— Да!
— Тогда можешь доказывать. Прямо завтра и начинай. Если дотерпишь до завтра.
— Послезавтра.
— Почему это?
— Послезавтра я как раз уезжаю. На месяц, на остров. Вернусь в конце мая.
— А…
— Этого срока, думаю, будет достаточно, чтобы вытравить тебя из головы и завести с кем-нибудь полноценный роман.
Эвелин потеряла дар речи. Такое было вовсе не в духе Бернара. Этот мужчина пугал ее все больше и больше! И завораживал.
Она стояла молча и смотрела широко раскрытыми глазами в пол. Новость была слишком шокирующей, чтобы ее пережить. Голова не соображала, а на языке, словно сломанная пластинка, крутились глупые слова: «Это какой-то безумный день. Он скоро закончится, и все встанет на место».
— Это какой-то безумный день, — произнесла Эвелин, открывая дверь. — Он скоро закончится, и… Удачи тебе, Бернар. Особенно в личной жизни на острове.
Она вышла, а Бернар упал в кресло и зажмурился, сжав ладонями виски. Послезавтра он уезжает на месяц. И этого времени Эвелин будет достаточно, чтобы вытравить его из памяти и завести с кем-нибудь полноценный роман. Бернар не сомневался, что именно так она и сделает!
Это было третье утро подряд, когда Эвелин не видела восхода солнца. Потому что пошел дождь.
Она проснулась в восемь и долго лежала, глядя в потолок, вспоминая почему-то Довиль и Себастьяна. Ей даже немного захотелось повидаться с ними: с любимым городом и с Себастьяном. Хотя последний, наверное, сейчас занят приготовлениями к свадьбе с Сесиль.
А еще она соскучилась по Рене, по приятельницам на работе, по мадам Роше. Да, по мадам Роше, пожалуй, даже больше всего, несмотря на легкую обиду.
Конечно, мадам поступила с ней нехорошо… и в то же время Эвелин понимала, что иначе она не могла: ведь родной сын дороже. А кстати, почему она не пригласила родного сына пожить к себе? Может быть, они оба привыкли к свободе?.. В общем, не важно, почему мадам так поступила, но сейчас Эвелин не отказалась бы провести с ней вечерок, как всегда за бокалом ее любимого бургундского, и посплетничать о жизни…
А потолок тут совсем другой, не как в ее квартире. А интересно, Бернар и правда не станет больше смотреть в ее сторону или это он так блефует? А интересно, какая у Бернара квартира? И часто ли он водит туда девушек?
Что-то новое, похожее на ревность или на чувство собственничества, зародилось у нее в душе. Эвелин даже немного опешила: это из-за Бернара? Да ну, глупости: он же никогда не рассматривался ею как мужчина. И все-таки ее сильно задел тот факт, что Бернар был женат. Но Эвелин не могла понять или определить для себя природу этого чувства. Что-то здесь не сходится. Может, он ее обманывает? Не исключено.
Обман, везде обман! А любопытно, что про Шарля она почти не вспоминает. И по сути дела перестала вспоминать еще до разрыва. Неужели причиной тому стало сближение с Бернаром во время этой бури? И его поцелуй…
Эвелин задумалась. Не такая уж она легкомысленная особа. А Бернар всегда был рядом, всегда давал понять — в шутку или всерьез, — что неравнодушен к ней… Она привыкла к этому ощущению, словно к материнской заботе, а тут в одночасье все изменилось. После единственного поцелуя (кстати, в бессознательном состоянии) ее, что называется «зацепило». Ну не так уж, чтобы совсем сильно, но… все-таки она стала смотреть на него отнюдь не как на брата!
Ну а что касается Шарля, то тут все просто: страсть прошла, и его предательство лишь поспособствовало скорейшему разрыву. И нисколько она не легкомысленная! И они в любом случае расстались бы, только… Только в глубине души у Эвелин сидело сомнение: если бы не тот поцелуй Бернара, может быть, все сложилось бы иначе? И о предательстве Шарля она узнала бы гораздо позже, а то и не узнала бы вовсе? Любопытная мысль, если учесть, что…
В дверь постучали, оторвав ее от самого интересного, и по характерному стуку Эвелин поняла, кто это. Она вскочила и заметалась по комнате. Бернару никак нельзя показываться в своей любимой бирюзовой пижамке, это зрелище не для мужских глаз. Хотя…
— Черт, он же меня в ней уже видел!
Перед тем как открыть, она остановилась перед зеркалом: волосы взлохмачены, воротник растянут, и из него торчит тонкая длинная шея, штанины тоже вытянулись на коленях…
— О, — Бернар смерил ее взглядом с головы до ног, — ты как всегда выглядишь потрясающе!
— Ты пришел, чтобы снова говорить мне гадости? — Эвелин все еще раздумывала, впустить его или нет.
— Я, кстати, еще не сказал ни одной. Ни вчера, ни когда-либо раньше. Можно войти?
— Нет!
Он все же вошел и с улыбкой уставился на Эвелин.
— Рад, что ты меня ждала. — Он оттянул рукав ее пижамы. — Хи.
— Бернар!
— Знаешь, что? У нас мало времени, так что обойдемся без прелюдий и перейдем сразу к делу… Да не смотри ты на меня так! Это не то, о чем ты подумала!
— А я еще ни о чем не подумала.
— Да? У тебя на лице написано: «Как?! Он сейчас будет меня насиловать? А я еще не почистила зубы!»
— Бернар, я тебя сейчас выставлю.
Эвелин не верила своим глазам и ушам. Это был какой-то не такой Бернар. Таким он был в Довиле, когда любил шутить на тему их вероятного романа, высмеивая и себя, и ее. Тут он сильно изменился, и Эвелин нравилось, каким он стал, и вдруг на тебе: снова прежний Бернар — пошляк и шутник.
— В этом смысле мне как раз очень нравятся долгие прелюдии. А вот сейчас я хочу сказать побыстрее… — Он опустился перед ней на одно колено и сделал дурашливое выражение лица. — Дорогая Эвелин! Перед тем как отправиться в долгое странствие и перед тем как окончательно изгнать твой светлый образ из своего сердца, я хотел бы э-э-э… поставить некую символическую точку.
— Что?
— Не смотри на меня так строго, дорогая. Я всего лишь предлагаю тебе составить мне компанию в поездке в Фробишер-Бей.
— Что?
— Эвелин, тебя забыли разбудить? — Он встал и бесцеремонно взял в ладони ее лицо. — Ты слышишь меня? Я сейчас еду в Фробишер-Бей: хочу развеяться перед тем, как на месяц уехать на необитаемый остров. Поехали со мной? Кстати…
Она проглотила очередное «что?» и сосредоточенно помотала головой:
— Нет, подожди. Прямо сейчас?
— Да, прямо сейчас. Поторопись, туда едет наша машина, я обещал, что скоро буду. Кстати, хочу на этот месяц оставить тебе запасные ключи от своего номера. Вот возьми.
— Зачем они мне?
— Не знаю. Может, пригодятся. У меня с балкона гораздо лучше видно рассвет.
— У меня тоже его неплохо видно!
— Ну все равно возьми. — Бернар положил ключ в карман ее пижамы. — Эвелин, прошу тебя, не тормози. Начинай одеваться, я подожду… Да не бойся ты! Я же видел тебя уже и в халатике, и без халатика… Почти.
— Не понимаю, зачем тебе сегодня в Фробишер-Бей?
— Я же говорю, развеяться. Мне тут скучно. Ну? Едем? — Он, не дожидаясь ответа, взял ее за руку и отвел в ванную. — У тебя есть пять минут. Время пошло.