Очевидно, стоит — хотя бы иногда — прислушиваться к ее советам.
Он открыл дверь борделя и шагнул в мир, не знающий сна. В одиннадцать часов утра в гостиной уже сидели двое сластолюбцев, и подбирали себе, подходящих дам.
Энтони покачал головой и устало зашагал вверх по лестнице.
Остановившись перед дверью, он тихо постучал, дожидаясь разрешения войти. В вечернее время подобных церемоний не требовалось, но утром в комнате матери все еще мог находиться клиент.
— Войдите, — раздался раздраженный голос.
— Судя по всему, ты тоже находишься в превосходном расположении духа, — заметил Энтони вместо приветствия.
Она закатила глаза:
— Эта ужасная девчонка, Мэриан, согласилась стать содержанкой Сорвуда.
— Всего-то? — Он подошел к окну. — А вот у меня, оказывается, есть дочь.
— Только одна? — саркастически улыбнулась мать. Он повернулся и смерил ее ледяным взглядом:
— Тебе прекрасно известно, что я всегда был осторожен. Ты сама научила меня этому.
— Не спорю. Но было время, когда я еще не успела тебя чему-то научить. Очевидно, тогда ты не был столь внимателен?
— Только однажды. А еще на этой неделе. Вполне вероятно, что Виктория снова беременна. — Он схватил стакан и яростно выплеснул его содержимое в камин. — Проклятие!
— Ах да. В первый раз с той девушкой на улице? Но видимо, речь не о ней. Ведь ты даже не знал ее имени.
Он промолчал.
— Кажется, я поняла. Тебе сообщила та… Другая…
— Да, Софи сказала мне, кто эта девушка. — Он посмотрел в окно и увидел, что к дому Виктории подъехал черный экипаж. — Собственно говоря, ты с ней тоже знакома.
— Я? Что-то не припомню, чтобы у какой-нибудь моей знакомой был внебрачный ребенок. За исключением здешних девочек, разумеется. — Она нахмурилась: — Странно. Мне казалось, ни одна из них не знала тебя раньше.
— Твои девочки тут ни при чем. — Энтони ударил кулаком по оконной раме. — Я говорю о мисс Ситон.
— О Виктории? — прошептала она. — Но этого просто не может быть.
Он повернулся и скрестил руки на груди:
— Неужели? Тогда почему же старшая девочка в ее приюте так похожа на Дженну? Не просто похожа. Она выглядит в точности так же, как выглядела Дженна в ее возрасте.
— О Боже! — одними губами вымолвила мать и побледнела как полотно.
— Тебе плохо?
Она вцепилась в спинку кресла, словно искала опоры:
— Я не хотела, чтобы об этом кто-нибудь знал. Теперь мне придется рассказать тебе…
— Что рассказать? Ты знала, что Бронуин — моя дочь? Она закрыла глаза, и он впервые в жизни увидел, как по щеке матери скатилась слеза.
— Энтони, Бронуин не твоя дочь.
— Очевидно, такова версия Виктории, — огрызнулся он.
— Мне не требуются ничьи версии. Лучше меня этого никто не знает. — Она умолкла, а затем выдохнула: — Бронуин — твоя сестра.
— Тысяча чертей! Какого дьявола ты не сказала мне об этом? Тебе ли не знать, что побочные сестры для меня вполне обыденное явление!
— Энтони, я оберегала ее вовсе не от тебя. — Она опустилась в кресло. — Сядь.
— Не имею никакого желания садиться.
— Сядь, или я не стану говорить с тобой.
Он раздраженно вздохнул и уселся в кресло напротив:
— Итак? Нетрудно догадаться, откуда у меня взялась очередная сестра. А вот почему ее воспитывает Виктория, хотел бы я знать?
— Очень хорошо. С Виктории и начнем. Однажды — двенадцать лет назад — я отправилась к модистке за новой шляпкой. У двери салона меня толкнула худенькая девочка. Не просто толкнула, запустила руку в мою сумочку.
Ах, вот оно что! Виктория не упоминала о том, как именно очутилась в борделе.
— Ты — та женщина, которая наняла ее для уборки комнат?
Мать склонила голову набок: — Откуда такая осведомленность?
Энтони почувствовал, что краснеет.
— Полагаю, ты догадываешься.
— Черт возьми, Энтони! Я просила тебя оставить ее в покое! — воскликнула леди Уайтли и со вздохом продолжила: — Действительно, я наняла ее для уборки комнат. Если бы она захотела, то стала бы работать наверху. Я не возражала, но и не настаивала. Десять лет назад произошло два важных события. Во-первых, я обнаружила, что жду ребенка, и пыталась придумать, как сохранить его при себе. Ведь я уже потеряла тебя и Дженну. Ну а второе событие касалось Виктории. Однажды вечером она вернулась домой в ужасном расстройстве. Видишь ли, ее лишил девственности некий мужчина. — Мать метнула в него холодный взгляд. — В ту ночь я решила купить дом и поселить в нем Викторию, чтобы она заботилась о моем ребенке. И о своем, на тот случай, если бы выяснилось, что она забеременела от этого неизвестного субъекта. Мы придумали ей другое имя и новую биографию. Я научила Викторию читать, писать и надлежащим образом вести себя в обществе. Мне хотелось, чтобы мою дочь воспитывали как следует.
— Ты спасла Викторию, — пробормотал Энтони.
— Это она спасла меня. Благодаря ей я сохранила свою дочь. — Леди Уайтли посмотрела на него: — Да, я не могу растить ее сама. Но у меня, по крайней мере, есть возможность в любую минуту войти в соседнюю дверь и увидеть своего ребенка. А теперь расскажи мне историю ваших с Викторией взаимоотношений. С самого начала и по сегодняшний день.
Не вдаваясь в излишние подробности, Энтони изложил факты десятилетней давности, а когда перешел к более близким событиям, испытал острое чувство вины за то, как повел себя с ней сегодня утром.
Мать слушала очень внимательно и под конец спросила:
— Для меня так и осталось неясным: она только изображала твою любовницу или была ею?
— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос.
— В таком случае, полагаю, я знаю ответ. — Покачав головой, мать устремила взгляд на свою зеленую шелковую юбку. — Скажи, почему ты пришел в ярость, когда увидел Бронуин? Тебя возмутило само ее существование или то, что ее от тебя скрывали?
— Последнее. Если уж у меня есть ребенок, то я приложил бы все усилия к тому, чтобы вырастить его самостоятельно.
Именно так поступил Николас. Он никому не отдал свою дочь, и Энтони уважал его за это. Особенно когда узнал, как настрадалась в детстве Софи из-за того, что их отец принял иное решение.
— Ты любишь Викторию?
Он не хотел отвечать на этот вопрос даже самому себе.
— Это не имеет значения.
Леди Уайтли поджала губы и подняла глаза к потолку.
— Ты ошибаешься, Энтони. Это имеет значение. Если бы твой отец любил меня, моя жизнь была бы совершенно другой.
— Ты жалеешь о том, что оставила его.
— Иногда, — задумчиво ответила она. — Я сделала выбор. Возможно, не самый удачный. Но это было мое решение.
— Расскажи мне о Бронуин, — попросил он, желая узнать побольше о своей новоявленной сестре.
— Виктория превосходно с ней обращается. О лучшем и мечтать невозможно.
— Бронуин — необычное имя. Мне следовало самому обо всем догадаться. Ты назвала ее в честь своей матери.
Энтони вновь подумал о том, что должен извиниться перед Викторией, причем как можно скорее, однако он не мог уйти, не разобравшись во всем до конца.
— Я никак не могу понять, почему Бронуин так похожа на Дженну. В этом есть что-то сверхъестественное. Ведь Дженна унаследовала скорее отцовскую внешность, чем твою.
Мать густо покраснела.
— Я не говорила, что Бронуин твоя сестра только наполовину.
— Силы небесные! Ты позволяешь ему тебя…
— Не смей произносить при мне это слово! — жестко потребовала мать. — За восемнадцать лет твой отец приходил сюда всего несколько раз.
— Ты могла отказать ему.
— Энтони, он все еще мой муж. И вправе требовать от меня исполнения супружеских обязанностей.
Он посмотрел на ее смущенное лицо:
— Тебе не хочется отказывать ему, не так ли? Черт возьми, ты до сих пор его любишь.
Она пожала плечами:
— Совсем немного. Признаю, я получаю удовольствие от его визитов. Но гораздо больше радуюсь, когда он уходит. Мы с твоим отцом слишком эмоциональная пара. Это хорошо в постели, но не в семейной жизни в целом.
Энтони встал и снова подошел к окну.
— Он знает про Бронуин?
— Нет. Если бы я сказала ему, он забрал бы ее у меня. И я больше никогда не увидела бы ее. Одну дочь я уже потеряла и не собираюсь терять вторую.
Он понимал ее. Жгучая обида, которую он испытывал, когда думал, что пропустил девять лет жизни своей дочери, не шла ни в какое сравнение с постоянной болью матери. Уходя от мужа, она не собиралась бросать детей. Просто не выдержала предательства, совершенного любимым человеком.
— И все-таки я не понимаю, как ты могла впустить его в свою спальню, после того как он поступил с тобой.
— Скажи откровенно, если бы ты сегодня женился, ты смог бы забыть Викторию? И не стал бы вспоминать о том, что происходило между вами? О том, как она прикасалась к тебе? Как целовала?
— Я не считаю возможным обсуждать такие вещи со своей матерью, — отрезал Энтони.
— Но это не помешало тебе допрашивать меня о моей интимной жизни.
— Меткое замечание, — отозвался он. — Впрочем, все это не важно. Я найду жену и буду ей верен.
— А во сне будешь видеть Викторию, — прошептала она.
— Прекрати, — потребовал Энтони. — Разве не ты убеждала меня в том, что женитьба на добропорядочной особе решит все мои проблемы?
— Это было до того, как ты полюбил.
— Я ни разу не произнес слова «любовь». Леди Уайтли рассмеялась:
— Тебе не нужно ничего говорить, Энтони. За время нашей беседы ты столько раз посмотрел на дом Виктории, что я сбилась со счета.
Энтони прикрыл глаза и прижался лбом к оконному стеклу:
— У ее дома стоит экипаж. Мне просто любопытно, кто к ней приехал.
— Присмотрись к экипажу — может быть, узнаешь, чей он.
— Кажется, такой есть у леди Фарли, — нахмурился он. Странно. Откуда здесь взялась Ханна? Виктория не желала, чтобы кто-то знал, кто она и где живет.
— Три дня назад я видела ее сестру, — небрежно сказала мать.
— Сестру леди Фарли? Лили Хэтфилд?
— Да, мы встретились, когда я выбирала портьеры. Она очень повеселела с тех пор, как лечится у нового доктора. Он пришел к выводу, что ей нужно есть больше мяса. Она последовала его совету, окрепла и прекрасно себя чувствует.
Энтони нервно сглотнул и снова взглянул на экипаж. Ханна сказала Николасу, что ее сестра при смерти.
— Энтони, в чем дело?
В эту минуту он увидел Ханну. Она вывела Викторию из дома и практически втолкнула в экипаж.
Проклятие! Именно Ханна — сообщница Харди.
— Викторию похищают.