- Вам часто приходится брать малыша на руки? - спросил врач с улыбкой. Лиз призадумалась и кивнула. Ей приходилось чуть ли не все время носить его на руках. Ходить он еще не начал и то и дело просился на руки.
- Да.
- А сколько он весит? Вопрос вызвал у нее улыбку.
- Доктор собирается посадить его на диету. Он весит двадцать шесть фунтов.
- Разве это не убедительный ответ на ваш вопрос? Нет, не убедительный, но врач поступил благородно, и Берни почувствовал признательность к нему.
Медсестра довезла Лиз до вестибюля на кресле, и они с Берни вышли за дверь рука об руку. Но ходить она стала гораздо медленней, и он заметил, как она поморщилась, садясь в машину.
- Родная, тебе очень больно? - Она замялась, потом кивнула. Ей было трудно говорить. - Попробуй поделать дыхательные упражнения для беременных, вдруг поможет.
Идея оказалась гениальной. На обратном пути Лиз занялась дыхательной гимнастикой и сказала Берни, что ей полегчало. А в кармане у нее лежали прописанные врачом таблетки.
- Я не хочу принимать их без крайней необходимости. Подожду до вечера.
- К чему такое геройство?
- Геройство проявляете вы, мистер Фаин. - Лиз потянулась к Берни и нежно поцеловала его.
- Я люблю тебя, Лиз.
- Лучше тебя нет никого на свете... Мне очень жаль, что из-за меня тебе приходится так трудно. - Каждому из них приходилось нелегко, и она это понимала. Ей самой было тяжко, и она злилась из-за этого, злилась, потому что они тоже мучаются, а изредка на нее накатывала ненависть к ним, потому что она умирает, а они нет.
Берни отвез ее домой, помог подняться по ступенькам. Джейн и Руфь сидели, поджидая их. Джейн волновалась, потому что они долго не возвращались - на сканирование костных тканей и на рентген потребовалось немало времени. И пока не наступило четыре часа дня и они не приехали домой, она все приставала к матери Берни:
- Бабушка, она всегда возвращалась утром. Что-то случилось, я уверена. - Она упросила Руфь позвонить в больницу, но оказалось, что Лиз уже на пути домой, и, когда хлопнула входная дверь, Руфь многозначительно посмотрела на Джейн.
- Вот видишь! - Но при этом она заметила то, что ускользнуло от взгляда Джейн: судя по виду, Лиз сильно ослабла и измучилась от боли, хотя сама ни словом не обмолвилась об этом.
И все же Лиз наотрез отказалась уйти с работы. Она твердо решила довести свой класс до конца учебного года, чего бы это ни стоило, и Берни не стал с ней спорить, хотя Руфь зашла к нему в магазин перед отъездом из Сан-Франциско и попыталась втолковать, что это безумие.
- Неужели ты не видишь, что ей не по силам такая нагрузка?
Берни закрыл дверь кабинета и заорал:
- Черт возьми, мама, врач сказал, что работа никак ей не повредит!
- Она ее просто доконает!
И тут он вылил на мать всю злобу, клокотавшую в его душе.
- Да нет же! Ее доконает рак! Ее убьет не что-нибудь, а эта проклятая зараза, которая уже успела распространиться повсюду и потихоньку пожирает ее! И теперь уже совершенно все равно, будет ли она сидеть дома, ожидая, когда ей придет конец, или будет по-прежнему учить детей в школе, согласится ли она продолжать курс химиотерапии или нет, или даже если она отправится в Лурд, ничего не изменится, и она умрет. - К глазам его подступили слезы, словно где-то внутри его прорвалась плотина, и он принялся мерить шагами комнату, не глядя матери в лицо. В конце концов он повернулся к ней спиной и уставился в окно, хотя ничего уже не мог видеть. - Прости меня. - По его голосу Руфь поняла, что он совершенно пал духом, и от боли за сына у нее сжалось сердце. Она тихо подошла к нему и обняла за плечи.
- Мне очень жаль, родной.., очень.., несправедливо, когда с людьми случается такая беда, особенно с теми, кого ты любишь...
- Такого не заслужил ни один человек, даже если он тебе ненавистен. Он никому не смог бы пожелать такого. Никогда. Медленно повернувшись, он поглядел матери в лицо. - Меня не оставляет мысль о том, что же будет с Джейн и с малышом... Как нам жить без Лиз? - На глазах у него снова выступили слезы. Ему показалось, будто он, не переставая, плачет уже несколько месяцев, и это была правда. Они узнали о болезни Лиз полгода назад и на протяжении последних шести месяцев неотвратимо катились в бездну, моля бога, чтобы это падение каким-нибудь чудом прекратилось.
- Хочешь, я побуду с вами еще какое-то время? Я вполне могла бы. Твой папа прекрасно все поймет. Собственно говоря, он сам предложил мне задержаться здесь, я звонила ему вчера вечером. Еще я могла бы забрать детей к нам домой, но, по-моему, это было бы нечестно по отношению к Лиз и к ним самим. - Мать привела Берни в изумление - она оказалась таким славным, способным на тонкое понимание человеком. Куда подевалась женщина, которая донимала его рассказами о том, как миссис Финкелыптейн страдает от мочекаменной болезни, и грозилась, что умрет от сердечного приступа всякий раз, как Берни отправлялся на свидание с девушкой, которая не была еврейкой. Он улыбнулся, вспомнив о Вечере, который они провели в "Береге басков", когда он заявил ей, что женится на католичке по имени Элизабет О'Райли.
- Ты помнишь, мама? - Они оба заулыбались. С тех пор прошло два с половиной года, а кажется, что целая вечность.
- Да. И все надеюсь, что ты когда-нибудь об этом забудешь. - Но теперь воспоминания о том вечере вызывали у него лишь улыбку. - Ну так как, ребятки, хотите, я останусь и помогу вам? - Ему пошел тридцать восьмой год, и он чувствовал себя не ребенком, а столетним стариком.
- Мама, я благодарен тебе за предложение, но мне кажется, для Лиз важно, чтобы наша жизнь как можно меньше отклонялась от привычного русла. Как только в школе кончатся занятия, мы переберемся на взморье, а я стану ездить оттуда на работу и обратно. Собственно говоря, я даже возьму отпуск на шесть недель до середины июля, а если понадобится, смогу его продлить. Пол Берман вошел в мое положение.
- Хорошо. - Она спокойно кивнула головой. - Но если что, я могу вылететь к вам первым же самолетом. Ясно?
- Да, мадам. - Он отдал ей честь, а потом обнял. - А теперь иди, поброди по магазину. И, если у тебя останется время, постарайся подобрать что-нибудь симпатичное для Лиз. Размер у нее стал как у двенадцатилетней девочки. - От Лиз почти ничего не осталось. Раньше она весила сто двадцать фунтов, а теперь всего восемьдесят пять. - И все же новые одежки доставили бы ей радость. У нее не хватает сил, чтобы пойти и что-нибудь купить для себя.
Или для Джейн, хотя он и так очень часто приносил домой коробки с детскими вещами. Джейн покорила сердце заведующего отделом детской одежды, и тот начал передавать подарки для Александра, когда мальчишки еще не было на свете, и продолжал делать это до сих пор. Сейчас внимание, которое к ним проявляли, вызывало у Берни чувство глубокой признательности. Сам он пребывал в невероятной растерянности, и ему казалось, что он не слишком справедливо обходится с детьми. Такое впечатление, будто он ни разу не взглянул на Алекса с тех пор, как ему исполнилось шесть месяцев, и он все время ворчит на Джейн лишь потому, что она всякий раз подворачивается под руку, а ведь он любит ее, и оба они чувствуют себя такими беспомощными. Всем приходится крайне трудно, и Берни пожалел, что они не послушали совета Трейси и не обратились к психоаналитику. В свое время Лиз восприняла эту идею в штыки, а теперь он стал думать, что зря с ней согласился.
На следующий день, когда Руфи пришло время отправляться в аэропорт, настал один из тяжелейших моментов. С утра она заехала к ним домой, чтобы застать Лиз до ухода в школу. Трейси давно уже взяла за правило забирать Джейн с собой, а Берни еще раньше успел уйти на работу. Александр заснул, и Лиз ждала прихода няни. Она открыла дверь и тут же поняла, что привело сюда Руфь. На мгновение обе застыли у порога, глядя в глаза друг другу и не пытаясь притворяться. Потом Лиз подалась вперед и обняла свекровь.
- Спасибо тебе, что пришла...
- Мне захотелось попрощаться, Лиз(. Я буду молиться за тебя.
- Спасибо. - У нее перехватило горло, и она постояла, молча глядя на Руфь полными слез глазами. - Бабушка, присматривайте за ними, когда меня не станет... - проговорила она шепотом. - И за Берни тоже.
- Обязательно, обещаю тебе. А ты береги себя. И делай все, что тебе велят. - Она прижала к себе эти хрупкие плечи и вдруг заметила, что Лиз надела платье, которое она купила ей накануне. - Лиз, мы очень, очень тебя любим...
- Я тоже вас люблю.
Руфь постояла еще чуть-чуть, обнимая невестку, а затем повернулась и пошла прочь. Лиз осталась стоять в дверях, и Руфь подняла руку в знак прощания. Такси тронулось, а Руфь все махала и махала ей рукой, пока Лиз окончательно не скрылась из виду.