Давай, сынок.
Когда Кит выходит, Питер спрашивает: Пап?..
Что? Что?
А ты не в бегах?
В бегах! Нет! Господи-исусе, откуда такая мысль? А?
…
Это тебе тот мужик чего-то наплел?
Нет.
Так в чем дело! Сэмми хмыкает.
Не знаю.
Нет. Я не в бегах.
Питер шмыгает носом. Потому что, если ты скрываешься, я мог бы тебе помочь.
…
Нет, правда, пап, мог бы. Я знаю одно место. Это за нашим кварталом. Старый дом; жилой, но теперь стоит заколоченным, весь. Только люди там все равно живут; и ты мог бы.
Торчки?
Нет. Ну, некоторые, может, и торчки, но там сейчас один мой знакомый ночует.
Знакомый?
Да, ему семнадцать, он в нашей команде играл.
И он не торчок?
Нет. Правда, травку курит.
Но он скрывается?
Да. Собирается скоро уехать; просто выжидает случая.
Куда уехать?
В Англию.
Понятно… Питер, это ты Киту сказал, чтобы он в ванную ушел?
Нет.
М-м… а то его что-то долго нет.
Я ему не говорил.
Да нет, я не почему-либо там, просто на случай, если ты хотел поговорить со мной наедине.
Кит тоже того парня знает.
Понятно. Он твой корешок, Кит-то, а?
Да. И пап, еще знаешь что, у меня есть спальный мешок.
Сэмми кивает. Да, спальный мешок штука удобная… да.
Мне он не нужен, ты можешь его взять.
Сэмми улыбается. Да ладно, я знаю, куда мне податься, если, э-э… Он кивает и улыбается снова. Какое-то движение. Что там? спрашивает он.
Это я к окну подошел.
А… понятно.
А та женщина на работе?
Да.
Она ведь в пабе работает?
Ее зовут Элен, да, она работает в пабе. Сэмми шмыгает носом. Послушай, сынок, то, что я сказал насчет мамы и прочее, ты не подумай дурного; она человек хороший. Просто, ты еще увидишь, ей хочется знать, где ты, что делаешь, ну и так далее. Да ты, наверное, и сам уже это почувствовал, а? Понимаешь, так уж устроены женщины. И бабушка твоя была такая же, я о другой твоей бабушке, о моей матери, если мой старик уходил куда-то, она переживала до самого его возвращения; а стоило ему войти в дом, как она успокаивалась и все было отлично; ты бы ее только видел! места себе не находила. Без шуток!
…
Или вот возьми меня с твоей матерью, мы были молодые, ну, сам понимаешь, ситуация сложилась странная, необычная ситуация. Я к тому, что я же в крытке сидел. Понимаешь, мы с ней встречались, пока меня не упрятали. А я, когда вышел, вернулся обратно в Глазго, и мы вроде как начали с того места, на котором остановились. Но я знаешь, что думаю, не попади я в тюрьму, а так вот и останься здесь, то, если честно, не думаю, чтобы мы поженились, понимаешь, о чем я, думаю, мы просто разошлись бы, пошли каждый своим путем; потому что так оно и бывает, я только об этом и говорю.
Открывается дверь. Входит Кит.
Я тут как раз рассказывал Питеру про меня и его маму, что вот, поскольку я сидел, все нам представлялось по-другому.
…
Питер говорит: Пап, я понимаю, о чем ты.
Сэмми кивает. Я не хочу вдаваться в эти дела, я просто, чтобы ты знал, ну, вроде как, будь я на твоем месте, я предпочел бы знать. Потому что, в общем-то, ничего тут страшного нет, на самом-то деле, ну, в том, что мы с твоей мамой разошлись – извини, что затеял этот разговор, но ты же понимаешь – это все тюрьма! Точно тебе говорю, она мозги сворачивает, просто сворачивает мозги. Губит человека. Любого, кроме обычного! А знаешь, что такое обычный человек! А? Знаешь, что такое обычный человек? Да вот ты и есть – обычный. Сэмми ухмыляется: Если б меня не взяли в то время, и тебя бы сейчас здесь не было! Хотя, кто знает, может, и был бы! То же и с тобой, Кит, если б это был ты, твои папа и мама, никто ведь ничего не знает. Я не шучу, дичь, полная дичь. Понимаешь, дети же все меняют. Сэмми хмыкает. Честно! Вы самые. Думаете небось, что я бред несу, ан нет! Можно даже сказать, оно и хорошо, что я в тюрьму попал.
Пап.