Тогда, вернувшись, мама наткнулась на стоявшую в коридоре Милену, которая всегда так отчаянно ждала этого возвращения, потому что папе было плохо. И мама нагнулась и поцеловала её, а потом позвала папу и, когда он вышел к ней навстречу, в буквальном смысле накинулась на него, заталкавая в комнату.
Колька вышел с кухни, цокнул, кажется сказал что-то ругательное, потом взял Милу за руку, нагнулся и платком вытер её щёку, там где мама поцеловала, теперь стало ясно, что остался след от помады, позвал Марину и они ушли из дома, пошли к бабушке. И всю дорогу брат ругался, обзывал маму, сестра спорила с ним, а она, Милена, просто не понимала, что делать и начинала плакать.
От этого воспоминания стало так отчаянно горестно, больно, тошно. Почему такие вещи всплывают ниоткуда? Для чего? Нужно чему-то научиться? Но чему?
Тому, что мама Милены действительно гуляла от папы направо и налево, что обзывательства бабушки были правдой, что теперь сама девушка утопала в каком-то внутреннем понимании, что становилась похожей на родительницу?
— Милка, эй! — дёрнула её из воспоминаний Хэла. — Подпевай!
Мила подняла на женщину полные непонимания глаза, а ведьма затянула:
“Ах, под сосною, под зелёною,
Спать положите вы меня!
Ай-люли, люли, ай-люли, люли,
Спать положите вы меня.
Калинка, калинка, калинка моя!
В саду ягода малинка, малинка моя!..” [3]
Они уже почти до реки и серые застыли в недоумении глядя на Хэлу, потому что кажется все уже привыкли, что песни чёрной ведьмы, были грустные в основе своей, а тут…
Сама Милена, конечно, знала только припев, в котором Хэла стала танцевать русскую хороводную и при этом была такая невероятно озорная и прекрасная, что захватило дух.
После второго куплета, припев подпевали уже и серые — Донна и Маржи вообще кажется обожали петь так же сильно, как и Хэла, а ещё танцевать, и словно тоже имели музыкальное образование и то что слух у них обеих был идеальный даже не сведущей во всём этом Милене было понятно. И она кажется никогда не слышала этой песни целиком, только припев, а тут оказалось, что в ней аж три так называемых куплета.
Закончив петь, Хэла поклонилась на русский манер — с размаху в пол, с вытянутой рукой.
Смеясь, серые спустились к реке.
— Я ещё и не такое могу, — отозвалась чёрная ведьма.
— Правда? — спросила Милена, но была уверена, что Хэла на деле может намного больше.
— Да. Несколько лет в хоре стоять — это тебе не хухры-мухры! — ответила женщина. — А ещё танец этот, будь он неладен. Мы эту малинку-калинку до тошноты затанцовывали, это ж главный танец всея Руси.
— Ты ещё и танцевала? — удивилась белая ведьма, хотя на деле кажется не удивилась совсем.
— Ненавидела танцы. Но да, этим тоже промышляла. Вот сейчас думаю, лучше бы гоу-гоу танцевала, чем каверы на рокеров наших и ихних делали, — вздохнула она. — Помню мы аскали в “трубе” в Питере. Вот потеха была. А как вы оттуда ноги рвали… эгей!
— Стой, ты в Питере была?
— Конечно была, — кивнула Хэла. — Помню лежим мы с Ллойдом на полу, а он мне такой: “Рыжик, а поехали в Питер? Там сейчас Джокер”, а я ему: “на моте, что ли? А собаку куда?” Он посмеялся, а потом после студии пёсу мою пристроили и на поезд…
— Ллойд? — спросила Милена, хмурясь, но на деле любуясь Хэлой, потому что она от воспоминания стала такая очаровательная.
— Погоняло у него такое было, — ответила чёрная ведьма. Они вдвоём устроились на берегу, пока серые стали полоскать бельё. — А вообще его Александром звали, но он всем говорил, что он Андрей, а иногда Алексей. А вообще просто Ллойд. А так как музыканты все вокруг ни у кого и вопросов не возникало. Ллойд? А я Пень. Покурить есть? Будем здоровы! Супер, да?
— Это твой муж? — почему-то была уверенность, что у Хэлы мог быть именно такой муж.
— Нет, — она качнула головой, по её лицу пробежала какая-то едва уловимая тень, потом она улыбнулась, и Милена поняла, что сморозила глупость. — Ллойд был человеком, который меня спас.
— От чего? — спросила она по инерции, а потом отругала себя.
— От смерти, Милка, от смерти, — ответила чёрная ведьма.
— Ты скучаешь?
— Иногда было, да. Но скорее не по нему, а по моменту, — кивнула она. — Сейчас не знаю. Он умер. Давно. И на момент его смерти мы не общались.
— Прости, — Милена устыдилась, хотя всплыло правило этого мира — ты не виновата, так чего просить прощения, но для них с Хэлой работали и правила их мира. И девушке казалось, что влезла куда не просили.
— Ничего. Жизнь она такая. Сволочь, — ответила на это чёрная ведьма. — Как Джокер тогда про это сказал: “таких, как я, и граната не взяла… а Ллойд святой, без него там видно не справятся”.
Они помолчали. Безумно хотелось спросить. Много всего, но не получалось, язык не поворачивался залезть туда, где у Хэлы явно болело, хотя Миле она была так интересна. Девушке так хотелось узнать об этой женщине всё-всё, потому что она смотрела на неё и ей было завидно, и это было глупое, Мила понимала, что безумно глупое чувство.
— Хэла, спой ещё, — позвала её Маржи.
— Да сами спойте, — рассмеялась та и девчонки запели такую любимую ими песню “Тебя ждала я”, а потом “Травушку”.
— Хэла, а где твой телефон? — спросила Мила.
— Потеряла в Шер-Аштар, — она пожала плечами.
— Как же, — вздохнула девушка.
— Да чего уж теперь грустить-то? — фыркнула Хэла и обняла Милену за плечи.
Обратно шли под внезапно “Валенки” и это было ещё одним ярким выступлением со стороны Хэлы. Впервые за последние тяжёлые дни Милена была счастлива.
Вернувшись, девушки повесили бельё сушиться в отведённом во дворе месте, и отправились на обед. Чёрная ведьма с ними не пошла. Лорана искренне волновалась из-за того, что женщина не ест, потому что к ней поменялось отношение Миты. Карлина шикнула на подругу и в конечном итоге все ели молча, а хорошее настроение сошло на нет.
После обеда пошёл снег. Мила впервые видела здесь снег. Он был такой же, как и у неё дома. Белый, пушистый, холодный. Он валил огромными хлопьями, моментально превращая всё вокруг в сказку.
Почему-то захотелось попробовать какой он на вкус. И стало интересно — а если забраться на ту башню, с которой она так глупо хотела спрыгнуть и посмотреть вокруг, наверное же красота! И поле в снегу, деревья…
Она почувствовала себя кем-то очень секретным. Агентом? Было и смешно и забавно, но с другой стороны казалось, что нельзя иначе забраться на башню, чтобы её не поймали и не сказали “нет”. И уж конечно надо сначала убедиться, что там нет Элгора. Потому что он ведь сказал, что это “его” место. Хотя вот ведь забавно — здесь всё его.
Авантюра показалась безумно глупой, когда белая ведьма без проблем, не встретившись ни с одним стражником, забралась туда, на так называемый третий этаж. Он был по крышей основного пролёта дома — там были небольшие спальни, их было около пяти или шести. Двери скрипели и было видно, что ими явно давно не пользовались.
Дойдя до двери башни, захотелось уйти обратно, но потом почему-то стало грустно за то, что она такая трусиха. Долго она ещё будет вот той девочкой, которая умеет только реветь в любой непонятной ей ситуации?
Словно она опять идёт по улице следом за ругающимися Колькой и Маринкой и ей хочется плакать просто потому что больше она ничего кажется не умеет.