- Девятнадцать.
- Наверное, ещё та стерва.
Элейн возмущенно подняла бровь.
- Кажется, будет не лишним напомнить тебе, что она все-таки моя племянница. По правде говоря, мне почему-то кажется, что она довольно симпатична. Без сомнения, немного наивна, но этого следует ожидать, раз её воспитывала моя сестра.
- На её лице появилась гримаса отвращения.
- Кэтрин всегда была ханжой. Именно поэтому я всей душой пожалела девочку, когда она умоляла меня её спасти.
Чак почти не слушал её. Он рисовал в своем воображении портрет племянницы Элейн, этакое неуклюжее костлявое существо со свалявшимися волосами и зубами, торчащими в разные стороны, в платье от торгово-посылочной фирмы и с картонным чемоданом, из которого лезет солома. Он помотал головой, отгоняя кошмарное видение, и повернулся к Элейн.
- Ты что-то сказала насчет денег.
Вдова весело улыбнулась.
- Ты берешься за это?
Чак подумал о надвигающемся сроке квартплаты и наладке, в котором отчаянно нуждался его раздолбанный драндулет. Перспектива целую неделю выводить в свет какую-то хихикающую корову совершенно не прельщала его, но деньги были бы очень кстати. Он покорно вздохнул и поднялся, отряхивая с плавок песок.
- Двадцать зеленых в день плюс текущие расходы, идет?
Элейн засияла:
- По рукам.
- Когда приступать?
- Она приезжает завтра около пяти. Можно надеяться, что ты засвидетельствуешь нам свое почтение часов в семь-восемь? Чак цинично ухмыльнулся.
- Ей хватит времени, чтобы разобрать вещи?
- Не мучай меня.
- Кстати, как её зовут?
- Дженнифер. Приятное имя, правда?
Чак согласно кивнул и быстро зашагал прочь, так как сверхизощренная компания возвращалась к своим шезлонгам и подстилкам. Они приветственно махали ему, пока он шел к спасательской вышке, но Чак не обращал на них внимания. Он понимал, что вечеринка будет чертовски отвратной, судя по манерам и рожам приятелей вдовушки. Вечеринки Элейн вообще пользовались дурной славой, и прочим обитателям прибрежной полосы не раз приходилось вызывать полицию, чтобы утихомирить не в меру разгулявшихся гостей развеселой Элейн.
Он забрался наверх, устроился на сиденье, обернув вокруг шеи полотенце, и надел свои квадратные солнечные очки. Покрутив приемник Арти, нашел какую-то музыку, затем осторожно поставил его около себя, потянулся и посмотрел на океан.
Дженнифер. Чак надеялся, что она окажется не такой противной, как нарисованный им в мыслях портрет.
Четыре дня решат проблему квартплаты, а пятый покроет счет из гаража за ремонт машины. Деньги на текущие расходы означают регулярное питание в течение целой недели, а к тому же приличную выпивку и полный бак бензина. Не так уж и плохо, тем более, что это не надолго. Черт возьми, неделю он одной левой отработает. Если она окажется серьезной обузой, он может каждый вечер возить её в кино, где ему не придется ни говорить с ней, ни даже смотреть на нее.
Дженнифер. Звучит несколько чопорно. Он подумал, что может и ошибаться. Имя часто бывает так же обманчиво, как "дутый" свитер. Он вспомнил девочку из средней школы по имени Кассандра... У неё были прямые волосы, она носила очки и была ростом почти в шесть футов. Никто из ребят никогда не удостаивал её своим вниманием, а некоторые даже потешались над её нескладной долговязой фигурой. Чак относился к ней снисходительно, но лишь потому, что она была страстной любительницей регби и самой пылкой его поклонницей.
Тот вечер, когда он научился впредь никогда не судить о книге по обложке, наступил после решающей игры сезона, когда он в самую последнюю минуту обеспечил победу своей команде, приземлив мяч в зачетном поле и повредив при этом бедро. В школьном спортзале были назначены танцы, и он как раз направлялся к главному входу, слегка прихрамывая от боли в ушибленном бедре, когда Кассандра с горящими глазами и пылающим лицом выскочила откуда-то из-за припаркованных колымаг и схватила его за руку. Не успел он понять, что же происходит, как она уже толкнула его на заднее сиденье одной из ближайших машин и начала срывать с него одежду. Чак ошеломленно слушал, как она в исступлении несла какой-то бред о его геройских поступках на поле, и что она не сможет больше жить, если не докажет ему, как сильно его любит, и что пусть это ничего не будет для него значить, лишь бы только он позволил ей сделать то, о чем она мечтает с того самого мгновенья, как впервые увидела его посылающим мяч в цель с девяноста ярдов. Она трещала как сорока, продолжая раздевать его, а Чак обалдело смотрел на нее, с трудом осознавая, что она, по-видимому, прекрасно знала, что надо делать.
Когда он уже был полностью раздет и слегка вздрагивал от холодного осеннего воздуха, Кассандра склонилась над ним и сперва лизнула его нетерпеливо подрагивающую плоть, а потом сомкнула на ней губы и её голова заходила вниз-вверх. Когда ошалевший от сладостных ощущений Чак начал постанывать, Кассандра отодвинулась, чтобы снять очки, и, вихляя бедрами, выбралась из трусиков. Потом, нежно улыбаясь своим зубастым ртом, она силой уложила его на холодные подушки сиденья и уселась на него верхом, аккуратно расправив юбку и устроив свое угловатое тело в неловкой позе, которая, однако, сразу же оказалась весьма действенной. Чак ошарашенно следил, с каким искусством она елозит на его члене, и чувствовал себя желторотым молокососом. Кассандра стукалась спиной о крышу машины, но как будто не замечала этого, а когда после того как усилившиеся и участившиеся толчки возвестили о приближении конца, она хрипло и протяжно завыла... Потом, когда замученный Чак изверг свой пыл в её жаркое лоно, она выглядела по-настоящему счастливой.
Кассандра... Чак вздохнул и почесал голову. А Дженнифер? Что скрывается за этим имечком?
Глава 3
Вернувшись с пляжа в свое необычное жилище, Чак проспал до девяти часов. Жильем ему служил соответствующим образом переоборудованный чердак, расположенный над просторным гаражом и состоявший из одной большой комнаты с примыкающей ванной и крохотной кухоньки, встроенной в одну из стен. Он снимал это помещение у владельцев гаража, супружеской четы пенсионного возраста по фамилии Мак-Эндрюс, которые круглый год жили недалеко от пляжа. Это была удачная сделка, поскольку арендная плата была скромной, а жилье удобным, и к тому же Чак был полностью предоставлен самому себе. Супруги никогда не вмешивались в его дела и не высказывали претензий по поводу его случайных гостей, при условии, что он проявлял уважение к их репутации в здешнем обществе.
Проснувшись, Чак принял душ, побрился, проглотил два наспех приготовленных сандвича и выпил целый пакет молока. Затем надел чистые серые брюки, свитер с высоким воротником, мягкие кожаные ботинки и легкую куртку на "молнии". Наряд этот был не слишком изящен, но зато удобен, а Чаку больше ничего и не требовалось. Выключив в комнате свет, он спустился по деревянной лестнице, идущей сбоку гаража, и сел в свой дряхлый автомобиль.
Чета Мак-Эндрюсов сидела на крыльце. Выезжая на улицу, Чак помахал старикам рукой. Они приветливо помахали в ответ, проводив его взглядами. Чак ехал медленно, без определенной цели, пытаясь что-то решить по поводу вечеринки у Элейн. Он не был уверен, что хочет туда попасть, но его колебания были вызваны не самой пышнотелой вдовой.
Пьянка началась всерьез уже днем, на пляже, по мере того, как гости в приподнятом настроении прибывали из города. К тому времени, когда они отправились с пляжа обратно в дом Элейн, многие из них приближались к тому состоянию опьянения, которое заметно невооруженным глазом. Какие-то мальчики сомнительного вида, уходя с пляжа, все время звали его и размахивали руками, так что Чак ежился от стыда, видя, как в его сторону поворачиваются головы любопытных. В компании было с полдюжины изнеженных женоподобных личностей, и чем больше они пили, тем бесстыднее становились. Именно это обстоятельство сдерживало Чака. Он не любил гомосексуалистов, на дух их не выносил. Он нервничал в их присутствии и чувствовал себя не в своей тарелке.
Чак хотел ненадолго остановиться у кабачка Тома Мерфи и выпить пива, но вспомнил, что уже задолжал краснолицему владельцу. Потом подумал о "Славном кабачке Бруно" и компании своих коллег спасателей, но тут же отбросил эту мысль, потому что по вечерам туда иногда приходила Джуди Трейнор.
Джуди - очень лакомый кусочек, а он определенно был в боевом настроении. Короткий сон и душ вернули его к жизни. От девушек, которым он мог бы назначить короткое свидание в постели, отбоя у Чака не было. Но Чак терпеть не мог тратить время на пустую болтовню, которая была им всем необходима как прелюдия к интиму. Конечно, кое-кому из них требовалось меньше подготовки, но с такими ему почему-то не хотелось иметь дело.
Взять, например, официантку из пиццерии, Анджелу. Она обожала французскую любовь, была всегда на неё настроена и не слишком привередничала, если парень шел ей навстречу и был готов не слишком усердствовать, чтобы не испортить её прическу. Анджела была помешана на своих волосах и все чаевые оставляла в местном салоне красоты. А так ничего штучка. Такие девчонки любят браться за дело энергично и без всяких выкрутасов. Проблема заключалась в том, что раздражительный и ревнивый муж Анджелы, военный моряк, приехал со службы в отпуск.
Оставалась ещё Ширли. Довольно-таки полная и неразговорчивая, но в общем славная малышка. Она каждый вечер до половины десятого работала в гастрономе своего отца, так что время было вполне подходящее. Надо было только подрулить к обочине и улыбнуться Ширли, когда она быстрой скользящей походкой пройдет мимо, тряся своими огромными грудями, с выражением страстного ожидания в блестящих голубых глазах. К тому же он задолжал ей свидание. Он пообещал навестить её на прошлой неделе, когда зашел в гастроном одолжить у неё несколько долларов. Нет, так не пойдет. Она наверняка попросит вернуть долг, потому что взяла тогда деньги из кассы. Чак вздохнул и направился на вечеринку.
Элейн жила в длиннющем кирпичном особняке, расположенном в ста ярдах от пляжа. Дом был окружен широкими газонами, высокой живой изгородью и проволочной оградой. Улица состояла всего из шести домов, одинаково дорогих и одинаково уединенных. Это был самый престижный район прибрежной полосы.
Напротив дома Элейн и на широкой подъездной аллее стояло около десятка элегантных автомобилей последних моделей, главным образом иностранные спортивные машины и "кадиллаки" в пастельных тонах. Эта выставка даже слегка испугала Чака, пока он втискивал свою груду ржавого металла в свободное пространство у обочины. Он заглушил мотор, выключил фары и выбрался наружу, глядя в том направлении, откуда доносились приглушенная музыка и смех. Жалюзи были опущены, шторы и портьеры задвинуты, но немного света просачивалось наружу вместе со звуками веселья. Чак прислушался и заключил, что вечеринка в полном разгаре.
Он нажал кнопку у парадной двери и услышал, как внутри отозвался колокольчик. Он ждал, переминаясь с ноги на ногу, и размышлял, не совершает ли ошибку. Дверь распахнулась, и на него обрушилась лавина света и музыки.
- Входи, входи, кто бы ты ни был, - закричала курчавая блондинка с затуманенным взором, вся в пятнах губной помады. В руке она держала бокал; широкое свободное платье не скрывало её пышных форм.
- Боже мой, - произнесла она, разглядывая Чака с глуповатой улыбкой. Какой ты впечатляющий. Настоящий жеребец. Поездишь на мне, а?
Чак ухмыльнулся и вошел в фойе, обратив внимание, что больше всего шума доносилось из задней части дома. Пышнотелая блондинка закрыла дверь и, схватив его руку, прижала её к своим могучим грудям, одновременно поднося к его губам свой бокал. Чак отстранился.
- Извини, душка. Предпочитаю пиво и крекеры.
Блондинка потрогала твердые мускулы его бицепса, потом запустила руку между бедер Чака.
- Я очень люблю пиво и крекеры, невпопад брякнула она и снова глупо заулыбалась. - Пойдем вместе поищем их?
- Попозже, душка, - Чак высвободился.
- Обещаешь?
- Разумеется.