Разумеется, ни завтра, ни послезавтра Онуфриевы-старшие никуда не отправились. Ни в следующую неделю, ни даже через месяц.
«Всё будет хорошо», – пообещала бабушка Мария Владимировна, и Юлька Маслакова ей поверила. На какое-то время всё так и сделалось – «хорошо». Юлька с Игорьком по-прежнему вместе ходили в школу, делали уроки; но что-то изменилось, и изменилось сильно.
Во-первых, бабушка с дедушкой и впрямь готовились. Отбирали небольшие, но ценные вещи, которые можно «там» легко продать. Собирали информацию, печатали сами себе «шпаргалки» по химии, биологии, медицине. Тщательно отбирали вещи, некоторые шили на заказ, «чтобы безо всяких меток». Собирали вещи и для Игорька с Юлькой.
– Вы посмотрите, приглядитесь. И сами потом всё решите.
– Как это «сами решите»?! – пугалась Юлька. – А как же моя мама? Она же приедет! И уже довольно скоро! Полгода прошло, даже больше!
– Всё устроится, – непреклонно отвечала всякий раз бабушка. – Никто вас с Игорьком на произвол судьбы не бросит.
Тут Юлька подумала, что ведь Мария Владимировна едва ли может вот просто так взять и забрать её из школы. Хотя с другой стороны, если здесь, в её родном потоке, пройдёт всего минута, а в потоке александровских кадетов, Пети Ниткина и Феди Солонова, целых полгода, то…
«Но ведь я же расту!» – вдруг мелькнула паническая мысль. Она и за то время, что пробыла в Гатчино 1909 года, несколько вытянулась. Хорошо, что в школе ничего не заметили, или решили, что, мол, «изменилась за лето».
Бабушка и профессор выслушали её очень серьёзно. Они вообще относились к ней почти как к взрослой, что, как ей казалось, несколько злило Игорька.
– Всё верно, милая. Но, как я сказала, ты сама решишь. Время летит быстро – глазом моргнуть не успеешь, а и детство кончится, и юность промелькнёт.
– Мурочка! – возразил Николай Михайлович. – Юленька спрашивает о вещах сугубо конкретных, никак не общефилософских. И «завтра» для неё – очень далёкое будущее.
– Верно. Понимаешь, Юля, мы уверены, что теперь тебе не надо ждать, пока течение времени само вынесет тебя обратно, в наш родной поток. Ты теперь сама отыщешь дорогу. Сперва при помощи машины, потом «якоря», а потом…
– Потом, мы верим, тебе не понадобится ни того, ни другого, – добавил дедушка. – Ты, как в сказке, сможешь исчезать в одном мире и появляться в другом. Старик Эйнштейн позволил бы отпилить себе правую руку без анестезии, чтобы только пронаблюдать за этим. Переворот в физике, однако! Идеи Теслы работают!..
– Потом об идеях и перевороте поговорим, дорогой, – строго сказала бабушка. – А нам надо, пока полковник Петров с нашими схемами разбирается, отработать твоё, Юленька, возвращение. И не просто из межпоточного пространства – это ты, слава богу, умеешь, Игорёк тебя может обратно вызвать, – а из того потока.
– Это как же? – хором удивились и Юлька, и Игорёк.
– Очень просто. Тот раз, когда ты впала в кому, Юля, ты же не оказывалась в том мире, верно?
Юлька кивнула.
– Начнём с того, что ты просто станешь представлять себе тропу. Как бы открывать дверь, но не переступать порог. Знаю, знаю, сказать куда легче, чем сделать. Но надо начинать, надо пробовать. Сперва с машиной, а потом и без неё. И надо торопиться. Задача, в общем, – добраться до нужного нам потока, но в него не входить.
Они торопились. В лабораторию Юлька теперь ходила «словно на работу», как выражался дедушка. Очень быстро выяснилось, что она и впрямь может «стоять на пороге» – зависать на самой грани неведомого пространства, окидывая взглядом предстоящий путь и намечая дорогу.
Золотистый поток расстилался под нею, она не плыла над ним, а словно глядела с высоты, стоя на обзорной площадке. Она действительно научилась открывать себе дорогу туда, умела увёртываться от белых водоворотов и грозящих засосать воронок; умела скользить над золотым сиянием; правда, глаза её не могли различить никаких деталей, но это было и хорошо – она же не хотела оказаться по-настоящему в том мире, завязнуть там на месяцы, не умея сама открыть себе дорогу назад?
Однако для того, чтобы научиться это делать, ей требовалось подходить к опасной черте всё ближе и ближе, склоняться над бездной, вглядываться в неё.
И она старалась. И как прежде, то, что Игорёк держал её за руку, помогало вернуться, причём всё лучше и лучше, всё увереннее и увереннее.
Однако она не покидала пределов лаборатории. Ученики Николая Михайловича постепенно снижали выдаваемую машиной мощность – но Юлька, хотя «нырять» становилось всё труднее, тем не менее обретала и всё бо́льшую уверенность.
«Полковник Петров» заявился к ним в лабораторию дождливым октябрьским вечером. Осень уже вступила в свои права, листья пооблетали, над Ленинградом ползли низкие серые тучи, лизали крыши, словно голодные псы.
– И что у вас за манера являться после окончания официального рабочего дня? – сварливо осведомился Николай Михайлович. – Мы тут, понимаете, в преддверии любимого праздника седьмого ноября трудимся не покладая рук, даже детей вот сюда таскаем… Чем могу помочь, гражданин начальник? Разобрались наконец в нашей схеме? Или так и не смогли, за консультацией решили обратиться?
Яда в голосе профессора хватило бы на десятерых, но полковник и бровью не повёл.
– Скажите, Николай Михайлович… когда вы в последний раз видели товарища Никанорова?
Профессор свёл брови, как бы в глубоком раздумье.
– Давненько с ним не сталкивался. Его новый отдел на другом этаже, на НТС[9] он не ходит… на защиты тоже… наверное, летом последний раз он мне на глаза попадался. А что случилось? Только не говорите, что собираетесь нас везти на опознание тела! Серёжа мне немало крови попортил, однако он небесталанен, жалко было бы…
– Нет-нет. Опознавать пока что нечего.
– Пока что? – совсем нахмурился Николай Михайлович.
– Товарищ Никаноров исчез. Он не вернулся из отпуска, он не подаёт о себе вестей. Его начальство забило тревогу. Нет ли у вас каких-то соображений, где он может находиться?
– Рад бы помочь вам, полковник, но, увы, не могу, – профессор развёл руками. – Сергей – сложный человек, однако он не алкоголик, не асоциальный тип. Не увлекается ни картами, ни… «излишествами всякими нехорошими», как говорил в таких случаях Трус.
– Он уведомил руководство, что собирается в туристический поход по тайге. Мы проверили информацию – на турбазе, что он указал в докладной, Никаноров не появлялся. На соседних – тоже. Равно как и на отдалённых. Поверьте, профессор, мы искали очень серьёзно. Так что же, вы ничего не можете сказать?
– Помилуйте, голубчик, да что же я вам скажу? Сами же знаете, сколько доносов на меня он написал! Откуда ж мне знать, где ему быть? Может, он в одиночный поход ушёл. С палаткой. Просто в леса.
– В леса… – с неопределённым выражением повторил полковник. – А вы не допускаете мысли, профессор, что леса эти могут оказаться… финскими?
Все так и оторопели, даже ко всему привычные дедушка с бабушкой.
– Что?! Леса могут оказаться финскими? Помилуйте, что за чепуха! Вот уж кто-кто, а Сергей бы этого никогда не сделал, обещай ему хоть какие блага. Он к нам с супругой относился, мягко говоря, без приязни, но напраслину я на него не возведу. Советской России он был верен. Трудился на благо страны. Имеет большие заслуги в деле укрепления её обороноспособности. Отмечен государственными наградами…
– Академик Сахаров тоже имеет большие заслуги. И был отмечен самыми высокими наградами, – без улыбки сказал «Петров». – Это не является гарантией, отнюдь.
– «Полное спокойствие может дать человеку только страховой полис», как говорил в таких случаях Остап Бендер. Но нет, уверяю вас, вы ошибаетесь. Сергей Никаноров где-то здесь, на родных просторах. Просто… не выходит на связь.
– Его отпуск закончился. Он не вышел на работу. Телефон в его квартире не отвечает. Поскольку товарищ Никаноров был вовлечён… впрочем, это неважно. Важно лишь то, что было осуществлено вскрытие его квартиры, в присутствии понятых жилое помещение было тщательно осмотрено. Там никто не появлялся самое меньшее несколько месяцев. Видно было, что хозяин не выбежал в спешке: комнаты и кухня старательно убраны, электроприборы выключены, в том числе и холодильник.
– А документы? – вырвалось у Марии Владимировны.
– Все документы, уважаемая гражданка Онуфриева, на месте. Паспорт, партбилет, диплом, всё остальное. Доставка корреспонденции отменена. Оплату за квартиру осуществляла… близкая подруга гражданина Никанорова, проживающая на собственной жилплощади, для чего Никаноровым ей были оставлены денежные средства, весьма приличные, между прочим.
– И подруга эта, разумеется, ничего не знает?
– Разумеется, – кивнул «Петров».
– А чем же мы тогда можем помочь?
– Мы проверяем все версии, даже самые… маловероятные.
– С «финскими лесами»?
– В том числе.
Профессор снова развёл руками.
– Как уже сказал, вероятность данного события даже не стремится к нулю, а нулю равняется. Это абсолютно невозможно.
– Ну что ж, – вздохнул «Петров», – и тут ничего… Иного не ожидал. Так… теплилась слабая надежда, потому и зашёл неофициально, а не вызывал никого повестками, поодиночке и всё такое прочее.
– Мы были бы рады вам помочь, полковник, поверьте. Но, увы, мы не из тех, кому Сергей Никаноров стал бы поверять свои тайны. Очень надеемся, что всё это окажется обычным недоразумением. Чисто житейской причиной. Ну, знаете, как оно бывает – «я встретил девушку, полумесяцем бровь…».
Однако «Петров» никуда не торопился. Не спрашивая разрешения, прошёл, сел возле установки. Побарабанил пальцами по лабораторному столу.
– Видите ли, в чём дело, товарищи учёные. Как я уже сказал, мы провели самый скрупулёзный… осмотр квартиры Сергея Валентиновича.
– То есть обыск, – уточнила бабушка, поджимая губы.
– То есть обыск, – охотно согласился полковник. – Гражданин Никаноров очень старался, уничтожая все следы. Что само по себе весьма подозрительно, согласитесь, – отправляясь в турпоход, вы не сжигаете письма и дневники.
– А он именно сжёг?
– Мы ничего не нашли. Никаких личных бумаг. Так не бывает, уважаемый профессор.
Что-то с этим человеком, тяжёлым и упрямым, было не так, подумала Юлька. Что-то он скрывает, что-то недоговаривает.
– Сергей всегда был нелюдим.
– Да, ни законной жены, ни детей…
– Его страстью была работа, – сказал профессор. – Буду справедлив, скажу по чести, хотя он и слал свои votum separatum о моей скромной персоне в соответствующие инстанции.
– Да, работа была его страстью, – кивнул полковник. – Но не только. История нашей страны, история революции, предреволюционных лет, гражданской войны…
На лицах четы Онуфриевых не отражалось ничего, кроме вежливого интереса к словам представителя «органов правопорядка»; их молодые ученики, увы, такой выдержкой не обладали. Юлька аж вздрогнула, заметив те взгляды, которыми они обменялись.
И полковник, разумеется, заметил их тоже.
– Как уже было отмечено, обыск вёлся очень тщательно. Была проверена в том числе и вся одежда, все карманы – всё. И вот что нам удалось обнаружить, – «Петров» полез в карман, достал аккуратно сложенную бумагу. Развернул, продемонстрировал.
– Это, разумеется, фотокопия. Но изображённое здесь… наводит на странные мысли.
– Позвольте? – профессор невозмутимо протянул руку.
– Да, пожалуйста. Это ж не подлинник…
Юлька, сгорая от любопытства несмотря ни на что, вместе с Игорьком уставилась через плечо деда.
Никаноров писал на листке бумаги в клеточку, явно из ученической тетради. И там были изображены две прямые с засечками-делениями, словно у линейки. Возле засечек проставлены даты, по большей части – конец XIX века и начало ХХ, вплоть до 1937 года.
А вот дальше – дальше чисто. И стоит одна-единственная отметка – их настоящий, нынешний год, 1972-й. И от этого 1972-го тянулись многочисленные стрелочки к другим годам. 1881, 1885, 1900, 1904 и так далее. Вдоль стрелочек – торопливо набросанные каракули и обрывки формул. Ряды чисел сбоку.
Юлька, разумеется, мгновенно поняла, что всё это значит, и сердце у неё ушло в пятки.
– Хм, – спокойно сказал профессор, возвращая листок. – Решительно не вижу ничего, что могло бы заинтересовать столь серьёзную и уважаемую организацию, как ваша. Уж чем-чем, а шифром для передачи за границу секретных сведений это точно не является.
– А чем же тогда это может являться? – вкрадчиво осведомился полковник.
– Помилуйте, ну откуда ж мне знать?
– А что это за формулы? Что за расчёты?
Николай Михайлович пожал плечами.
– Написано крайне сумбурно, для себя, не для того, чтобы поняли другие… Ну, вот это явно похоже на дзета-функцию Римана…
– В комплексной полуплоскости, – добавила Мария Владимировна. – Но зачем это, для чего – ума не приложу, полковник.
– Возле чисел стоит указание «мощ. по Т.». Напрашивается, «мощность по Тесле».
– Вполне возможно. Но опять же, я не знаю, чем гражданин Никаноров занимался в последнее время, поэтому подсказать вам, что это значит, увы, не могу. Дзета-функция Римана применяется во многих областях – теоретическая физика, статистика, теория вероятностей… Всё это вполне подходит к тому, над чем работает и наш институт.
– А «мощность по Тесле»? «По Тесле» вы у нас один специалист, профессор.
– Идеи Николы Теслы, как я не раз писал в своих отчётах, являются крайними, предельными случаями многих вполне укладывающихся в рамки классической физики теорий, и ваш покорный слуга нашёл некоторые способы использовать эти идеи для, гм, выполнения решений двадцать четвёртого съезда КПСС…
– Профессор, – поморщился «полковник». – Ну зачем вы паясничаете? Или вы думали, что Комитет не докопается до вашего белогвардейского прошлого? Которое вы предпочли скрыть!.. Поэтому, прошу вас, не надо этих трескучих фраз. Вы очень хорошо замели следы, но…
– Милостивый государь, – величественно бросила Мария Владимировна, – насколько мне известно, участие в Белой гвардии на данный момент уголовно ненаказуемо. Взять хотя бы академика Александрова!.. Анатолия Петровича, я имею в виду, директора ИАЭ. Был у Петра Николаевича Врангеля пулемётчиком, три креста имел. И ничего. Дважды герой соцтруда, не шутка! Так что…
– Никто вас ни в чём не упрекает, уважаемая гражданка Онуфриева. Я просто говорю, что не стоит прикрывать трескучей фразой… ваш труд. Как и труд академика Александрова, он оценивается по достоинству. Но речь не об этом, речь об исчезнувшем гражданине Никанорове и об этой загадочной страничке. Знаете, что она мне напоминает? Вот эти стрелки от нашего семьдесят второго года к годам предреволюционным и революционным?
– Что же? – вежливо спросил профессор.
– Путешествия во времени, – абсолютно серьёзно заявил полковник.
Мария Владимировна рассмеялась, и смех её звучал совершенно натурально.
– Извините, гражданин полковник, но это абсолютная ерунда. Герберта Уэллса мы все прочли в школе. А мои внук с внучкой… прости, Юленька, уже давно о тебе как о собственной думаю… они «Экспедицией к предкам»[10] зачитывались, но так это же сказки.
– Путешествия во времени, уважаемый гражданин полковник, – тоном лектора сообщил Николай Михайлович, – запрещены законами природы столь фундаментальными, что нарушить, отменить или хотя бы найти лазейку в них совершенно невозможно. Только вместе со всей нашей Вселенной! Но откуда у вас столь… фантастическое предположение?
– Слишком уж много неувязок в вашем, уважаемый профессор, деле.
– О как! – усмехнулся Николай Михайлович. – Как говорится, был бы человек, а дело найдётся… Надеюсь, меня не обвиняют хотя бы в шпионаже и работу на какую-нибудь польскую дефензиву или румынскую сигуранцу…
– Органы государственной безопасности Польской народной республики и Социалистической республики Румыния бдительно стоят на страже завоеваний мира и социализма в своих странах! – скороговоркой выпалил полковник. Перевёл дух. – Нет, никто вас не обвиняет. Мы лишь хотим выяснить… некоторые странности. Например, с загадочно исчезнувшей машиной, аппаратом, что был установлен в подвале вашей дачи…
– Опять вы за своё, – поморщился профессор. – Не стояло там никакой машины. Вы же сами там были. Сами всё видели.
– Видел. Но, Николай Михайлович, мы ведь люди упрямые. Уж простите, но мы без вашего ведома провели соответствующие мероприятия – взяли соскобы и смывы со стен и пола в том месте, на котором, согласно… полученным сообщениям, располагалось ваше устройство.
– Так-так, – кивнул дедушка. Скрестил руки на груди. – И что же?
– Машины мы и в самом деле не обнаружили. А вот следы, говорящие, что она там была, – мы нашли. Экспертиза…
– Что за чепуха! – перебила Мария Владимировна. – Это подвал. Вы сами видели. Чего там только нет!.. Я у любой Марьиванны в этих ваших «соскобах» найду всю таблицу Менделеева. Пол весь исцарапан, что у нас в том углу только не стояло, чего там только не хранилось!.. Могу себе представить, что вы там обнаружили!..
– Ну, например, ведущий в никуда электрический кабель. Который не заканчивается розеткой.
– Вот, дорогой, сколько я тебя пилила, что надо штепсель там поставить? – укорила Мария Владимировна супруга. – Аж до КГБ дошло!
– Это ничего не доказывает, – заявил полковнику профессор. – Мало ли почему у нас там остался провод!.. Нечего там подключать было, вот розетку и не дошли руки поставить.
– У меня иное объяснение, получше, – полковник вдруг улыбнулся. – Вы вовремя демонтировали своё устройство. Очевидно, получив сигнал… возможно, какое-то предупреждение…
– Не придумывайте только моего тайного осведомителя-«крота» в собственной организации, – фыркнул Николай Михайлович. – И уж наверное, если я такой предусмотрительный, то, конечно, не оставил бы провод торчать просто так, не правда ли? Прикрутил бы к нему тот самый штепсель, и всё.
Полковник по-прежнему улыбался.
– Я специально обратился ко всем вам сразу, товарищи. Да-да, товарищи, несмотря на белогвардейское ваше прошлое, уважаемые Мария Владимировна и Николай Михайлович. Мои коллеги считают, что я теряю время с вами, но я так не думаю. Надеюсь, что вы примете правильное решение…
– Гражданин полковник, – перебил профессор. – Честное слово, мы бы помогли от всего сердца. Но я – как и остальные, полагаю, – понятия не имею, чем и как мы можем помочь. Оказывать содействие органам правопорядка – священная обязанность гражданина, но мы…
– А если «священная обязанность», то помочь вы можете, рассказав правду о том, как именно исчезла та машина из вашего подвала и какие функции она выполняла. – Полковник полез за пазуху, извлёк плотный конверт. – Вот здесь подборка ваших счетов за электричество в сравнении с вашими соседями. Посмотрите на их размер.
Николай Михайлович с непроницаемым лицом взял пачку бумаг, бегло просмотрел.
– Потребление резко упало после нашего к вам визита. «Зеленогорскэнерго» не смогло предоставить более подробной информации, у них данные только за целый месяц. Но тем не менее контраст разителен, не правда ли?
– Ничего разительного, – сердито сказал профессор. – Во-первых, наступило лето. Мы перестали использовать электрический котел для отопления. Во-вторых, выключили телевизор. Детям его смотреть совершенно неполезно, они книги должны читать. В-третьих…
– Если вы так настаиваете, товарищ профессор, то мы сможем сделать точный расчёт. И всё равно, уверяю вас, он покажет, что до мая месяца включительно на вашей даче электроэнергии расходовалось куда больше. Вопрос – на что она расходовалась?
– Зимой и весной – на отопление. Сами ведь знаете наш питерский климат.
– Ленинградский, Николай Михайлович, ленинградский.
– «Питером» он был два века с лишним. А Ленинградом – ещё и пятидесяти лет не прошло. Так что я уж буду называть как привык, ладно? А подобную раскладку вы уж сделайте для нас, будьте любезны. Всегда полезно знать, куда свет даром уходит.
Полковник вздохнул.
– Николай Михайлович. Да поймите ж вы наконец, что я, желай дать делу ход, совсем иначе бы с вами разговаривал? Совсем иначе и совсем не здесь. Я не верю, что вы – шпион. Способы работы этого контингента совсем иные. Даже отщепенец Сахаров – кто угодно, антисоветчик, диссидент, но не шпион.
– Так скажите уже наконец прямо! – не выдержал профессор.
– Прямо… ну что ж. Прямо так прямо. Вы, товарищи, научная группа профессора Онуфриева, совершили, судя по всему, некое выдающееся открытие в области физики, настолько фундаментальное, что оно способно совершить если не переворот в науке, то, во всяком случае, вызвать немалое потрясение основ. Но по каким-то причинам вы решили скрыть своё достижение от нашего государства. Возможно, связывая это с вашим белогвардейским прошлым, вы не хотели усиливать мощь Советской державы. Возможно, считали, что на основе этого открытия можно создать какое-то страшное оружие – многие западные учёные, да и наш, увы, академик Сахаров, как известно, разочаровались в том, что работали над ядерной программой. По их мнению, военный атом слишком могущественен, и потому его нельзя доверять политикам. – «Петров» перевёл дух. Стало заметно, что он волнуется. – Очевидно, вы разошлись во взглядах с Сергеем Никаноровым, вашим бывшим учеником. Разошлись в каких-то деталях, в главном же вы оставались союзниками: СССР, считали вы, не должен получить результаты вашего труда. Меня это, признаться, крайне огорчает.
Все молчали. Мария Владимировна лишь всё сильнее стискивала Юльке плечо.
– Так или иначе, но вы смонтировали некую установку у себя в подвале. После сообщения гражданина Никанорова вы её оперативно разобрали, в спешке забыв убрать или как следует замаскировать силовой кабель. Вы также недоучли разницу в расходе электроэнергии. Вы, Николай Михайлович, вообще отнеслись к нашей организации с неуместным для учёного вашего уровня пренебрежением. Вы уверовали, что мы удовольствуемся пустым подвалом и не станем копать дальше. Вы ошиблись. Как вы понимаете, я очень легко могу «слепить» дело о шпионаже, измене Родине и так далее. Да-да, не удивляйтесь, что я использую слово «слепить». Есть ещё отдельные недостатки и в наших органах, погоня за показателями… Но ничего «лепить» я не собираюсь. Я хочу, чтобы открытие ваше служило моей – и вашей – Родине. Да, над ней не развевается трёхцветный флаг. Но Кремль всё тот же. Нева, Петропавловка, Эрмитаж и… да всё остальное! Неужто для вас настолько значимы фантомы далёкого прошлого?
– Да что ж мы такого могли тут изобрести? – пожала плечами Мария Владимировна. – Все наши отчёты у вас есть. Схему вот этой вот установки мы вам давно передали. Вы должны были уже получить справку о том, что на ней можно делать и чего нельзя. Где же мы, по-вашему, «ведём секретные работы», если воображённая вами машина из нашего подвала, как вы сами сказали, «разобрана»?
– Машин может быть не одна. Каковы бы ни были ваши разногласия с Никаноровым, однако он, судя по всему, вёл свои собственные исследования, аналогичные вашим.
– Мы вас поняли, гражданин полковник. – Профессор поднялся. – С вашего позволения, мы все отправимся по домам – мы же не под арестом, не так ли? – и обдумаем вами сказанное. Хотя вы так и не сочли нужным поделиться с нами – что же ваши эксперты смогли вынести из представленных схем нашей лабораторной установки?.. Но мы всё равно попытаемся вам помочь. Хотя бы в случае с исчезновением Сергея Никанорова.
Полковник поколебался, затем кивнул.
– Хорошо. Я вам верю. Думаю, что послезавтра мы сможем продолжить эту беседу.
Юлька осторожно заглянула Марии Владимировне в глаза. Они казались сейчас совершенно ледяными.
Юльке сделалось вдруг очень, очень страшно.
НТС – научно-технический совет.
«Экспедиция к предкам» (1970) – пятая и заключительная книга из научно-популярного цикла для школьников «Книги знаний» Александра Свирина (Михаил Ляшенко был соавтором первых двух). Автор и его одноклассники зачитывались этими произведениями. Добыть их в школьной библиотеке было практически невозможно.