- И сколько лет этому образцу совершенства?
- О... - он взглянул на нее дразнящим взглядом, - за шестьдесят. Она живет в нашей семье еще с тех пор, когда я был ребенком.
- И что вы делаете со всем этим пространством?
- Когда-нибудь оно будет заполнено, - заявил он. - Не хотите ли осмотреться, пока я буду распаковывать всю эту ерунду и готовить что-нибудь нам на обед?
Кэйт прошлась по длинному холлу, тянущемуся по всей длине дома от двери до задней стены, вошла в библиотеку, заранее улыбаясь от предчувствия ее традиционности. Конечно же, длинный ряд портретов Фрэзеров-банкиров, переплеты из телячьей кожи с золотым тиснением, поблескивающие на полках из красного дерева, занимающих все стены. Массивный дубовый стол и виндзорские стулья в центре комнаты. Кожаный диван и два клубных кресла перед камином, на каминной доске портрет предка Фрэзера в шотландском кильте, сурово взирающего сверху вниз. Хотя его глаза были голубыми, как небо, а волосы представляли массу золотых кудрей, Кэйт показалось, что она видит в нем какое-то сходство с Джулио, - его взгляд и постановку челюсти.
Из темной пышности библиотеки она перешла через холл в гостиную напротив. Бледный старинный китайский ковер устилал большую часть пола из светлого дуба. Стены были обтянуты шелковыми обоями цвета сжатой пшеницы, все деревянные предметы и потолок были цвета слоновой кости. Золотистый диван, два гармонирующих с ним кресла и китайский кофейный столик на изогнутых ножках были единственной мебелью, и, как и стены, казалось, были погружены в какую-то полутьму. Они, очевидно, существовали лишь для того, чтобы создавать фон для картин.
Кэйт почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Не веря своим глазам, она подошла ближе к камину, чтобы лучше разглядеть картину над ним. Это был Боннар! Подлинник! Картина изображала блистательную жену художника, выходящую из ванны под знойные стрелы солнечных лучей. Кэйт обошла комнату по кругу, здесь были еще только две картины - очень большое полотно Моне - мерцающий свет и влажные гиацинты в его саду в Дживерни, и огромное, во всю стену полотно Ротко - туманные пятна сада, который никогда не существовал, медитация по поводу воображаемого пространства во времени, которого никогда не было. Кэйт застыла, охваченная восторгом.
Она энергично распахнула двойные двери, ведущие в столовую, и увидела великолепную комнату восемнадцатого века, которой соответствовал полированный стол из красного дерева, чиппендейловские кресла, высокий комод и белые деревянные детали на фоне стен цвета бледного абрикоса.
- Джулио! - воскликнула она, вернувшись в кухню, - Это настоящий замок сокровищ. Я нигде в жизни не ожидала увидеть такие картины, кроме как в музее. Я ошеломлена.
Джулио усмехнулся.
- Мой дед только раз в жизни совершил путешествие в Европу: он считал, что каникулы - это пустая трата времени и потому смертный грех. Работа и кирха были семейным девизом. Ему было пятьдесят четыре года, когда он впервые увидел полотна импрессионистов, и это произвело на него впечатление кирпича, упавшего на голову. Он вернулся из Парижа с этим Боннаром и этим Моне. Неплохой глаз для банкира.
Кэйт покачала головой.
- Прямо не верится.
- Время обеда. Мне кажется, достаточно тепло, чтобы обедать в саду, вы не возражаете? Я понесу поднос, а вы попридержите дверь. Вот сюда... - указал он на лестницу в конце холла, который отделял кухню от спален напротив.
Крыша дома была превращена в благоухающий зимний сад. Повсюду были кадки с декоративными деревцами и цветами. Ломонос и плющ вздымались вверх шпалерами, а вьющийся виноград целиком покрывал одну сторону. Рододендроны были в алых и оранжевых цветах. Примулы в низких ящиках образовывали колористический ряд от темно-багрового и фуксинового к розовому и белому. Здесь было множество азалий и горшков с кизилом. Около вьющегося винограда Джулио высадил массу пряных трав и подвязанных к колышкам томатов.
- Это словно отдельный мирок, - пробормотала Кэйт, - такое впечатление, что город находится за тысячу миль отсюда.
- Он требует массы времени, но того стоит. А теперь давайте есть. - Он поставил поднос на столик между двумя стульями.
- Настоящий деревенский ленч в саду.
Перед ними были нарезанные огурчики и весенний лук, политые оливковым маслом и уксусом, кубики пармезана и ломтики хрустящего батона, пикантные оливки, тарелка с дольками апельсинов, посыпанных сахарной пудрой, и бутылка белого вина.
Когда они съели все, что было на подносе, Кэйт счастливо вздохнула и откинулась в своем шезлонге, закрыв глаза. Она подставила лицо солнцу, наслаждаясь его теплом, и томно вытянулась. У нее было ощущение, что она выбралась из тесной зимней раковины.
На что это было бы похоже, размышляла она, жить в этом прекрасном доме с этим темпераментным человеком? Сколько еще противоречивых черт она обнаружит в нем? А в себе? Все, что он делал, он делал с одержимостью. Это, должно быть, опустошало всех, кто целый день находился бы рядом с ним... Но это так заразительно... А еще в нем столько нежности, подумала она, вспомнив, как он сжал ее руку, когда они разглядывали фотографию бабушки Полли.
- Вы спите? - спросил он шепотом. Она раскрыла глаза:
- Нет, бодрствую. - Но, должно быть, она все же отключилась на какое-то время, потому что он уже переоделся в широкие брюки и белый свитер, а поднос исчез.
Он склонился над ней.
- Я очень рад, что вы здесь. - Он взял ее за руку, чтобы помочь встать, но никто из них не сдвинулся с места. Ее глаза встретили его настолько пронзительный взгляд, что у нее перехватило дыхание. Словно жизненная энергия, поддерживающая ее существование, была вытянута из ее тела и перелилась из ее глаз в его. Но в следующее мгновение она ощутила, как эта энергия, усиленная во множество раз, вернулась к ней. Ее рука стиснула его руку. С бесконечной осторожностью, словно она была так же хрупка, как шейка стеклянной ложечки, его губы коснулись ее губ в поцелуе невообразимой нежности и продолжительности.
Потом он чуть откинулся назад, взял ее лицо в ладони и, неотрывно глядя в ее глаза своими темными глазами, прошептал:
- О, Кэйт! Хотите стать моей Кэйт?
- Да, Джулио, - сказала она, целуя кончики его пальцев, когда они коснулись ее губ. - Да...
Он привлек ее ближе к себе и погрузил свое лицо в ее волосы. Он ощутил запах сандалового дерева и папоротника. Она чувствовала, как напряглось его тело, отяжелело от желания, когда он прижался к ней. Его рот впитывал ненасытно ее губы, его язык проникал между ними.
- Я так хочу тебя, Кэйт, - бормотал он, обнимая ее на узком шезлонге.
- И я хочу.., хочу... - начала она.
- Чего ты хочешь, моя Кэйт? Она была не в состоянии продолжать. Его пальцы нащупали пуговки ее блузки, а она погрузила свои руки в его вьющиеся черные волосы, прижимая его голову к своей груди, ощущая, как жесткие кудри щекочут ее соски.
- О, Кэйт, - простонал он, его дыхание, казалось, клокотало в горле, - я обожаю тебя!
Он сжимал ее бедра, и уже не было времени для нежных поцелуев и медленных ласк. Его жадные руки и алчущий рот обшаривали ее груди, погружая ее в неподконтрольный вихрь желания и страсти, заставляя ее тело трепетать. Она подалась к нему, она жаждала его рот, его руки, его прильнувшее к ней тело. Его рот обволакивал ее губы, язык требовательно и ищуще ласкал его изнутри. Он стянул с ее бедер колготки. Она рвала ремень его брюк, прижимая его сильные, мускулистые бедра к себе. Их тела мгновенно слились в одно, словно два пылающих солнца, излучая вырвавшуюся наружу страсть. Они соединились в диком объятии, сплавились воедино и замерли, задыхаясь.
- Кэйт, дорогая, - наконец вымолвил он, - я не думал, что это случится так.
Она нежно прижала его голову к ложбинке между грудей.
- Мягкий полумрак и тихая музыка? Она обмотала прядь его волос вокруг пальца, как кольцо.
- Что-то в этом роде. - Он сжал ладонью ее грудь.
Словно яблоко, подумала она.
- Я не захотела ждать, - заверила она его и поцеловала в макушку.
- Я понял это сегодня утром, - признался он. Его большой палец нежно коснулся ее соска.
- Это было так заметно?
- Как флаги и знамена, Кэйт. Тебя видно насквозь. Твое простодушие дико возбуждает такого старого соблазнителя, как я.
- Ты вовсе не старый, дорогой, а я совсем не так простодушна, как ты думаешь. А позднее у нас будет мягкий полумрак?
- Хм... - произнес он, целуя ее грудь. - Я обещаю. Но теперь... - он сел, - ты поможешь мне готовить.
- Сейчас?
- Сейчас! - он поправил растерзанную одежду: сочно поцеловал ее в губы, помог подняться на ноги и повел вниз по лестнице.
На кухне он протянул ей длинный белый фартук.
- Закатай рукава, - сказал он, завязывая лямки фартука и целуя сзади ее в шею. - Для начала мы приготовим жаркое.