Тогда чего эти ублюдки ко мне вяжутся? А?
О чем ты?
Фу-ух, иди ты на хер, Сэмми, а то ты не знаешь, о чем я.
Ну ладно, ну я столкнулся в забегаловке с одним малым – после того, как ты ушел; так это мое дело – ты ушел, я столкнулся с одним малым; ну и ладно, мне и отвечать.
А кому же еще? Ногу тоже винить не в чем!
Тэм…
Это твой знакомый, твой, в лоб его мать, приятель.
Ни хрена он мне не приятель.
Мог бы меня и предупредить.
Да о чем?
Господи-исусе, Сэмми, легавые ломятся в мою дверь в полпятого утра! дом, на хер, битком набит, везде наркота. Ты что, не понял, они ж все знали, все, в жопу, вверх дном перевернули. Тебя не забрали? да они и жену могли, на хер, забрать; точно тебе говорю, они могли, на хер… господи-исусе, жена охренела, я охренел, мы все охренели – детишки, они на кухне спали. А эти грязные ублюдки расселись там, жрут шоколадные бисквиты, чай пьют, смеются, как хрен знает кто. И ты мне говоришь, не волнуйся? Ты охеренно прав, я волнуюсь, я весь конец недели проволновался. Мог бы и сказать мне хоть что-нибудь. Чтобы я знал. Что-нибудь. Хоть какую-нибудь херню. Чтобы я знал, к чему дело идет. Вот и все.
…
Я просто, на хер… А, ладно. Проехали.
Ни хрена мы с тобой не проехали. Сэмми наклоняется поближе к Тэму и шепчет: Слушай, ты хочешь узнать про мои дела, да? хочешь узнать? чтобы я предупредил тебя, на хер, Тэм, хочешь, на хер, знать про мои дела? так ты ж их видишь, мать твою, видишь эту херню? вот эту самую, видишь, на хер? смотри, мать твою, смотри, на хер! ну! смотри, на хер!
Сэмми оттягивает вниз кожу под глазами. Как тебе это? А? Как тебе эта херня?
Он держит кожу оттянутой секунд шесть примерно, потом опускает правую руку на стопку с виски, но там ее и оставляет; затягивается. Когда он поднимает руку, та все еще дрожит. Опускает обратно. Оба сидят и молчат. Сэмми слышит, как стул Тэма отодвигается, и говорит: Подожди ты, на хер. Выпей со мной.
Нет.
Давай.
Не хочу.
Ну что за херня, Тэм. Ты позволил им сбить тебя с панталыку. Брось, выпей, потом еще возьмем.
Нет, Сэмми.
Да выпей же, на хер.
Я тут с зятем, мы в зале сидим.
Две минуты.
Нет.
Так ты мне чего хочешь сказать? Что от меня одни неприятности?
Тэм вздыхает.
Все охрененно сложнее, чем ты думаешь.
То есть?
…
А, ладно, это твои дела.
И что это должно значить?
Что это твои дела, больше ничего.
Угу.
И не хера угукать, Сэмми, не хера угукать. Я думал, я знаю, чем ты занимаешься, а выходит, не знаю. Не знаю, думал, что знаю, а не знаю. Гребаным сыскарям известно о тебе больше, чем мне!
…
Ты понял, Сэмми, оставь меня в покое! Слушай, я лучше пойду.
Сэмми пожимает плечами.
Еще увидимся.
Ладно, Тэм, ладно.
С минуту Тэм стоит рядом, потом Сэмми слышит его шаги. Подождав немного, он поднимает кружку, проверяя, много ли в ней осталось пива. Самокрутка погасла, он снова раскуривает ее, упирается локтем в стол, кладет подбородок на ладонь. Ему одно хотелось бы знать.
Да нет, не хотелось бы, все это ни хрена не важно.
Он берется ладонью за край стола, стискивает его. Протягивает другую руку за палкой, да так ее и оставляет, допивая пиво; все-таки, одним глотком больше.
Ну их в жопу; всех.
Смотри на вещи проще, самое время. А теперь домой, домой. Только сначала пописать. Потому как, если сейчас не пописать, через десять минут обоссышься, на хер, это уж наверняка.
Выходит, рубашкам хана. И другим делам тоже. Вот так. Ничего не попишешь. Ну и ладно. Ладно. Одну засранную пешку ты отыграть еще можешь!
Ничего ты не можешь.
Он глотает остатки пива, берет палку, приятно держать ее в руке, приятно; надежная такая, друг, Элен она бы понравилась! Куда, к чертям, подевалась швабра! Да вот твоя чертова швабра, развалилась, когда я ее красил! Сэмми невольно улыбается. Мать-перемать, даже смеяться хочется!
Ладно. Все эти мудаки таращатся на него; вон он, слепой Сэмми, наш храбрец, писать идет.