— Алрика, извини, но я решил заехать к тебе лично. — Гэри Ауэрман решительным шагом вошел в ее кабинет, едва только Мэри успела доложить о его визите.
— Что-то случилось? — насторожилась Рики.
— Все, что случилось, для тебя не новость. И если ты наделаешь глупостей, то попадешь в еще более неприятную ситуацию, чем та, которую мы уже имеем.
— Ты хочешь сказать, что я должна продаться Барту Элдриджу, как какая-нибудь падшая женщина, лишь бы поправить материальное положение — свое и своей семьи?
— Во-первых, не продаться, а пойти на переговоры, — нимало не смутившись, продолжал Гэри. — Во-вторых, не только материальное. Не забывай, что он готов отсудить детей, и я даже знаю, какие лазейки в законе он может для этого использовать. Кстати, ваши бумаги для развода, после того как ты их подписала, долго пылились в столе его адвоката, и процедура была завершена уже после рождения Сэма и Тома. Так что они законнорожденные.
Алрика ахнула. Вот это новость!
Получается, что ее дети с полным правом могут называться Элдриджами, но она об этом узнает последней.
— Погоди, Гэри, а ты откуда знаешь?
— От самого Барта.
— Что? Ты с ним разговаривал?
Гэри самодовольно кивнул.
— И когда он успел тебе позвонить? До разговора со мной или после?
Гэри немного смутился.
— Если честно, то это я позвонил ему, Рики. Сразу же, как только он прибыл в Сентсайд.
Алрика вскочила с места. Кулачки ее были сжаты так, что ногти вонзились в ладони; щеки пылали.
— Что? Как? Да как ты мог… — только и смогла выговорить она.
— Пойми, это для твоего же блага, — вкрадчивым голосом начал Гэри. — Я же знаю, что все вы — в глубоком кризисе. Я день и ночь думал, как вам всем помочь…
Алрика снова села в свое кресло и подперла голову кулаком.
— Знаешь, Гэри, — мрачно сообщила она. — Если бы ты не был другом нашей семьи, я бы решила, что ты — вражеский лазутчик и работаешь на Элдриджа.
— Если бы я не был другом вашей семьи…
— Знаю-знаю, — перебила она. — Ты бы ради нас и пальцем о палец не ударил. Да, мы не в состоянии были бы оплатить услуги юриста, если бы ты по-дружески не делал нам скидку. Но то, как ты поступил теперь… Это ты проболтался Барту, что у меня от него дети?
— Проболтался? — чуть не подпрыгнул Гэри. — Да если бы ты знала, каких чудес дипломатии мне стоило его убедить, что это его отпрыски, и объяснить, какие это милые ангелочки!
— Спасибо, Гэри, — ядовито ответила Алрика. — Буду тебе очень признательна, если теперь ты отвадишь от меня и детей Барта Элдриджа — хоть дипломатией, хоть мокрым веником!
— Глупая, упрямая девчонка! — Гэри начал терять терпение. — Неужели ты не видишь, что счастье само валится тебе в руки?
— Счастье свалило от меня четыре года назад, и я не желаю даже слышать о твоих грязных происках! Гэри, стыдись! Ты ведешь себя как сводник! — Алрика снова вскочила из-за стола и подошла к окну.
От ее резкого движения пачка бумаг, лежащих на столе, разлетелась по всей комнате, подхваченная сквозняком, но ее это мало волновало. И так все рушится и сыплется — что там какие-то бумаги!
— Ведь ты же громче всех кричал, какой Барт негодяй и мерзавец, когда он бросил меня, — с горечью сказала она, глядя в даль. — А теперь, когда он для тебя — денежный мешок, ты первым побежал ему навстречу.
— Я громче всех говорил, чтобы ты не делала глупостей и приняла от Барта все, что он тебе предлагал в качестве отступного, Алрика. Тогда ты меня не послушала — и что имеешь теперь? — резонно заметил мистер Ауэрман. — Теперь тебе придется исправлять собственные ошибки.
Он помолчал и, видя, что Алрика задумалась, решил прибегнуть к тяжелой артиллерии.
— И вспомни о том, что от твоего решения зависит не только твое благополучие и благополучие твоих детей. Ты сильно выручишь Лару и Джеймса…
— Объясни мне, пожалуйста, такую вещь, Гэри, — произнесла Алрика, снова разворачиваясь к нему лицом и садясь на широкий подоконник. — Ты старше, ты опытнее, и потом, ты — мужчина. Может быть, ты понимаешь то, что я не в состоянии понять…
Она замолчала.
— Да, Рики, я весь внимание, — подбодрил ее Ауэрман.
— Скажи, зачем все это Барту? Он жил себе преспокойно все эти четыре года, развелся со мной, крутил интрижки, затем — женился на другой… И знать не знал ничего ни обо мне, ни о детях. Да и знать не хотел. Не написал, не позвонил ни разу. А теперь в нем вдруг взыграли отцовские чувства и былая страсть. Что это? Сентиментальность? Или расчет? Может быть, ему срочно понадобились наследники из каких-то корыстных соображений?
Гэри вздохнул.
— Все люди совершают ошибки, девочка. Они могут увлечься не той женщиной или посчитать, что впереди их ждет что-то сногсшибательное, необычное, гораздо лучше, чем то, что они имеют сегодня. А потом они оглядываются вокруг, смотрят назад — и видят, что упустили что-то очень важное, обидели ту единственную, что была им нужна, расстались со своей настоящей любовью в поисках фантома…
Алрика едва не прослезилась, слушая эту тираду.
— Ты говоришь так красиво и прочувствованно, словно сам пережил нечто подобное, — тихо сказала она.
— Да… Пережил. — Гэри достал из кармана носовой платок и промокнул уголочки глаз. — Я ушел от девушки, которая казалась мне простоватой, обычной. Мне все мерещились феи из глянцевых журналов, роковые красотки… Уехал из города, закрутил кучу романов, нагулялся вовсю… И понял, что мне нужна только она — та, что всегда понимала меня, была нежна и ласкова со мной.
— А дальше? — Алрика смотрела на него во все глаза.
— А дальше я вернулся, пришел к ней… И, оказалось, что она уже замужем. Один ребенок сидел у нее на коленях, второй — должен был вот-вот родиться. И на ее лице было написано неподдельное счастье. Она вышла замуж не для того, чтобы насолить мне, а потому, что встретила человека, который смог понять и оценить ее по достоинству, разглядеть в ней свою любовь. Чего не смог сделать я. Увы… С тех пор я так и не женился, — подытожил Гэри.
— Какая грустная история… — Алрика задумалась. А вдруг с Бартом творится то же самое? Но ведь она не встретила другого мужчину, и у них еще все может наладиться…
Наладиться? А как же его жена? Все могло наладиться, если бы он был свободным мужчиной. А теперь… Все, поезд ушел.
— У нас совсем другая история, — напомнила она вслух. — Он уже встретил свою любовь, Гэри. И для меня не нашлось места в его жизни.
— Ошибаешься, — лучезарно улыбнулся Гэри. — Нет у него никакой любви.
— Но его вторая жена…
— Нет у него никакой жены. Барт недавно развелся с ней, он сам мне об этом сказал. Иначе, думаешь, он приехал бы сюда один? Он и дом в Сентсайде продает, потому что ему пришлось распроститься с их совместным жильем в пригороде Бостона и он планировал прикупить себе что-то в другом районе, не изымая денег из дела.
Не успела Алрйка осмыслить эту новость, как в дверь деликатно постучали. Вошел один из спасателей, Боб, а вслед за ним — Мэри. С тревожным видом они остановились на пороге.
— Что-то случилось? — спросила Алрйка, предчувствуя какую-то неприятность.
— Понимаете, Алрйка, те туристы, которые взяли скутеры, должны были вернуться уже полчаса назад, — сообщил Боб.
Рики взглянула на часы.
— Да, действительно, — нахмурилась она. — Надеюсь, они просто увлеклись и забыли о времени.
Не хватало еще, чтобы с ними произошел несчастный случай. Она в жизни себе этого не простит. Хотя моторы на скутерах проверяли совсем недавно, они были в полном порядке и должны были прослужить еще долго. Это моторка была в ремонте, но Алрика ни за что и не позволила бы никому выйти на воду на неисправном судне.
— Бензина там было как раз на три часа с небольшим хвостиком, — возразила Мэри. — Я их предупредила об этом и сказала, чтобы не задерживались, иначе им придется возвращаться вплавь.
— А вы выдаете технику под залог? — поинтересовался Гэри Ауэрман. — Или спрашиваете у клиента документы?
— Когда как, — ответила Мэри. — Эти люди оставили пачку наличных, которая покрывает стоимость всех трех скутеров. Пояснили, что не взяли с собой водительские права, чтобы случайно не уронить их в воду…
Тревожное предчувствие шевельнулось в душе Алрики. Она вышла из кабинета, открыла сейф и достала пачку долларов, оставленную тремя туристами.
Ее тонкие пальчики ловко пробежали, перебирая купюры… Она наугад вытащила одну из банкнот, потерла пальцем, посмотрела на свет… Вернулась в кабинет, подошла поближе к окну и рассмотрела бумажку еще раз, повнимательнее.
— Так и есть, — презрительно сказала она, швыряя всю пачку в мусорную корзину. — Фальшивки.
Мэри с ходу начала реветь, словно только этого сигнала и ждала. Боб присвистнул, вытягивая шею и пытаясь рассмотреть фальшивые деньги.
— Успокойся, — устало попросила Алрйка, наклоняясь и вытаскивая пачку обратно, — она спохватилась, что должна будет предъявить ее полиции.
— Вы меня теперь уволите? — выла Мэри.
— Нет, не уволю. Только вряд ли нам с тобой будет от этого легче.
Вой прекратился так же резко, как и начался.
— Мы разорены? — спросила горе-секретарша.
— Не знаю. Посмотрим, — вздохнула Рики. — Надо сказать, скутеры брали гораздо чаще, чем моторки. Если бы знала, что так случится, не тратила бы столько денег на их техобслуживание. А ведь я еще даже не расплатилась за него…
— Ну и чего ты после этого ждешь? — спросил Гэри. — Иди, звони Барту.
— Конечно, дорогая, — промурлыкал Барт, принимая свою победу как должное. — Ну так часов в семь, как я и собирался.
Алрика в раздражении швырнула трубку на аппарат. От ее сентиментального настроя не осталось и следа.
Ах, старый проныра Гэри! Как она развесила уши, слушая его романтические бредни…
Барт просто посмялся над ней. Он просто хотел показать ей свою силу и власть. Он даже не скрывал, что торжествует. Еще бы — все вышло по его плану… Даже час встречи он назначил сам.
Близнецы поужинали и строили башню из кубиков, сидя на паласе в детской. Молли уже ушла. Алрика отпускала ее, как только закрывала станцию и возвращалась домой. В принципе, она могла бы брать детей с собой на работу, но ей не хотелось, чтобы кто-то из них свалился в воду. К тому же малышам нужен режим. И Алрика знала, что ей придется не отходить от них ни на шаг, если рядом не будет Молли, — какая уж тут работа!
Правда, если дальше так пойдет, от услуг няни все равно придется отказаться. Не дай Бог…
Впрочем, сейчас было не до повседневных забот. Она отодвинула край портьеры и посмотрела в окно — не сверкнут ли фары машины Барта на подъездной дорожке. Пора ему уже появиться.
А ведь ты ждешь его, сказала она себе. Ждешь, как когда-то ждала с работы, нетерпеливо, поправляя перед зеркалом одежду и прическу, чтобы встретить его во всеоружии…
И это была правда. Она оделась чуть более тщательно, чем следовало бы одеваться для ужина с человеком, которого не хочешь видеть. Длинное струящееся платье из нежно-сиреневого шелка — Барт купил его Алрике во время одной из совместных поездок, и она до сих пор надевала это платье лишь в особых случаях, потому что дорожила им как памятью о том чудесном уик-енде… К платью удивительно шли серебристые туфли на небольшой шпильке.
Вьющиеся волосы она оставила распущенными сзади, а боковые пряди скрутила валиками и скрепила на затылке — это была любимая Бартом прическа, он говорил, что в этом есть что-то античное.
В какой-то момент ей захотелось стащить с себя платье и надеть джинсы и майку — пусть видит, что и ни капельки она его не ждала. Но желание продемонстрировать бывшему мужу, что она ничуть не подурнела за это время, пересилило. Уверенная в себе, красивая женщина — такой образ будет более выигрышным. Если Барт увидит ее в старой застиранной одежде, то, чего доброго, решит, что его бывшая женушка совсем распустилась, обнищала и никому не нужна, а значит — некому ее защитить.
Но так говорил голос разума. Подсознательно же ей просто хотелось вызывать у Барта то же желание и восхищение, что и раньше.
Детей она одела в одинаковые джинсовые комбинезончики и футболки разного цвета, причем у Томми на груди была вышита буква «Т», а у Сэмми, соответственно, — «С».
— Мама, мы куда-то идем? — удивился Томми. — В гости? — предположил Сэмми.
— Нет, дети, гости будут у нас.
— Тот самый дяденька, о котором ты говорила с Молли? — с детской проницательностью спросил Том.
Алрика вздрогнула. Она никак не могла привыкнуть, что ее трехлетние сынишки порой проявляли понимание, достойное взрослого человека.
Она не успела ответить — у дверей прозвенел звонок. О Боже, это мог быть только Барт. Так они всегда звонили в дверь, когда жили вместе, — три коротких звонка, один длинный. Интересно, он сделал это по привычке или специально, чтобы разбудить у нее воспоминания о прошлом?
Алрика спустилась вниз и распахнула дверь.
Барт стоял на пороге, как всегда обворожительный и элегантный. На нем был вечерний костюм и светлая сорочка, волосы он зачесал назад. Он был гладко выбрит и источал запах дорогого парфюма. Алрика запоздало поняла, как нелепо она выглядела бы на его фоне в своем вечернем наряде, надень он джинсы и майку, и вздохнула с облегчением.
— Заходи. — Алрика посторонилась, пропуская Барта в дом.
— Ты потрясающе выглядишь! — Барт оглядел ее с ног до головы и одобрительно покачал головой. — Это тебе. — Он достал из-за спины букет красных роз — ее любимых, он не мог не помнить об этом.
— О, ну что ты, не стоило так беспокоиться. Спасибо, — холодно пожала плечами Алрика, принимая цветы, хотя ей было чертовски приятно снова получить цветы от Барта — она думала, что этого не случится больше никогда.
Дети выбежали из детской на площадку второго этажа и из-за перил лестницы с любопытством рассматривали гостя.
Он поднял глаза, заметил маленьких сорванцов и улыбнулся им. Мальчишки заулыбались в ответ.
Алрика заволновалась.
— Только, ради Бога, не надо травмировать мальчиков лишними для них разговорами, — тихо попросила она. — Не забывай, что дети все принимают очень близко к сердцу.
— Не считай меня монстром, дорогая, — усмехнулся Барт уголком рта и громко сказал: — Привет! Кто это там у нас прячется?
— Дети, вы можете спуститься сюда и познакомиться с дядей Бартом, — разрешила Алрика.
— «Дядей Бартом», — вполголоса хмыкнул Барт. — Ты бы еще представила меня как мистера Элдриджа.
Томми и Сэмми спустились в холл, и Барт вручил им принесенные сладости. При этом он глаз не сводил с сыновей — а в том, что это его сыновья, у него теперь не было ни малейших сомнений.
Алрика отправила малышей в детскую и пригласила бывшего мужа в гостиную. Здесь все было так же, как во времена ее детства, — после развода с Бартом она смогла позволить себе купить только мебель для детской комнаты и новую кровать. Ведь на старой софе она спала лет с пяти, и у взрослой Алрики с этого ложа, обитого потертым гобеленом, свешивались ноги.
В центре комнаты стоял большой круглый стол — гостиная служила семейству Робинсов еще и столовой. Рядом с диваном притулился журнальный столик, напротив расположилась тумба с телевизором. И везде были цветы — множество цветов. Алрика обожала пряный аромат южных растений и повсюду расставляла вазы с букетами.
Букет, принесенный Бартом, конечно, был самым пышным. Она отыскала свободную вазу и пошла ставить цветы в воду, а он тем временем продолжал оглядывать комнату.
Вдоль стен высились полки с довольно большой библиотекой — хоть отец Алрики был обыкновенным лодочником, он слыл довольно начитанным и любознательным человеком и никогда не засыпал без книги, привив любовь к чтению и дочери. Часть книг родители захватили с собой при переезде, но и Алрике осталось изрядное количество томов.
Тонкие золотистые занавеси еще не были закрыты, и сквозь стекла струился мягкий свет солнца, отражающегося в соленой воде. Вечерний бриз, проникая в дом через открытую форточку, приносил свежий и такой привычный запах океана.
Барт провел ладонью по столешнице, оглядел комнату и задумчиво прищурился. Должно быть, этот запах и вид этой мебели из светлого дерева — потертой, но добротной и прочной, как сам город, — навевал на него воспоминания.
За этим самым столом они ужинали несколько лет назад в обществе Лары и Джеймса Робин-сов, ее родителей, когда Барт пришел к ним, чтобы объявить о том, что Алрика приняла его предложение руки и сердца. Здесь же, в присутствии Гэри, состоялись переговоры о выкупе дома и станции, когда Робинсы-старшие собрались переезжать к тете Телме…
— Здесь все так же уютно, — заметил Барт, когда Алрика вернулась в комнату с розами в руках.
Только бы он не сказал: «И все так же небогато», подумала Алрика.
— Что-нибудь выпьешь? — торопливо предложила она, ставя вазу на журнальный столик, чтобы предвосхитить нежелательный поворот разговора.
Барт кивнул.
— Немного виски с содовой и со льдом…
— Да-да, я помню, — проговорилась она. — Один к трем.
— Точно, — согласился Барт. — Мне это сейчас не помешает. Все-таки не каждый день видишь впервые собственных сыновей.
Алрика не знала, что и сказать. Наверное, теперь глупо отрицать, что Томми и Сэмми — сыновья Барта, слишком очевидным был этот факт и слишком длинным оказался язык у Гэри Ауэрмана. И она отлично успела изучить характер Барта — он ни за что не пойдет на попятный.
Если ему взбрело в голову докопаться до истины, он это сделает — этот человек, уверенный в себе и привыкший добиваться того, что пожелает. Он вполне может настоять на анализе крови — впрочем, что это даст? Анализ подтвердит, что этот человек теоретически может являться отцом детей — а может и не являться. Но если он наймет частного детектива, который найдет свидетелей и докажет, что в тот период жизни Алрика не встречалась ни с кем, кроме Барта, — будет ли это доказательством в суде?
Но до суда может и не дойти, если Барт станет действовать шантажом. Против его угрозы разорить ее Алрика бессильна. На что она тогда будет кормить детей?
Если она не станет отрицать очевидного и будет с ним повежливей, может, им удастся решить дело миром. Для начала неплохо бы выяснить, что он хочет.
Поэтому она оставила провокационную фразу Барта без внимания и прошла в кухню, чтобы смешать для него коктейль.
Вернувшись, Алрика обнаружила Барта сидящим на диване и листающим фотоальбом.
— Господи, сколько же я всего пропустил, — заметил он вслух, разглядывая фотографии близнецов.
Вот они почти сразу после рождения — два смешных пупса в двойной коляске. А это их первый день рождения — они сидят за столом в нарядных костюмчиках, а позади них улыбается фотографу их красивая мама… Первые шаги, первые игрушки, первые радости и ссоры по пустякам…
Снимки были снабжены забавными подписями, любовно сделанными рукой Алрики.
Барт долистал альбом до конца и открыл его снова на первой странице — там, где Алрика сидела на скамейке в парке в свободном платье из синей шотландки, сложив руки на огромном животе.
— Какая ты здесь красивая, — прошептал Барт, и глаза их встретились. — Беременность тебе идет.
— Красивая? — горестно вздохнула Алрика. — Я здесь несчастная. Мне было так тяжело и страшно… — Но она тут же спохватилась и замолчала. Она не собиралась ни в чем его упрекать. Незачем ему знать, какую боль причинил ей его уход.
— Глупая, но почему же ты мне ничего не сказала? — спросил Барт, закрывая альбом.
— Мне не нужна была твоя жалость. Как не нужна и теперь, — поджала губы она. — Кстати, вот твое виски.
— Но им нужен был отец, дорогая, — возразил Барт, принимая ледяной стакан из ее рук и на секунду задержав свою ладонь на ее тонких пальцах. — Как нужен и теперь.
— Мы прекрасно справляемся, — пожала плечами Алрика, отдергивая руку.
Он знал — не мог не знать и не почувствовать, что искры электричества перебежали с его руки в ее во время этого краткого контакта. Прикосновение мужчины, которого она так любила и ненавидела, вызвало в ней смешанное ощущение отвращения и желания.
Ей хотелось закричать: «Не смотри на меня так!» — настолько волнующим был проникновенный взгляд до боли знакомых и родных карих глаз.
— И знаешь, почему еще я уверен в том, что это мои дети? — продолжил Барт. — Не только потому, что ни капли не сомневаюсь в твоей верности. Но еще и потому, что рождение близнецов — явление наследственное. Скажи, милая, у тебя в роду были близнецы?
— Нет, — растерянно отозвалась Алрика, которая слабо разбиралась в генетике. — У папы было два брата, у мамы — брат и сестра, но все они разного возраста. Про бабушек и дедушек я тоже ничего подобного не слыхала…
— А у меня — были! — торжествующим тоном сообщил Барт. — Ты же знаешь. Помнишь, когда мы ездили в Бостон к моим родителям, мама и тетя рассказывали тебе, как они разыгрывали в юности своих поклонников, приходя по очереди на свидание?
Алрика прекрасно помнила и ту поездку, и необыкновенно красивых женщин с густыми черными волосами и величественной осанкой — свою свекровь и ее сестру-близнеца, которые вышли замуж за других близнецов — отца и дядю Барта. Правда, Гордон и Мэтью Элдриджи похожестью похвастаться не могли. Один из них был высоким жгучим брюнетом, другой — блондином со светлыми серыми глазами и смешными веснушками на носу.
Но последнее обстоятельство ничуть не рушило теорию Барта. Что ни говори, а посылы к рождению близнецов в его роду имелись.
Поразило Рики не это неожиданное доказательство отцовства Барта. Она-то, разумеется, в его фактическом отцовстве не сомневалась. Но вот то, как он смотрел на мальчиков и с какой нежностью разглядывал снимки…
Выходит, она за несколько лет брака так и не успела узнать собственного мужа.
Ей казалось, что он гораздо сдержаннее отнесется к детям, и если и вернется к ней из-за ребенка, то лишь из чувства долга.
— Расскажи мне о них, — неожиданно попросил он.
Алрика взглянула на Барта. Он казался растроганным, проникнутым благоговением. Она никогда не видела его таким — даже в самые светлые минуты их жизни, даже в их первую сладкую ночь. Наверное, с таким лицом он стоял бы перед иконостасом, если был бы религиозным человеком.
— Что бы ты хотел узнать? — уточнила Алрика охрипшим от волнения голосом.
— Все. Как они росли, как проводят свои дни, какими были их первые слова, что они любят, а что нет… Словом, все, что я знал бы, проведи я все это время с ними.
Алрика, чье сердце уже было готово растаять, насторожилась. Если бы Бартон сказал: «Проведи я все это время с вами»… Это была его ошибка.
Он списал меня со счетов, с горечью подумала она. Я для него — ничто, бесплатное приложение к его наследникам. С тем же успехом он мог спросить няньку: «Как сегодня вел себя мой ребеночек? Не капризничал? Не кашлял?».
И все его обаяние, все его страстные взгляды, призванные пробудить в ней чувственность и воспоминания о былой страсти — только оружие, способ склонить ее на свою сторону и добиться желаемого.
Ну нет! Она не попадет в руки этого умелого манипулятора, она не из таких! Он может сколько угодно пытаться играть ее чувствами… К тому же он, наверное, уже знает — ему донесли, что с момента их расставания ни один мужчина не касался ее жадного до ласки тела. Алрика не настолько примитивна, чтобы позволить какому-то пижону ифать на ее основном инстинкте! Даже если этот пижон — отец ее детей.
— Ты действительно многое пропустил, Бартон, — холодно сказала она. — Но, боюсь, это невосполнимо. Останься ты со мной — и мы вместе делили бы радости и хлопоты. Но теперь поздно говорить об этом. В двух словах не расскажешь, как мы жили без тебя… Да и незачем.
— Но теперь я вернулся, и я готов поддержать вас, — попытался пойти на мировую Барт.
— Мне действительно нужна была тогда твоя поддержка, Бартон Элдридж. Не скрою. Но теперь — извини… У нас своя жизнь. Она сложилась так, как сложилась, и в ней нет места посторонним.
Она повернулась к окну и стала смотреть на золотую от закатных лучей бухту и белый теплоход вдали, пытаясь успокоиться. Но даже вид плещущихся волн, который всегда успокаивал Алрику, теперь не помогал — ее била дрожь гнева и обиды.
— Посторонним… — Барт скрипнул зубами. Чувствовалось, что стрелы Алрики попали в цель и его больно резануло это слово, но он решил взять себя в руки и проглотить услышанное.
— Слушай, Рики, давай не будем ссориться. Потакать своим обидам неуместно, когда речь идет о детях.
Слова, слова… Красивые и громкие слова. «Ради детей», «во имя наших сыновей»… Так говорят демагоги, которые хотят добиться своего и не находят лучших аргументов.
Она подхватила со столика опустевший стакан Барта и снова вышла в кухню, на этот раз решив приготовить две порции спиртного. Алрика чувствовала, что ее нервы на пределе и она вот-вот сорвется.
Она не испытывала угрызений совести по поводу того, что не сообщила ему о своей беременности. Он сам во всем виноват. И никто не мог предположить, что три с лишним года спустя его вдруг взволнует судьба двойного плода их давно забытой любви. Забытой им. Она-то помнила о нем и днем, и ночью.
Барт спросил, как росли дети. Что она могла ответить ему? Что ей пришлось искать кормилицу, потому что в ее груди пропало молоко в тот самый день, когда она узнала о его свадьбе?
Эту новость принесла соседка, жившая через пару десятков метров от ее домика на берегу, добрая душа. Она перегнулась через забор и заглянула во двор, где сидела с книжкой Алрика, покачивая коляску с близнецами.
— Слыхала? — почти торжествующе спросила дородная миссис Пустер, утвердив на ограде свой впечатляющих размеров бюст. — Твой-то…
— Вы о ком? — безразлично поморгала Алрика, с неохотой отрываясь от книжки.
— Мистер Элдридж женится на какой-то миллионерше. Вон, в газете пишут! — Миссис Пустер протянула Алрике смятый газетный листок, в который, судя по всему, перед этим заворачивали покупки.
Алрика машинально подошла и взяла газету. Да, действительно, там сообщалось о свадьбе Бартона Элдриджа и некой Элис Офейлер, и даже прилагалась фотография: сияющий Барт под руку с тощей кикиморой, сгибающейся под тяжестью драгоценностей.
— Ну и что, — деланно пожала плечами Алрика, возвращая газету миссис Пустер, готовой перепрыгнуть через забор от любопытства. Как же! Ей предстоит еще рассказать всем в округе, как Алрика Робинс реагировала на известие о женитьбе бывшего мужа. — Мне больше нет до него никакого дела, для меня этот человек давно не существует.
Она взяла коляску и укатила ее в дом, подальше от любопытных взглядов. Уложила детей спать и только после этого заперлась у себя в спальне, упала на кровать и разрыдалась.
А ведь она ждала его до последнего! Каждую минуту ей мерещилось, что вот-вот откроется дверь и Барт вернется. Она даже кровать выбрала помягче и пошире — на случай, если он захочет снова приласкать свою когда-то любимую жену. А потом жалела об этом. Алрике было так одиноко на этой двуспальной кровати!
Если бы Барт знал, как она ждет его, как он нужен ей, как ей плохо и тошно без Него! Но нет. Ей не хотелось тешить его тупое мужское самолюбие.
Стоило ли ему знать, как она одинока и напугана… Еще бы — она до самых родов не могла поверить, что ей придется растить ребенка одной. А когда врач с доброй улыбкой на лице сообщил Алрике, что она станет матерью сразу двоих малышей, неизвестно, что она испытала в большей мере — радость или страх. Скорее, последнее.
Родители, узнав о том, что случилось, неодобрительно покачали головами. Они не сказали этого, но она ясно читала на их лицах: «Ох, дочка, ведь мы тебя предупреждали»… Они, конечно, предложили ей свою помощь.
— Продавай дом и бизнес, перебирайся к нам в Сен-Круз, — предложила мама. — Хоть будет кому присмотреть за дитем.
Но Алрика решила этого не делать. Во-первых, в Сентсайде она сможет себя худо-бедно обеспечить, наняв помощника на станции на время родов и няню — после. А чем она займется у тети Телмы — оставалось под вопросом.
К тому же она прекрасно понимала, что такое незаконнорожденные дети в маленьких городках. Она — женщина современная, ей плевать на пересуды. Но родители у нее — старой закалки, для них растить детей без мужа — это позор семьи. Она не хотела принимать такую жертву.