Родители, все еще пылавшие праведным негодованием, дали мне понять, что не потерпят новых капризов. Мы идем завтракать, а затем в бассейн. Сердце мое ухнуло в пятки. Встречу его! Я его встречу… Его, презирающего меня.
Уныло чистила зубы и была уверена, что худшего утра у меня не было. Эта девушка…
Я вздрогнула. Тогда, на скамейке, когда он не хотел отпустить меня, произносил: "Нет, поговорим". Быть может, он хотел рассказать об этой своей девушке? Хотел извиниться? Многое между нами осталось недосказанным. И, чего тут скрывать, мне так и не удалось его понять.
Когда я вышла из ванной, на лицах уже готовых к выходу родителей было написано: "Ты там заснула?" Было бы неплохо. Впасть в летаргический сон и проснуться уже дома.
Не глядя, я натянула на себя что попалось под руку и пошла за ними. Уже в лифте подумала о креме и купальнике. Но вряд ли мама их забыла. Придется поесть — яичница, ветчина, тосты, джем, кофе — и плестись на пляж. А в любое мгновение в пределах видимости может оказаться Артур или даже подойти к нам с разговором… Да вот же он! Сидит за одним из столиков! В животе у меня словно застыл ледяной комок, я знала, что не смогу проглотить ни одного куска, но понимала также, что родители будут заставлять меня есть.
К счастью, кто-то заговорил с мамой, отец тоже обернулся, и я, как заяц, стремглав кинулась наутек. Мне было все равно, что подумают люди.
Солнце пекло немилосердно, хотя была только половина десятого, сухой воздух, казалось, царапал горло. С огромным удовольствием я устроилась бы где-нибудь в прохладном помещении, а не пеклась на отвратительном пляже. Но ведь таких помещений масса!
Я завернула за угол и вошла в небольшой холл, что-то вроде зимнего сада с множеством растений в кадках. Но здесь было не парко, а веяло приятным ветерком от кондиционеров, спрятанных где-то наверху. Вдоль одной из стен шла большая витрина с изделиями народных промыслов, куклами в национальных костюмах и альбомами фотографий. Витрина заканчивалась небольшим прилавком. Вдоль двух других стен стояли невысокие диванчики мс приставленными к ним столиками. Молодая пара сидела в углу, держа в руках стаканы с напитком. Больше никого не было видно.
Я села на диванчик и принялась машинально перебирать буклеты, разложенные на столе. Чувствовала себя невероятно одинокой. Не было у меня сейчас никого близкого. Ольга далеко. Родители в гневе. Любимый… у любимого другая.
Мне предложили что-нибудь выпить. Я отрицательно покачала головой. Может быть, мороженое? Нет. На столик все же поставили высокий стакан с местной минеральной водой и тарелку с тремя персиками. И оставили меня в покое.
Тишина. Такая милая, сонная тишина. Только тихий шум кондиционера, приглушенное бормотание голосов. Наконец-то могла подумать спокойно и свободно. Никто не мешал, не обвинял, не спрашивал, не пробовал утешать.
Вот и все.
Сладко-горькие воспоминания — это то, что я с собой заберу.
Прощай, мой ангел.
Мы с тобой знаем: я не та, что тебе нужна.
Да, я должна с этим согласиться. Он меня не любит. Он мой ангел, но его ангел — совсем другая. Слишком много нас разделяет начиная с возраста. Зачем и дальше терзаться этим чувством и напрасно надеяться, что что-то нас все же свяжет? "Что-то". Я даже не могла точно определить, чего от него ожидаю, кем он должен для меня быть, кем мы должны быть друг для друга…
Лучше всего, если больше никогда не увидимся. Я перестану о нем мечтать, попытаюсь отвыкнуть. Потому что иначе я погружаюсь в свои мечты и выдумки все больше и больше. Понимаю это, но сделать ничего не могу. Тону. Хотеть и мочь — разные вещи.
Даже не заметила, как задремала над этим своим стаканом с водой. Когда очнулась, то поняла, что прошло несколько часов — солнце теперь светило прямо на мой столик. Но разбудило меня не оно, а чье-то присутствие.
— Хорошо поспала? — глядя на меня с интересом, спросил Артур.
— Да… то есть, да. Слишком рано меня разбудили.
— Этот обязательный режим отдыха бывает очень утомительным, — усмехнулся он. — Ты даже не съела персики.
Я решила быть храброй. Я решила вести себя по-компанейски. Разве мы не хорошие знакомые?
— Угощаю.
— Не откажусь. И хотя в высшем обществе их чистят специальными ножичками, но я съем его по-простому.
— Да ну, специальными ножичками? — вырвалось у меня.
— Да, представь себе, — сказал он впиваясь в персик зубами.
Я мысленно облизнулась. Но если начну есть, то перемажусь в соке, как ребенок. Ну и что? Мы же хорошие знакомые, а не высшее общество. И я тоже надкусила сочный плод. Не нужно было придумывать слова для разговора или стараться не сжимать нервно пальцы.
Почему нам не принесли целую корзину персиков при первой встрече? Или к ночной прогулке?
— Вы сегодня на рифы? — спросил он.
— Нет, завтра.
Завтрак уже закончился, но вряд ли родители нежатся возле бассейна! Еще вчера я бы сидела, понимая, что нужно позвонить, и не решаясь это сделать при нем, и переживая танталовы муки. Но сейчас все было просто, как персик. Мы хорошие знакомые, а при хорошем знакомом ты можешь вести любой разговор.
Я позвонила и, услышав голос мамы, тут же заговорила:
— Мамочка, я очень-очень-очень…
— Твоя мамочка, — сказала она на удивление спокойно, — успела облазить все закоулки. Но тебя заметил папа. Мы решили тебя не трогать. Ты не голодная? Там были какие-то фрукты…
— Да, — сказала я. — Да. Мамочка, ты самая хорошая. И папа тоже. Я приду в бассейн позже, хорошо?
Она дала трубку папе, он для видимости поворчал, но согласился. Все было в порядке. Я протянула руку ко второму персику и засомневалась. Спросила на всякий случай:
— Ты не хочешь?
— Нет-нет, ешь ты.
Мой ангел был совсем другим человеком — веселый, улыбающийся не многозначительно, а просто и открыто. Но я чувствовала себя легко и непринужденно. Почти. Если не думать о парочке на уединенной скамье.
— Я думаю, тебе нужно подкрепиться более основательно, — сказал Артур. — Что ты думаешь о кексах? И о мороженом?
— Замечательно, — сказала я. — Мы куда-то пойдем?
— Зачем, здесь все это есть. Я же не говорю о котлете.
Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. В этот жаркий полдень даже в кондиционированном воздухе котлета не имела никаких шансов.
— Тогда я закажу, — сказал Артур.
— А я попудрю носик.
По пути в туалет я вдруг увидела Амальхен с ее сумочкой, но без шапочки. С очень уверенным видом шагала в ту же сторону. Я недоуменно огляделась и все поняла: под одним из развесистых фикусов сидела мама Амальхен и Вилли. Его нигде не было видно, но он мне сейчас нужен был меньше всего.
— Привет, — сказала я малышке. Она защебетала в ответ, забавно мешая немецкие и английские слова.
Когда мы заходили в туалет, дверь была почти настежь. Я вошла второй и совершенно машинально плотно прикрыла ее. Это автоматическое действие спасло нам жизнь.
Амальхен бросила сумочку на столик в углу и вошла в кабинку, а я подошла к зеркалу. Только сейчас вспомнила, что у меня с собой нет даже расчески. Ладно, и так сойдет. Волосы, которые я спросонок зачесала вверх и стянула конским хвостом, придавали мне дерзкий и веселый вид. Глаза поблескивали. Носик тоже и был слишком розовым, но ничего не поделаешь. Помню, я рассматривала альбом с репродукциями не то семнадцатого, не то восемнадцатого века, и там у всех красавиц и кавалеров блестели и носы, и щеки. У них просто-таки лоснились лица, но никто из них не смущался, все поголовно с довольным видом лопали на пикнике мясо и фрукты, пили лимонад на веранде или играли в карты среди виноградных листьев и гроздьев, покуривая трубочки.