- А вы, Джон, ничего не хотите мне открыть?
Он казался удивленным.
- Я?
- Да, вы!
- Можешь ли ты выражаться яснее, Мэри? Сомнения одолевали ее. Зачем говорить? Ее беременность могла показаться шантажом.
- Не спрашивайте меня больше, Джон. Я вас больше не люблю. Это все.
Серая бледность покрыла лицо Джона. Его челюсти сжались. Мэри закрыла глаза. Когда она открыла их, он исчез. Дверь зияла черным квадратом на фоне ночного неба.
Мэри положила руку себе на живот. Их ребенок останется для нее единственным светом.
Глава 14
На другой день Мэри проснулась в слезах, словно вынырнув из чудесного сна, после которого реальная действительность предстала перед нею со всей своей суровостью.
Молодая женщина попыталась с бьющимся сердцем вспомнить детали этого волшебного сна... Небольшая речка, по берегу которой они с Джоном гуляли, взявшись за руки. Вокруг тянулись песчаные дюны, заросшие вереском... Морские птицы, рассыпавшиеся в поле, словно большие цветы. Лежа в высокой траве, Мэри слабо протестовала, когда Джон расстегивал ее лиф. "Веди себя пристойно, прошу тебя", - говорила она смеясь..."Почему? - шептал он, - разве у нас не свадебное путешествие?"
Потом они любили друг друга среди этой идиллии.
С поразительной отчетливостью Мэри увидела одежду, которая была на них. Она - в красной полотняной юбке и кружевной белой кофточке, он - в простых джинсах и тенниске. Но лицо его было очень молодо, не такое суровое, более радостное... Его волосы были длиннее, как у студента.
Рыдания потрясли ее. Таким был, наверное, медовый месяц Джона Марицелли и... Маришки.
Когда Мэри спустила ноги на пол, новый приступ тошноты напомнил о ее состоянии. Она едва успела добежать до ванной комнаты. Взглянув в зеркало, она увидела свое бледное лицо, и будущее представилось ей более катастрофическим. Мэри проглотила пилюли, выписанные доктором Мак-Бритом. Затем, вернувшись в спальню, она стала укладывать одежду в чемодан.
Куда ей теперь ехать? Остаться здесь? Нечего было и думать об этом. Присутствие Джона будет невыносимым. Отправиться к сестре в Хьюстон казалось не лучше. Все вокруг будут болтать о ее несчастье... Нет, надо было бежать! Опять бежать. Может быть, вернуться в Нью-Йорк и попробовать работать в другой газете? У Мэри не было никаких сбережений, а ей предстояло одной воспитывать ребенка.
Ранчо было снято на год, и ей оставалось лишь захватить свои личные вещи. Кэрол приедет позже, чтобы помочь уложить остальное.
Спустившись в гостиную, она заметила телефон со снятой трубкой. После внезапного отъезда Джона молодая женщина приняла меры, чтобы изолировать себя.
Вдруг ее взгляд упал на подаренную Кэрол небольшую картину, которую она так и не успела повесить.
Мэри вздрогнула. Как это раньше она не узнала? Ведь этот пейзаж был тем самым, который предстал перед нею во сне!.. Речка.., дюны.., вереск... Джон забыл нарисовать морских птиц...
Морские птицы... Эта деталь озадачила ее. Мэри была горожанка. Откуда появились во сне морские птицы?
Теперь она могла объяснить свой сон. Эта картина напоминала о женитьбе Джона Марицелли, и ее охватило горькое, щемящее чувство. Не могло быть и речи о том, чтобы забрать с собой этот пейзаж, и еще меньше - о том, чтобы оставить его здесь. Он стоил дорого. Но ни она, ни Кэрол не могли бы продать столь необычное полотно. Тщательно завернув в плотную бумагу, Мэри бросила его на заднее сиденье автомобиля. Она решила повесить его на ограде овчарни, проезжая мимо.
Сон сменился кошмаром... Очистив холодильник, сделав уборку и надев джинсы и свитер, Мэри с тяжелым сердцем заперла старый дом и уселась за руль.
Ее глаза наполнились слезами. Старое ранчо исчезло в тумане.., таком же расплывчатом, как ее прошлое и редкие воспоминания счастья.
Проселочная дорога, которая вела к овчарне, обогнула березовую рощу. На последнем повороте Мэри почувствовала страх: что, если Джон увидит ее из своей мастерской? Обычно в это время он работал. Она подумала также о своем неоконченном портрете... Ей не хотелось, чтобы он оставил у себя это свидетельство их любви. Но как его достать?
Велико было ее удивление, когда она увидела на окнах деревянные ставни. Значит, Джон уехал?
Мэри вышла из машины. Нигде не было видно "мегари". Ворота были широко распахнуты. Неужели вчерашняя сцена вызвала этот внезапный отъезд? Джон был так уязвлен, что покинул свое любимое пристанище? Выходит, он искренне утверждал, что любит ее?
Несколько секунд Мэри стояла оцепенев. Где же он? Сказав себе, что больше не желает и слышать о нем, она втайне надеялась увидеть его на дороге или позади дома... Его высокую фигуру, улыбающееся лицо, растрепанные белокурые волосы... Его ужасные шорты цвета хаки и рубашку, измазанную краской...
Мэри машинально подошла к старой овчарне. Ее рука легла на ручку двери... Та была не заперта. Такая забывчивость? Может быть, Джон увез все свои картины?
С бьющимся сердцем она вошла в мастерскую, где царил полумрак. Действительно, картины были сняты со стен, и, разумеется, он увез ее неоконченный портрет.
Но он оставил свой мольберт, на котором лежала большая папка для рисунков. Глаза Мэри наполнились слезами. Мебель и стены здесь еще хранили воспоминания об их недавних встречах...
Не в силах больше вынести эту атмосферу, наполненную призраками, Мэри хотела уже уйти, но ее вдруг удержало любопытство. Что было в этой папке? Может быть, те наброски углем, которые он делал с нее?
Стыдясь своей слабости, Мэри взяла ее и положила на стол. Потом, затаив дыхание, открыла и замерла, пораженная. В ней было два рисунка. Молодая женщина без труда узнала себя на пожелтевшей бумаге... Да, действительно, это была она. Но откуда Джон взял этот фон?..
У нее закружилась голова. Глухая боль застучала в висках. Мэри поднесла руку к голове, и с ее глаз словно спала пелена. Она упорно вглядывалась в эскизы, набросанные пером... Это была она, сидевшая перед маленьким домиком, который не напоминал ни овчарню.., ни старое ранчо...
Внезапно хлынувшие слезы ослепили ее. Ее колени задрожали. Мэри опустилась на стул и, уткнувшись лицом в ладони, увидела другие образы, которые вереницей поплыли перед ее глазами.
То была целая жизнь, возникшая из прошлого, о которой рассказали эти зыбкие рисунки...
"Сен-Патрик" только что причалил к берегу, и из всех его пассажиров самыми веселыми были, несомненно, Джон Марицелли и его красивая жена Маришка.
Беззаботные, как дети, они взяли напрокат фургон, чтобы попутешествовать по Ирландии... К несчастью, дождь заставил их изменить свои намерения. Джон только что продал свои первые полотна... Его успех был еще впереди. Оставив фургон, они сняли небольшой домик в Керри.
Он напоминал миниатюрный замок. Из серого камня, стоящий посреди песчаных дюн, в которых прячутся морские птицы. Небольшой ручей петляет среди зарослей дрока и желтой ромашки. Джон без конца повторял, что лучше любить друг друга в хорошей постели, чем в скверных спальных мешках, выдаваемых вместе с зелено-красным фургоном, который тянет старая кляча, такая же медлительная, как жители этих мест.
В этом игрушечном доме для Джона и Маришки время остановилось. Ранним утром, когда луч солнца пробивал ирландские облака, Маришка устраивалась на крыльце, а Джон бесконечно набрасывал ее портрет.
"Но я постоянно верчусь, - говорила она со смехом. - Как ты можешь работать?"
"Это не имеет никакого значения, любовь моя. Твой образ - в моем сердце".
"Я тебя так люблю, Джон..."
"Я обожаю тебя, Маришка..."
Альбом с набросками падает на землю. Сотый раз Джон бросает свою работу, чтобы подойти к ней, взять ее на руки. Он ведет себя несерьезно, но так заботлив и нежен.
Мэри подняла голову... Маришка... Маришка... Это ее Джон любил так называть. Он был уверен, говорил он, что первый дал ей это имя. Естественно, кто другой мог называть ее так?
Она вся дрожала. Почему чудо произошло теперь.., только теперь? Мэри Армстронг исчезла, и возродилась Маришка Марицелли. Джон был ее мужем!
У нее снова закружилась голова, и стены мастерской поплыли перед нею. Неужели все это было правдой? Она становилась сумасшедшей или действительно обрела память? Волна счастья охватила ее.
- Джон... - позвала она.