Ну и ладно. В гробу я видела этот банкет. Он мне нужен лишь для того, чтобы во всеуслышание заявить протест. Впрочем, я уже протестовала: и кричала, и рычала, и проклятьями сыпала в разные стороны. Досталось не только Лёшке, но и дорогим подружкам. Матери такие слова я говорить не решилась, зато уж какими взглядами ее "отблагодарила" — слепого бы проняло. А ей хоть бы хны.
Как она могла? С подругами я потом разберусь, но как на это могла пойти мать?! Уж она-то прекрасно знает, что Лёшку я воспринимаю исключительно в роли приятеля, и это тот максимум, которого мне для него не жалко: он даже на друга не тянет, не то что на мужа. И точно так же мать знает, как я люблю Артёма. Правда, мама всегда говорила, что никакая это не любовь, а сплошная глупость, и что скоро я непременно разочаруюсь в нем, потому что он мне не пара.
Возможно, мать была права. Противно так думать, но Артём сам дает повод для сомнений. Где его черти носят? Профессионал, ёлки! Где его шпионские навыки? Где всемогущие друзья, где чудодейственная техника, при помощи которой легко вычислить любого урода?
Пусть только появится! Выскажу ему все, что думаю о его профессиональных качествах. А заодно о человеческих. Скажу ему: размазня ты, Тёма. У нормальных мужиков средь бела дня невест не уводят.
Так что, Тёмыч, готовься. Я обижена на тебя, и обижена всерьез. А значит, говорить буду много и далеко не всё культурно. Потом прощу, конечно: виноват-то все же Лёшка. Это он, гад, все подстроил. Но коль уж ты назвался защитником отечества, круглосуточно должен быть во всеоружии. И не спасти собственную невесту из лап взбесившегося поклонника — позор и даже преступление. Готовься, Тёма, тебя ждет серьезная выволочка. Первая семейная.
А вот и мимо. Никакая не семейная. Мы ведь так и не поженились. Благодаря Лёшке. Еще больше благодаря мамочке: если бы та ни подыграла Дружникову, ничего бы не случилось. С Лёшкой все понятно, тот всю жизнь меня любил. Что, однако, не помешало ему жениться на Ольге. При моем, надо сказать, недосмотре и даже где-то попустительстве. Впрочем, я разрешила ему на ней жениться. Разрешила, когда поняла, что мне самой Лёшка ни для каких надобностей не пригодится.
Выходит, с Дружникова в некотором роде взятки гладки: что с больного возьмешь, кроме соплей и анализов? А влюбленный безответно — считай, тот же больной.
Но какова мать!
За деньгами погналась. При отце она бы себе такого никогда не позволила. Да при нем и необходимости бы не возникло, с папкой мы чувствовали себя защищенными. Как за каменной стеной жили. Мама всю жизнь работала кладовщицей на крошечном окладе, при отце ее не смущала скудная зарплата. Отец был заместителем директора оборонного завода. Не сказать, что шиковали, но имели все необходимое: трехкомнатная квартира в типовом доме, машина, гараж, дача, отдых в хороших санаториях. Если и отказывали себе в чем-то, так разве что в излишествах. В необходимом недостатка никогда не знали.
Всё из-за проклятого надела под картошку. Вроде отцовской зарплаты не хватало на питание. Да пропади она пропадом, та картошка! Я теперь никогда ее не смогу есть: знал бы папка, какую высокую цену мне выставят за этот надел. Картошка давно съедена, а мне теперь всю жизнь за нее расплачиваться. Вот уж дудки!
Не согласна я на всю жизнь. И на полжизни тоже не согласна. Даже неделя в обществе Дружникова для меня вечность. А уж без Артёма — вечность вечностей.
Артём. Тёмка, где ты? Как допустил, чтобы меня похитил ненавистный Дружников?! Где же хваленые твои шпионские штучки?
Впрочем, ненавистным Дружников стал лишь теперь. Подумать только, еще сегодня утром я была ему благодарна за платье. Да что утром? Еще в начале церемонии благодарила его за него. Так вот почему он не поскупился: его невеста должна быть самой красивой, сколько бы денег ему это ни стоило. Его невеста, а не Тёмина!
Но ведь так нечестно. Это незаконно! Я более чем ясно высказала свое отношение к этому браку. Я же столько раз отвечала: "Нет"! И говорила, и кричала, и визжала. Тетка с халой не могла меня не слышать. Я же отказалась ставить подпись в этом, как его… акте гражданского состояния. Этого тетка тоже не заметила? Да за такое судить надо! Это насилие над человеком!
Я еще могу понять тетку. Заплатил ей Дружников, вот она и не слышит моих возражений. От правосудия ее такое оправдание не спасет, но по-человечески понятно. Поди, вся государственная зарплата в парикмахерской оседает: сама-то такую халу на голове не совьешь, а на работу каждый день ходить надо, и каждый день с прической.
Соньку с Галкой понять сложнее, но тоже можно. Деньги лишними не бывают, хотя подружки мои бывшие не голодают, да и ходят не в тряпье.
Про мать и говорить нечего, та вечно у папки деньги цыганила, все ей мало было.
Но Лёшку понять не могу. Деньги дают обманчивое впечатление вседозволенности, есть такое. Но не может же разумный человек не понимать, что рано или поздно доведется платить по счетам. Разумный, видимо, понимает. А Лёшка или не понимает, или не разумный, что в любом случае одинаково плохо для меня.
Я даже не заметила, когда он стал богатым настолько, что запросто купил не только тетку с халой, но и мать, и Соньку с Галкой. Они же мои самые лучшие подруги. Хотя с такими подругами и врагов не надо. Я давно слышала эту поговорку, но до конца прочувствовала только сейчас. А раньше она казалась мне смешной.
Когда же Лёшка успел стать богатым? Он же из деревни приехал. Занимался компьютерами: собирал из комплектующих, продавал готовые. Так на этой ерунде разве что ерунду и заработаешь. Потом машинами бэушными занялся, опять же барахло копеечное. И вдруг прибрал к рукам едва ли не весь авто-бизнес города, включая станции техобслуживания и бензозаправки. Чушь, так не бывает. Чтобы из грязи, и сразу в дамки. Деревенские парни миллионерами не становятся.
А Лёшка стал. Может, не первым человеком в городе стал, но наверняка не последним.
Зато сволочью стал последней! Неужели он думает, что я полюблю его за деньги?!
Где Артём? Почему не спас меня? Их ведь было так много около загса: гости, друзья. И все на машинах. Или почти все. Наверняка среди гостей были и его коллеги по работе. Куда все делись? Почему не отправились в погоню? Они не должны были допустить Лёшкиного безрассудства. Они же профессионалы!
Лёшка… Кто бы мог подумать, что он способен на безрассудство. Колхозник. Скромняга, не смеющий прикоснуться к любимой девочке. Где-то я его проморгала. Пока хихикала над ним, он успел стать нахрапистым делягой, не чтущим уголовный кодекс. Циником, плюющим на всех и вся. Или таким его сделала Ольга?
Оля Авраменко…
Наталья вновь испытала угрызения совести. Бедная Оля. В чем она виновата?
Но ведь и Наталья не виновата.
Ой ли?
Ольгу она знала еще до этой некрасивой истории. Шапочно, правда. Парой-тройкой слов перекинутся при встрече — вот тебе и все знакомство. Даже не догадывалась, что Дружников с Олей дружбу водит. Да и вообще Наташе тогда до этого не было никакого дела.
Когда шла к Лёшке в гараж, она понятия не имела, что таинственная его невеста — вовсе не таинственная Оля Авраменко. Шла в гараж за тем, что, как думала Наташа, всегда принадлежало ей одной. Шла забрать свое, хотя оно и не было ей нужно.
Оказалось — шла забрать у Ольги Ольгино. Хотя… Очень даже спорный вопрос. Никогда Лёшка не был Ольгиным. Даже когда их соединяли штампы в паспортах.
Свадьба состоялась — Лёшка все правильно понял, когда Наташа не ответила на его звонок. Сама она нисколько не переживала о том, что он женится на другой — тогда еще не знала, что на Оле Авраменко. Пари Наташа выиграла, хоть и не довела до конца. Самой себе доказала — Лёшка по-прежнему безраздельно принадлежит ей одной, а значит, пусть себе женится на ком угодно.
Ей даже хватило здоровой наглости прийти на свадьбу вместе с родителями: их пригласили, как друзей семьи жениха. Удивилась, узнав в невесте Олю. Подошла поздравить молодых — искренне поздравить, без издевки.
Лёшка смотрел на гостью побитой собакой. А Ольга — напряженно, враждебно. Почему? Она ведь даже не ведала, что Наташа ее соперница. Причем непобедимая. Догадалась? Женское чутье подсказало?
Немного погодя выяснилось, что Ольга не догадалась, не почувствовала. Знала наверняка. Лёшка сам рассказал ей все, как на духу. Это он уже потом объяснил Наташе. Зачем? Как глупо. Надеялся, что Оля сама откажется за него выходить? Может быть. Лёшка всегда был деликатным. Не столько деликатным, сколько трусом: ему бы не хватило духу сказать Ольге, что передумал жениться, погорячился. Проще сделать все для того, чтобы невеста сама отменила свадьбу.
А Ольга не отменила. Почему? Можно ведь было сообразить: если накануне свадьбы жених говорит, что любит другую — толку не будет. Это не семья.
Так и случилось. Вечерами новоиспеченный муж шел не к жене. Наташа всеми силами пыталась уклониться от встреч с ним. Но если не срабатывали другие Лёшкины уловки, у него оставалась гарантированная лазейка: как бы ни противилась Наташа случайному или намеренному рандеву, а вечерняя прогулка с собакой целиком и полностью лежала на ней. Лёшке оставалось только терпеливо поджидать, когда они с Бурбоном отправятся на вечерний моцион.
Штамп в паспорте Лёшку сильно изменил. И не в лучшую сторону. Раньше Наташе легко удавалось от него отделаться. Теперь стал не то что настойчивым — скорее назойливым. Можно было сколько угодно гнать его от себя — он не уходил. Говорил:
— Я больно много послушничал, и потерял тебя. С каких щей теперь исполнять твои капризули?
Наташа объясняла ему, что никогда его не любила, что он ей не нужен. Бесполезно: Лёшка не верил ее словам, и поступкам тоже не верил. А рассказать о пари Наташа не могла. Правда — штука полезная, но иной раз она бывает слишком жестокой. В таких случаях ложь — лучшее средство от боли. От чужой боли. Ложь во спасение. Опять же чужое. Или свое? Не себя ли спасала? Может, просто стыдно было признаться в бездушии? Стыдно, да. Но и Лёшке не хотела причинять лишней боли. А полуправду он понимать отказывался.
Тогда все это воспринималось игрой. Это не ее беда, а Ольга знала, за кого выходила. Пусть узнала лишь за несколько дней до свадьбы — все равно знала.
Теперь Наталья по-настоящему сожалела о том пари. Жизнь человеческая — не игра, как бы избито это ни звучало. Прости, Лёшка!
Хотя… Что Лёшка? Извиняться нужно перед Ольгой. Но та извинений не услышит. А и услышала бы — не простила. И пусть. Наталья до сих пор была убеждена: Оля Лёшку не любила. Он был ее последним шансом. Тоже деревенская, как и Лёшка. А в деревне известно какие взгляды: не вышла замуж до двадцати пяти — перестарок, пропащая баба. А Ольге в ту пору двадцать девять уж стукнуло: на пять лет старше Лёшки.
Ну и пусть. Ольга никогда не была им помехой. Тем более теперь. Да, Лёша? Оля не помешает? Вы ведь расстались?
В замочной скважине заворочался ключ. Наталья натянула на лицо улыбку и пошла встречать своих любимых. Воспоминания воспоминаниями, а семья — святое.
Обо мне забыли. Заперли, и забыли.
Первым делом я проверила окошко: нельзя ли через него убежать. Решетки на окне не было. Уже хорошо, это вселило оптимизм. Но оптимизм испарился, стоило лишь выглянуть наружу. Высоконько, однако. Ноги переломаешь, или вообще убьешься. Свободы ценой здоровья или жизни не хотелось.
Если бы мне угрожала настоящая опасность, я, может, и рискнула бы. Даже наверняка бы рискнула. Но Лёшка и опасность — это ж бессмыслица какая-то. Он же у меня всегда по струнке ходил!
Что ж, окно отпадает. Нужно искать другой выход. Рано или поздно за мной придут. Лучше бы рано, конечно. Вот тогда я…