- ..до тех пор, пока не умерла от старости. На ней невозможно было заметить никаких признаков возраста, разве только посмотрев на ее зубы...
- Здесь, на побережье, много песка, а Хротсвита паслась на таком пастбище еще жеребенком. Это оттачивает зубы и делает их ровными, но зато они быстро стираются.
- Если кто-нибудь вообще сумел бы заглянуть ей в рот, не рискуя потерять при этом палец. Белые кобылы отличаются дурным нравом. Я бы не осмелилась путешествовать на такой кобыле через все графство без хорошей, прочной уздечки и надежно закрепленного седла...
Паэн тихо отошел в сторону, не замеченный обеими женщинами, которые словно стремились превзойти друг друга по части прижимистости и купеческой смекалки. Какая-то монашка с добродушным лицом жестом предложила ему пройти в зал и там подкрепиться миской похлебки и кружкой эля, а также погреть ноги возле ямы с горящим углем. До чего же приятно было ощущать жар пламени и спокойно наслаждаться едой, не бросая поминутно взгляды на дверь из страха перед возможным нападением! Несмотря на то что Англию Ричарда Плантагенета никак нельзя было назвать безопасным местом, у Паэна не было врагов по эту сторону пролива, а что до Джоанны, то ее враги скорее всего остались по ту сторону пролива, в Бретани.
Паэн положил в опустевшую миску деревянную ложку и поставил ее на стол. Да, ему было приятно сознавать, что они вовремя покинули Бретань, и еще приятнее видеть рядом прелестную женщину, которая в эту минуту торговалась вместо него со старой черноглазой аббатисой, чтобы потом проделать вместе с ним весь путь к Уитби. Конечно, он предпочел бы любую адскую пытку отказу от близости с ней, однако все равно не мог отпустить ее от себя, как бы ни было велико искушение совершить подобную глупость.
Паэн допил остаток эля и направился к конюшне, чтобы избавить старую аббатису от неясного упрямства Джоанны.
Глава 18
Когда Паэн снова вышел во двор обители, Джоанна уже сидела верхом на великолепной кобыле с приличной сбруей и дамским седлом - довольно изящной конструкцией с двумя стременами и прочной подставкой, на которую можно было поставить ногу. С передней и задней луки седла свисала серебристо-зеленая бахрома, искрившаяся в лучах солнца, пока грациозная кобылка гарцевала по двору аббатства.
Джоанна осадила миниатюрное животное рядом с Паэном и протянула к нему руки, чтобы он снял ее с седла.
- Во сколько она вам обошлась? - осведомился Паэн. Джоанна улыбнулась.
- Поставьте меня на землю и поскорее седлайте вашу лошадь. Нам пора в путь.
- Сколько? - не отступал Паэн.
- Я отдам вам золото, как только мы доберемся до Уитби, - уклонилась она от ответа.
Аббатиса уже направлялась через весь двор в их сторону.
- Мне нужно будет хоть что-нибудь ей дать, - буркнул Паэн. - Скажите мне, сколько я ей должен.
- Двадцать денье.
Он опустил ее на землю.
- Двадцать?! - изумился он.
- Она славная кобылка, к тому же такая красивая. Я оставлю ее у себя и буду ездить на ней дважды в год по дороге между фермой и Уитби, чтобы она не застоялась без дела...
- Положим, она и впрямь хороша, но все же не стоит двадцати денье.
- А седло?
- Седло будет привлекать воров, как мед мух, - отозвался Паэн. - Разве вы не могли купить одну лошадь, без седла? Я найду вам другое, ничуть не хуже...
- На нем нет драгоценных камней, - возразила Джоанна. - Просто оно по краям покрыто росписью и позолотой.
- Лучше объясните это грабителям, когда те набросятся на вас, выскочив из чащи леса, и тогда, быть может, они оставят вас в покое и будут ждать другого, менее тщеславного путешественника.
Аббатиса уже стояла рядом с улыбкой предвкушения на губах. Зажмурив глаза, Паэн протянул ей мешочек с деньгами.
- Вы можете взять себе все золото и кошелек в придачу, - пробурчал он, - если дадите моей супруге кусок ткани попроще, чтобы она могла прикрыть всю эту.., роскошь.
Он не успел еще договорить, как аббатиса уже опустила мешочек в ящик для пожертвований и скрылась в аббатстве. Вскоре из-за дверей показалась молоденькая послушница с отрезом коричневой ткани.
- Это хорошая материя, - пояснила она, - сотканная специально для наших облачений.
- А теперь она будет украшать седло, предназначенное для дамы совсем иного сорта, - пробормотал себе под нос Паэн. Он обернулся к Джоанне, которая почесывала загривок кобылы, и прошептал ей на ухо:
- Мне казалось, что такая здравомыслящая женщина, как вы, к тому же дочь торговца шерстью, не позволит этой вредной старухе всучить вам седло куртизанки.
- Оно досталось мне вместе с кобылой по разумной цене, - ответила Джоанна, - и подходит ей как нельзя лучше.
- Так вот как вы распоряжались дома вашим серебром? Мне с трудом верится, что у вас осталось хотя бы су на ваше приданое.
- Нет, - ответила Джоанна. - Такое случилось впервые. Что-то в ее голосе заставило Паэна всмотреться внимательнее в ее улыбающееся лицо.
- То есть?
- Я никогда раньше не тратила деньги на собственные удовольствия. Джоанна погладила серебристую гриву кобылы.
- Но ведь вы же носили платья из узорчатой шерсти и шелка...
- Только потому, что этого требовало мое положение. Если бы я оделась во что-нибудь попроще, мой дядя стал бы возражать, а муж счел бы себя оскорбленным. Эта лошадь, - продолжала Джоанна, - настоящая красавица, к тому же на вид смирная, и я купила ее потому, что она пришлась мне по душе. - Она неожиданно смутилась и посмотрела на него. - Я собиралась расплатиться с вами в Уитби. Если не ошибаюсь, вы говорили, что у вас где-то поблизости есть тайник.
Паэн с улыбкой кивнул. Если Джоанне и впрямь так хочется приобрести это вычурное седло для своей кобылки, он позаботится о том, чтобы оно попало в Уитби, не доставшись наглым разбойникам.
- Как удачно, не правда ли, что мне пришло в голову зарыть деньги в землю именно здесь, недалеко от северной дороги? И нам не придется ехать до самого Джипсуика мимо придорожных таверн, кишащих конокрадами, чтобы забрать их у какого-нибудь подвыпившего ремесленника, который может вспомнить, а может и не вспомнить о том, что я отдал ему свои деньги на хранение.
Джоанна улыбнулась:
- Да, это большая удача. Готова держать пари, что, если бы посаженное в землю золото давало всходы, ваши тайники превратились бы к этому времени в пышные сады, с которых любой из окрестных жителей мог бы собрать себе целое состояние.
Даже в их келье в крепости тамплиеров она не улыбалась так весело и непринужденно. Он положил руку на загривок лошади.
- Вы не шутите, Джоанна? Неужели до этой кобылы вам ни разу не довелось купить себе что-нибудь просто ради собственного удовольствия?
Она отрицательно покачала головой.
- Но ведь вы же богаты! Вы принесли в приданое Ольтеру Мальби полные сундуки золота...
- И никогда за всю жизнь не видела более бездарной траты денег. Даже если бы мой дядя выбросил их в море, я и то чувствовала бы себя куда более счастливой. Так что теперь, когда у меня больше нет сундуков с золотом, дожидающихся, пока в Уитби нагрянет очередной алчный до чужих богатств вельможа, я могу позволить себе купить любую вещь, которая мне приглянулась. Если я снова выйду замуж, у меня уже не будет приданого.
Паэн робко коснулся рукой ее плеча. Никогда больше ему не суждено делить ложе с Джоанной Мерко. Она была не для него, и он не мог подвергать ее риску забеременеть, зная, что у него не было никакой надежды дать ребенку свое имя. В один прекрасный день Джоанна выйдет замуж за какого-нибудь достойного человека, который разделит с ней ее взгляды на жизнь и будет счастлив стать ее мужем - все равно, с приданым или без. В это мгновение Паэн отдал бы все на свете, лишь бы этим человеком стал он сам.
***
В тот же день они покинули аббатство, несмотря на то что Паэн уговаривал Джоанну задержаться здесь еще на несколько дней. Она, судя по всему, пребывала в прекрасном расположении духа, а два теплых плаща, в которые она закуталась, спасали ее от пронизывающего ветра, со свистом проносившегося вдоль северной дороги. Ее огромная кольчуга, высушенная, смазанная маслом и привязанная к задней луке седла, была здесь же наготове на тот случай, если холод еще усилится.