Так и у меня тоже.
Он сказал, чтобы я отпечатал снимки, а он их потом у меня заберет.
То есть он что же, собирается заявиться в дом твоей бабушки? А?
Этого он не говорил.
Сэмми вздыхает. Это ведь мое дело, сынок, понимаешь, мне не хочется, чтобы твоя мама и дедушка с бабушкой знали о нем.
Не узнают. Честное слово. Он сказал, чтобы я сделал снимки, а в среду он их заберет.
В среду?
Да. Только я… если хочешь, я их тебе отдам.
Знаешь, Питер, может, так будет и лучше. Ну, просто, если – понимаешь, я не хочу, чтобы они узнали.
Так они и не узнают, пап, трубку-то я сниму.
…
Он позвонит завтра в половине восьмого утра. Я отдам пленку на ночную проявку, и к утру все будет готово, там круглосуточное обслуживание.
Все так, мистер Сэмюэлс.
И, как он позвонит, я пойду и заберу их.
А что будет, если он запоздает, а ты в школу уйдешь?
…
Понимаешь!
Пап, мне же все равно, хочешь, ты их забери…
Не в том дело, Питер, просто – ты же знаешь свою маму. Она ж начнет волноваться на ровном месте, сынок. Понимаешь, о чем я? Таких женщин много; и твоя мама одна из них. И бабушка твоя была такая же – господи, не твоя бабушка, а моя, совсем я зарапортовался, исусе-христе, твоя прабабушка, прабабушка твоя! Совсем свихнулся на старости лет. Ну да ладно. Она бы тебе понравилась. Знаешь, у нее всегда что-нибудь припасено было, для мальчишки-то, яблоко или долбаный апельсин, пара монет – помню, я как-то пошел для нее за покупками; может, и не стоит тебе про это рассказывать; в общем, в кармане у меня было хоть шаром покати; а лет мне тогда было примерно как тебе сейчас; и я, вот как Кит, покуривал, так что мне нужен был десяток сигарет, ну и я в магазине, чем покупать-то, спер кое-что… Сэмми хмыкает. Так что без сигарет я не остался. В общем, ладно. Хорошая была старуха, тебе бы она понравилась.
…
Сэмми проглатывает остатки кофе, потом говорит: Может, он и вовремя позвонит. Думаешь, все будет в порядке?
Думаю да, пап.
Сэмми кивает. Погоди-ка минутку… Он уходит в спальню, берет деньги. Вернувшись на кухню, протягивает перед собой руку с двумя бумажками: Сколько тут?
Двадцать фунтов.
Две десятки?
Да.
Хорошо. Он взмахивает одной из бумажек: Держи! на проявку.
Пап, я же говорил, деньги у меня есть.
Сэмми состраивает рожу.
И потом, тут слишком много.
Ну, разделите сдачу между собой.
Пап…
Сдачу разделите. Будет чем за автобус до дому заплатить.
У нас проездные.
Ладно, тогда купите себе долбаную шоколадку, исусе-христе, Питер, сынок, я знаю, что делаю, брось, это всего лишь десятка! Сэмми широко улыбается.
Питер вздыхает.
Ну брось, брось, это всего-навсего десятка, бери!.. Сэмми помахивает банкнотой, пока ее не вынимают у него из пальцев. Вот и ладушки, говорит он. Теперь надо ждать звонка Алли, я уверен, он позвонит. Я к тому, что тебе следует быть осторожным, чтобы никто ничего не узнал. Никто. Только вы двое. Ладно, Кит? Ты и Питер, больше никто. Ни твоя мама, ни папа. Никто. Идет?
Может, он захочет, чтобы мы их почтой отправили? говорит Питер.
Все что угодно, пусть сам решает – хотя, вообще-то, не думаю, чтобы он так захотел; крайне сомнительно. Нет, Питер, тебе придется передать их ему из рук в руки. Сделай это. Ладно?
Ладно.
И чтобы никто ничего не знал; договорились, Кит?
Договорились, мистер Сэмюэлс, я никому не скажу.
Отлично. Да, и еще одно, глаза и все такое, ты и про них маме тоже не говори, сынок, идет?
Не скажу.
На деле-то лучше будет, если ты не скажешь и про то, что виделся со мной. Оно не важно, но так будет лучше. Договорились?
Да.
Понимаешь, просто я думаю, что так будет лучше.
Я не скажу.
Ну и отлично. Тогда ладно… Сэмми откидывается в кресле.