13057.fb2
- Прошу вас принести мочу на анализ, совсем немного, пожалуйста, а не целую трехлитровую банку.
- Хорошо, - проскрипел я.
- И, пожалуйста, не огорчайтесь, миссис Моул, - Слащаво вещала женщина, - мы здесь для того, чтобы помочь вам. - Затем добавила: - Не забудьте, пожалуйста, об оплате. Первая консультация - сорок два фунта.
- Нет! - прошептал я.
- Итак, пятница, 14.00. Прошу не опаздывать. - И она повесила трубку.
Что за дела? Мама вроде на здоровье не жаловалась. Так что же у нее за конкретная проблема такая? И что это за клиника?
Четверг, 6 мая.
Сегодня какая-то клюшка бубнила по четвертой программе, как нажила миллионы на романтической литературе. Женщины, говорит, больше всего любят книги о врачах, мастаках по части электроники и всяких подобных типах. Я тоже решил попробовать. А чего - миллион фунтов на дороге не валяется. Автор романтической литературы, говорит, должен обладать значимым именем, посему после долгих размышлений решил взять себе псевдоним Адриена Шторм. Уже накатал первые полстраницы романа:
Адриена Шторм.
Тоска по Уолверхэмптону
Джейсон Уэстморленд обвел террасу циничным взглядом своих глаз, в которых плясали искорки меди. Ему осточертел Капри. Душа рвалась в Уолверхэмптон.
Хрустнув оставшимися пальцами, он тщательно их осмотрел. Несчастный случай с цепной пилой положил конец его блестящей карьере в электронике. Микрочипы навсегда ушли из его жизни, и нечем было заполнить зияющую пустоту. Он пытался заполнить ее путешествиями и поисками удовольствий, но ничто не могло заставить его забыть Гардению Фезертон, девственную пластическую хирургиню из больницы св. Бупа в Уолверхэмптоне.
Джейсон грустил, глотая громадные градины слез...
Пятница, 7 мая.
Сегодня вечером в машине по пути в универсам "Сейнсбери" родители заспорили о феминизме. Папа
заметил, что с тех пор, как мама начала работать над развитием самосознания, у нее на два дюйма уменьшился объем груди.
- При чем здесь моя грудь? - вспылила мама. Затем после паузы добавила: - Ты не находишь, что я выросла как личность, Джордж?
- Напротив, Полина, - ответил папа. - Ты стала намного короче, перестав носить высокие каблуки.
Мы с папой бурно расхохотались, но тут же прикусили языки, потому что мама окинула нас взглядом, от которого мурашки поползли. Это она умеет. Потом уставилась в окно. В глазах ее блеснули слезы. Снова посмотрев на меня, мама вздохнула:
- Жаль, у меня нет дочери, хоть было бы с кем поговорить.
- Слишком рискованно заводить второго ребенка - вдруг выйдет еще один такой, как Адриан, - возразил папа.
И тут они пошли вспоминать меня в младенчестве.
- Это все чертов доктор Спок виноват, что Адриан вырос таким, - сказала мама.
- Каким таким? - поинтересовался я.
- Который только задницей и берет, - буркнула мама, а папа добавил: Прижимистым, вечно причесанным и вечно носом в книжку.
От пережитого потрясения у меня отнялся было язык, но, всеми силами пытаясь говорить звучно и непринужденно (а это нелегко, когда стрелы укоров бьют прямо в сердце), я спросил:
- А какого сына вы бы хотели?
Они отвечали мне всю дорогу до "Сейнсбери", все время, что мы стояли в кассу и шли обратно на многоярусную автостоянку.
Папе идеальный сын представлялся прирожденным спортсменом, общительным и жизнерадостным. Он был способным лингвистом, рослым малым с румянцем во всю щеку и чистой здоровой кожей. Перед дамами он снимал шляпу. Ездил с отцом на рыбалку и любил с ним перешучиваться. Был на все руки мастер и обожал возиться с дедовыми часами. Мог претендовать на офицерский чин, голосовал бы за консерваторов и женился бы на девушке из хорошей семьи. Основал бы собственное компьютерное дело.
Маме же идеальный сын представлялся пылким, чувствительным, но глубоко сдержанным. Он учился бы в школе для вундеркиндов. С младых ногтей привлекал бы внимание женщин и восхищал гостей остроумным разговором. Был бы изыскан в одежде и абсолютно лишен расовых, половых и возрастных предрассудков. (Его лучшим другом была бы престарелая африканка.) Получив стипендию в Оксфорде, взял бы его бурей и натиском, о чем писали бы в его будущих биографиях. Отказавшись от гарантированного места в британском парламенте, уехал бы в Южную Африку, где возглавил бы успешную негритянскую революцию. Затем, вернувшись в Англию, стал бы первым мужчиной, удостоенным чести редактировать женский журнал. Вращался бы в самых изысканных светских кругах и всюду брал бы с собой мамочку. Когда оба выговорились, я сказал:
- Что ж, сожалею, если вас разочаровал.
- Это не ты виноват, Адриан, - пояснила мама. - Это мы сами виноваты. Надо было назвать тебя "Брет"!!!
Суббота, 8 мая.
Испытывая острую необходимость исповедаться кому-нибудь в терзающем меня чувстве неполноценности (которое еще больше истерзало меня ночью, когда я мучился бессонницей и думал о Брете Моуле, несостоявшемся сыне моих родителей), отправился к бабушке. Бабушка показала мне мои младенческие фотографии. Должен признать, в младенчестве я действительно выглядел чуток гротескно: до двух лет оставался лыс как коленка и все строил свирепые рожи. Теперь понимаю, почему мама не держит на телевизоре мое цветное фото в золоченой рамке, как другие мамы.
Но я все равно рад, что зашел к бабушке - она меня считает кругом безупречным. Рассказал ей о Брете Моуле, несостоявшемся сыне моих родителей.
- По-моему, просто отвратительный малый, - фыркнула бабушка. - Слава богу, ты не таким вырос. У бабушки вступило в плечо. Приступ артрита. Она сняла платье, я побрызгал ее болеутоляющим. Бабкин корсет похож на парашютные лямки. Спросил, как она ухитряется влезать и вылезать из него. Говорит, все дело в самодисциплине. По ее мнению, Англия начала страдать бесхребетностью с тех пор, как корсеты вышли из моды.
Вторник, 11 мая.
Сегодня по биологии проходили диабет. Мистер Дугер учил определять сахар в крови по анализу мочи. Это напомнило мне, что я забыл сказать маме о приеме, назначенном ей в клинике. Ну, да бог с ним, вряд ли это так уж важно.
Вторник, 18 мая.
Сегодня в библиотеке наткнулся на Глисту Сушеную. С ней был ее сын, Максвелл Хауз. Для такой тощей швабры она что-то показалась толстоватой.
Максвелл сбрасывал с полок книги, пока мы с Глистой вспоминали былое, когда она состояла у отца в подругах. Я сказал, что ей повезло от него отделаться, но Глиста защищала папу. Говорит:
- Когда он со мной, он совсем другой. Такой милый и ласковый.
Ну-ну, точь-в-точь как доктор Джекиль. Взял в библиотеке "Положение рабочего класса в Англии" Фридриха Энгельса.
23.30. До меня только что дошло, что, говоря о своих отношениях с моим отцом, Глиста Сушеная употребляла настоящее время. Какой позор! Тридцатилетняя женщина, а не знает элементарных правил грамматики!
Пятница, 21 мая.
Слушал "Арчеров" *, а мама вдруг спросила, не грустно ли мне быть единственным ребенком в семье. Совсем, говорю, наоборот. Мне так больше нравится.
* Популярная ежедневная радиопередача Би-би-си о жизни вымышленной деревенской семьи. Имеет свыше трех миллионов слушателей.
Суббота, 22 мая.
Папа только что спросил, не хотел бы я братика или сестричку. Ни брата, говорю, не хочу, ни сестры. Какого фига родители привязались ко мне с этой чухней насчет детей? Надеюсь, им не взбрело в голову кого-нибудь усыновить. Родители они никудышные. Взять хоть меня - я ж у них полный неврастеник.