Это уж чушь, пап.
Да знаю я, и все-таки. Сэмми шмыгает. Он уже скрутил сигаретку, теперь закуривает. Я тебе одно скажу, говорит он, в бегах я никогда не был. Брали меня дважды, но от полиции я никогда не скрывался. Я в аккурат этим и занимался, когда меня взяли, шел на дело. Так что все по справедливости, я о том, что фараоны меня сграбастали. Но я от них не бегал. Они просто, на хер, знаю, о чем говорю, – просто взяли меня с поличным. На месте преступления. Ничего такого уж крупного, могу тебе сразу сказать, но разница тут есть. Сэмми пожимает плечами. Как бы там ни было, сам виноват. Так я ничего другого и не говорю; мне следовало затаиться. Потому как, если они не знают, что ты и где, так они этого и не знают. А стоит тебе пошевелиться, ты им словно бы извещение посылаешь. Приходите, ребята, берите меня, понимаешь? так что надо быть очень и очень осторожным, очень и очень… Сэмми облизывает губы, растирает шею, и там щетина.
Что происходит, па?
Да ничего. А что?
…
Сэмми затягивается, выпускает дым. Со мной вот какое дело, говорит он, ладно уж, тебе сказать можно, я собираюсь уехать.
Ух ты, пап.
Вернуться в Англию.
Пап.
Попробую найти работу, ну и так далее, понимаешь? Привести себя в порядок, глаза и все прочее.
Ух ты, пап.
Да нет, это все пустяки, просто сейчас так будет лучше всего, потому что при том, как оно здесь все складывается, понимаешь, о чем я, мне здесь ни хрена не светит, ни хрена, вот так, я о том, что, если тебя замудохали, значит, надо смываться, и все, я только об этом и говорю, сынок, надо уезжать, ты же не можешь всегда… Ну, что ты можешь сделать, понимаешь? ты же не можешь всегда делать, что тебе хочется. Ну вот, поэтому я и хочу уехать.
Пап, это не из-за той женщины?
Какой женщины?
Ну, этой, твоей подруги.
Вовсе нет, о чем это ты?
А почему же ты тогда уехать хочешь?
Так я уже сказал почему.
И она с тобой поедет?
Да; видишь ли, Питер, она и я, нам хорошо друг с другом. Как только я все улажу и прочее, то дам ей знать и она приедет. Нет, правда, нам с ней хорошо. Ну вот как твоей матери и тому мужику, с которым она встречается; тут ведь вся соль в чем, в отношениях между людьми, а это странная штука; вот погоди, подрастешь, сам узнаешь – и ты тоже, Кит, точно тебе говорю, странная штука, ничего в них понять нельзя, они просто складываются сами собой.
У меня старший брат развелся, говорит Кит.
А сколько ему?
Тридцать.
Тридцать? Угу – а ты самый младший, что ли?
Да.
Много у тебя братьев и сестер?
Пятеро.
Пятеро, да, это здорово. Целая команда, а? Сэмми улыбается. Ну вот, говорит он, главное, Питер, ты ведь теперь большой, так что я буду держать тебя в курсе, письма тебе буду писать.
…
Идет?
Пап?..
Что? Что такое?
Тебя избили?
Да нет, ничего подобного. Что за херня, Питер?
Я просто подумал.
Сэмми улыбается.
Когда ты уезжаешь?
Да скоро, скоро уже.
А сколько тебя не будет?
Это уж как получится.
Если ты ничего не видишь, как же ты работу найдешь? Никто ее тебе не даст.
Найду, как только видеть начну, я об этом и говорю. Конечно, первой работу найдет Элен, а я просто пособие буду получать, по болезни, пока все не выправится. А это может случиться и завтра, и на следующей неделе, и через неделю, кто знает.
А врач ничего тебе не может сказать?
Да в общем-то, нет; потому и нужен этот мой корешок, который звонил тебе насчет снимков, он ни одной мелочи из виду не упустит, ну, выходит, и хорошо, что он мне подвернулся.
Кит спрашивает: А он что-нибудь уже делает?
Что именно, сынок?
Я не знаю…
А, ну да, делает, конечно, помогает мне страховку получить.
А.