— А ты вёл бы себя, как Тёрк? — фыркнул Элгор.
— Нет, не вёл бы, — улыбнулся Роар.
— А если бы я был на месте Тёрка, а ты на месте Рэтара?
— Да успокойся, — повёл головой митар. — Всем всё понятно про них. Тёрку всё понятно. Хэла ясно с кем, чего ты разошёлся-то?
— Всем? — и было чувство, что младший брат едва себя сдерживает.
— Элгор, — нахмурился с вопросом Роар. — На, выпей, давай.
Они постояли немного, а потом все отправились в рабочую комнату ферана.
Спор был жарким. Они обсуждали, как лучше было распределить людей, исходя из того, что сегодня видели возле главного костра. Изначально всё было просто, но потом оказалось, что из окрестных селений в Трит на костры придут люди и нужно было срочно менять патрули и переставлять стражу, при чём делать это так, чтобы было не очень очевидно, что они готовятся к обороне от предполагаемого нападения, потому что тревожное беспокойство среди простых свободных была ни к чему.
Когда более менее пришли к какому-то единому решению по этому вопросу, начали спорить о том, что отряду митара досталось больше работы, чем отряду ферана.
— Чего? — громыхнул Тёрк. — Гир, ты давай, братец, не зарывайся, а? Ты у нас может весь из себя такой боевой и устал очень, но на прошлый Изар ты где был? А мы? А то вишь, пареньки его не выпьют в праздник. Я в прошлый праздник обряд провёл и пошёл мечом махать, потому что напали на нас, думая, что мы все в честь праздника пропились до беспамятства.
— Ты ещё вспомни, что ты делал в остальные благости Изара. И когда пил, а когда нет, — не сдавался Гир.
— А я тебе расскажу, — взвился старший брат.
— Пить не будет никто, — спокойно произнёс Рэтар и встретился с невообразимо нахмуренными взглядами своих братьев и танов.
— Рэтар, благо Изара же, — начал было Тёрк, говорящий сейчас за всех.
— Если кто из воинов сегодня попадётся мне пьяным, — отрезал феран, — и не способным держать меч в руках — это будет их последняя благодарность Изару. И ответственность будет лежать и на вас.
— По кружке цнели в честь разгоревшихся костров, — предложил старший брат.
— Обряды похоронные будут тоже на вас, — главу дома было сложно переупрямить.
— Может и не нападёт никто, — ответил на это Гир. — Сколько бродим по окрестностям и никого не нашли ни разу.
— Так пусть тот кто знает свои границы и может вовремя остановится — пьёт, а те, кто нет — лучше не начинают вовсе? — предложил Роар, понимая обиду командиров, а потом и воинов, которым они запретят пить.
— Я сказал то, что сказал, — проговорил феран, давая понять, что больше ничего слышать не намерен. — Цнельные будут держать ответ передо мной вместе со своими командирами. Все могут идти.
Тёрк проследил, чтобы почти всем налили по кружке цнели и пригрозил, что если кто выпьет больше, то будет иметь дело с ним или с Мирганом. Про ферана ни слова, но это было и не обязательно — двух командиров боялись больше, чем хотр. И страх гнева ферана был, конечно намного внушительнее, но и угроз от Тёрка и Миргана хватило, чтобы никто из воинов даже не заикнулся про обиду, что не могут праздновать, как всегда.
Рэтар не вышел вместе с командирами, оставшись у себя и так как Хэлы тоже не было на кострах, Роар не сомневался, что скорее всего они были вместе. Он даже думал, что они не явятся вовсе и он бы это понял, потому что феран не любил бывать на кострах и ясно, что ведьма будет с ним, хотя без её песен было бы не то. Но они пришли.
Сначала Хэла, потом Рэтар. Она устроилась между серых, как всегда весёлая и яркая, а феран поговорил кое с кем из дошедших до него городских и устроился с кружкой цнели возле бочек, что были сбоку от костра серых.
Роар решил подойти и поговорить. Подойти — подошёл, а вот заговорить не успел, потому что Хэла запела.
Как обычно тишина настала совершенно поразительная, как почти всегда бывало, когда Хэла пела что-то вот такое словно изнутри.
Такого голоса Роар у неё ещё не слышал. И песни такой тоже. Она была не длинной, в ней были неизвестные слова, впрочем сразу стало понятно, что это песня дерева. Очень хрупкого дерева, которое тоскует по другому, сильному, которое растёт на другом берегу реки?
Отчаяние, с которым рвала себя Хэла, когда пела, было просто невыносимым. У Роара всё внутри взвыло, поддаваясь этой тоске, он посмотрел на сидящую рядом с чёрной ведьмой Милену, для которой названия этих деревьев и песня родные, понятные — в глазах её было столько печали, столько горя, слёзы сами собой текли по щекам, она была такой маленькой, боги, такой невероятно недостижимо потерянной, испуганной. Она вцепилась в Хэлу, словно боясь её потерять и стало совсем невыносимо. Захотелось оказаться где угодно, но только не здесь.
Переведя взгляд на Рэтара, он понял, что тана тоже выворачивает, что тоже тянет из него тоску, боль, печаль. Но вот она, вот же его женщина и он может её обнять, может рассчитывать на близость, на тепло, на ласковый взгляд глаз…
И Роар внезапно только сейчас осознал, что ни разу не видел их просто стоящих рядом, ни разу не видел протянутой руки, ни разу даже взгляды их не пересекались, а если и пересекались, конечно пересекались, то не задерживались друг на друге достаточно долго, чтобы не порождать или скорее не укоренять мнение окружающих в том, что между ними есть близость. Вот та, порочная, страшная, так всех вокруг пугающая близость с чёрной ведьмой, которая обязательно обернётся для ферана чем-то жутким или смертельно опасным.
И совсем немногие знали точно, но даже Роар не решился бы об этом заговорить, точнее он решился, но сейчас понял насколько больно сделал Рэтару своими словами, спрашивая о том, кого феран будет спасать — Хэлу или его, своего тана.
Боги свидетели, никогда Роар не виделу Рэтара такого взгляда. Никогда. Не было в жизни мужчины, стоящего рядом с ним сейчас, женщины на которую он бы смотрел так, как на Хэлу. Она действительно задевала ферана с первого дня, как появилась. С того момента в башне магов, задела и самого Роара, он не врал себе, что если бы Хэла пустила к себе, он бы был счастлив близости с ней, но она не пускала, а Рэтар добрался, дотянулся, наплевал на всё, и теперь не мог даже открыто взять её руку, не то что обнять или что-то большее.
Картина утра, когда Тёрк обнимал Хэлу, стала представать совсем с другой стороны — эти два мужчины были в связке всегда. Почти всю жизнь. Тёрк был тенью своего единокровного брата, наследника ферната, защищал его, знал о нём всё. И вот эта его громкость, шутливость, вседозволенность… он оттягивал на себя внимание от Хэлы и Рэтара. Он обнимал, мял её, любя безумно, и понимая, что дальше нельзя, но таким поведением давая понять, что все разговоры о близости между фераном и чёрной ведьмой лишь разговоры, потому что все вокруг, точно зная характер главы Горанов, понимали, что если бы близость была, то не позволено было бы никому ничего такого вот, что позволял себе Тёрк, даже ему.
Песня смолкла и настала мёртвая тишина. Кажется даже костры трещать перестали.
Хэла открыла глаза и посмотрела на видимо попросившую эту песню серую, которая сидела к ним спиной и лица её Роар не видел, но пробежавшись взглядом по лицам всех присутствующих женщин, точно мог сказать, что эта серая тоже или плакала или едва сдерживала слёзы.
Перед носом митара возникла кружка с цнелей. Это был Тёрк.
— На вот, достопочтенный митар, тебе надо срочно, а то сейчас взвоешь вместе с девками, — сказал он тихо, а громко попросил Хэлу не петь таких грустных песен.
Хэла пошутила, что спела по просьбе, а Тёрк попросил про дураков и молний, вставая с другой стороны от ферана и у Роара было точное понимание, почему именно эта песня.
“Тёрк, чтоб тебе!” — ругнулся про себя митар.
Феран повёл плечами и шеей, глянул на брата и усмехнулся. А Хэла запела, слова подхватили домашние и воины.
— Тебя там эйол искал, но сюда не пойдёт из-за ведьм и серых, — тихо проговорил Тёрк, обращаясь к брату.
Рэтар пожал плечами и поморщился, потом спросил:
— А скажи-ка мне, Тёрк, кто у нас ещё за молниями гоняется?
— Кроме тебя? — ухмыльнулся старший мужчина. — Хотя ты свою поймал уже.
И к удивлению Роара, тан кивнул и ухмыльнулся.
— Ну, вот Гент, ловит ту, что песню попросила, — и Тёрк указал на серую.
— Лорана, — назвал имя девушки феран, точно знавший, как какую серую зовут даже во времена, когда их было больше тридцати.
— А разве у него нет невесты? — спросил Роар.
— Да, в Зарне. Девочка совсем, — ответил Тёрк. — Но думаешь, чего это девица песню такую грустную попросила про любовь? Коли было бы всё просто нам бы тут души не рвали.
Роар нахмурился. Рэтар кивнул.