– Сукин сын мне руки чуть не оторвал. Я потому вот чё приволок. – Антуан пнул ящик с приманкой – рядом валялась пара толстых сморщенных рабочих перчаток.
Под водой гиацинтовые корни толсты – если рыба такого размера, как Антуан с Фри говорят, ей же места не хватит. Но то были фанатики веры, и я за это их уважал. Я глянул вниз. Москитное облако искривляло воздух над одним пурпурным цветком.
– Знаете, – сказал я, – с самого приезда меня ни один москит не укусил.
– Их ураган небось поубивал, – ответил Фри. – С самого урагана – ни тебе москита.
– Тута завсегда какое помрачение, – прибавил Антуан.
– Значьть, рыбу не ловишь – а что делаешь? – спросил меня Фри.
– Гуляю просто.
– Природу полюбляешь, а? – Антуан подергал леску.
– Да не особо.
– Значьть, забота у тя, – сказал Фри.
– Любовная забота, – поправил Антуан. – Рыбу не ловит, природу не полюбляет. Что выгонит парня из дому в таку рань? Токо жуткие любовные заботы.
Любовь – чувство исповедальное, она взращивает желание всем рассказать о последней конвульсии, и, получив шанс изложить свое дело двум столь беспристрастным судьям, я поведал им нашу историю. По-моему, заняло это около часа, включая минут пятнадцать на вопросы из зала.
– Выбирайся-ка ты из этого бардака, – посоветовал Антуан, когда я закруглился.
– Ты что гришь, мужик в курсе, как тя его жена любит, – сказал Фри, – и ее к мотелю везет, чтоб она с тобой повстречалась?
– Ага, – сказал я.
– Выбирайся-ка ты из этого бардака срочно! – сказал Антуан.
– Небось красотка, – сказал Фри. – Мужик так не взбаламутится, еси тетка не хороша!
– Я видал уродин с таким глазом африканским, мужика на что хошь подобьет, – возразил Антуан.
– Да ну на хуй глаз африканский! – Фри посмотрел на меня. – У тя же красотка, у?
Я сказал, что ты красотка.
– Тада слушай лучше, что те Антуан скажет. С Антуаном самое оно грить, еси про теток.
– Я уж их повидал. – Антуан снова подергал леску и сплюнул. – По-мо, я за траву зацепился.
– ?! – изумился Фри. – Черт. Что я знаю, так ты видаешься с Лили Санчез прям щас!
Я сомневался, что добьюсь от этих двоих здравой гениальности, но мне нравился коктейль – угрюмая любезность и братская восторженность.
– Вон он, сукин сын. – И Фри ткнул пальцем. Футах в сорока от моста ковер гиацинтовых листьев и цветов рябило, тянуло под воду, словно что-то огромное проплывало внизу, двигаясь на юг.
– Черт бы его побрал, – сказал Фри. – Устал небось ждать, када поймаем. Сёдни все.
– Завтра вернется, – мрачно ответил Антуан.
– Выпить пора. – Фри нагнулся к пенопластовому контейнеру и содрал крышку. Взвизг замер вдали.
– Ну-ка, глянь на меня, парень. – Антуан уставился на меня большими, чуть желтушными глазами. – Гри, как зовут.
Я изобразил бизнес-взгляд и ответил.
– Рассел. – Антуан повторил еще пару раз, задумчиво, точно эксперт по именам примеривал имя к телу. – Не могешь тетку отпустить, а?
– Я ее на шесть лет отпустил, – напомнил я.
– Ты, мож, ее руками и не трогал, но не пускал. – Антуан поцыкал зубом – точно скребок потер сухое стекло. – Раз отпустить никак, токо одно могешь. Ты ее скради.
– Ну, не знаю, – сказал я. – Она теперь так говорит, что у нас вроде шанс есть.
– Она так раньше грила? Грила, что от мужа уйдет?
– Да, но…
– Ушла?
– Нет.
– Значьть, ты ее скради. Я не грю – тетку похить. Ты у нее под ногами крутись. Ты гришь, она тя любит, так еси она будет тя видеть все время, то с мужем не останется.
– Во, видал? – сказал Фри. – С Антуаном самое оно грить, еси с теткой проблема.
– Пмаешь, – сказал Антуан. – Она вертается в Калифорнию, к свому Не-Тому-Мистеру, но она ж не из-за него там торчит. Он с ней играется… не посомневаешься, раз ты так гришь. Пускает бежать, а потом леску мотает, чтоб верталась. Но эт не твово ума дело. Эт ее половые трудности. А ты сделай так, чтоб она поняла – она теперича не та, кто она думает. Она ваще не та женщина стала, когда в тя втюрилась. И ничо делать те не надо – токо пусть она тя видит. Не надо ей грить все время, как ты ее сильно полюбляешь, ни цветы слать, ничо такого. Ваще-то неплохо б с этим со всем завязать. Пусть токо она тя видит, а ты свое делай. Сама расчухает, не маленькая.
Антуановы ставки в моих глазах росли.
– И что, мне в Лос-Анджелес ехать, что ли?
– Ты гришь, она звякнет. Погоди, пока звякнет. Када звякнет, не тормози. Живо в самолет. Сначала могет хуже стать – потом будет лучше. Рискни. Токо не дергайся.
– Мож, пива? – Фри протянул заледеневшую бутылку «Миллер-Лайт».
– Ага, спасибо. Какого черта. – Я открутил крышечку и глотнул. Вкусно – о чем я и сообщил.
– «Миллер Хай-Лайф»! – отозвался Фри, салютуя бутылкой мертвому серому небу.
– У «Миллера» вкус, будто яйца внутрях, – сказал Антуан. – Я потому его и полюбляю.
Я допил пиво и взял еще. Ближе к донышку второго – из-за стресса, наверное, и усталости – в голове загудело и я стал общительнее.