Откашлявшись и сморгнув пыль и пепел, попавшие в глаза, я наконец-то смогла понять, куда это все смотрят. В самой внушительной кучке, точно шиншилла, копошился птенец, серо-черный от золы и пепла.
Издав какой-то непонятный звук, он на нетвердых лапках поскакал ко мне.
И эта неощипанная курица — мой «грозный защитник от всех напастей»?
Спасибо, Божественная Птица, удружила…
33
Темный лес, с шуршащей под ногами листвой, влажной пеленой ложится на кожу, проникает в легкие, со своей множественной гаммой лесных ароматов, усиленных висящей влагой в воздухе: они смешиваются между собой, оставляя приторно-горький привкус на языке с травянистым налетом. Пальцы ног в открытых сандалиях немеют от прохлады, доносящейся вместе с шумом бегущей воды. Да и легкая ткань ночной рубашки не спасает. Я то и дело вздрагиваю и усиленно растираю оголенные плечи, с тоской вспоминая о теплом мраморном камине в покоях Квенсы. Ну, то есть в моих покоях.
Тусклое нечто, висящее в небе, почти не освещало окружающее пространство. Этому спутнику, или чтобы это ни было — хотя больше похоже на дыру в черном покрывале с бледно-сером подкладом — далеко до Луны и Мены — спутнику планеты, на котором располагается Хайм. Она, в отличие от нашей Луны, немного отдавала перламутровым сиянием, что делало ночи на Кишатуме (земля и огонь) воистину волшебными.
Впереди мелькнул огонек. Оранжевый, задорный и манящий своим теплом. Осветил ствол дерева и, вильнув, попытался скрыться. Я погналась следом: ведь еще немного и сковывающий меня холод проберется в костный мозг.
— Постой! — позвала, в надежде, что неведомое существо меня услышит.
Огонек замер. Но стоило приблизиться — как он отпрыгивал, словно солнечный зайчик.
Стало жарко: то ли от бега, то ли от смены климата. Теперь легкая одежда не беспокоила, а стала спасением. Шелудивая искра снова мелькнула, почти сливаясь, с заревом, окрашивающим кромку обрыва в багряно-желтые оттенки. Осторожно подошла ближе, чувствуя, как жар обжигает пазухи носа и горло при каждом вдохе. Внизу, в нескольких десятков метров подо мной разливалась река кипящей лавы. Было страшно и, в то же время, трепетно смотреть, как ее обжигающие потоки лижут темный камень.
Жидкий огонь настолько завладел моим вниманием, что я не сразу заметила, что рядом кто-то есть. А когда заметила, было поздно — чьи-то руки толкнули меня в спину, и я полетела вниз…
Резко очнулась, рвано хватая ртом воздух и ощупывая кожу лица на наличие ожогов. Понадобилось пару минут, чтобы понять, что я нахожусь в своей комнате. А щеку неприятно покалывает из-за неудобной позы, в которой я заснула. Ведь раскрытая книга — далека от подушки так же, как ворон от письменного стола, чтобы кто ни говорил.
Потерла щеку и размяла затекшую спину, слыша приятный хруст позвонков.
Так и знала, что засну. А я ведь даже и половины нужной мне главы не прочла. Уснула на нуднейшем описании исполинской ледяной фигуры Бьорна Ослепительного — предка Эдера Ксейтс Байры. Мне нужно было подготовиться, чтобы суметь поддержать светскую беседу с ним на званом вечере.
Отодвинула стул, встала и подошла к окну. На ветру тихо покачивалось жилище моего нового друга, которому я еще не придумала имя, и, судя по всему, он — почему-то мне казалось, что это мальчик, хотя окраска у него была донельзя невзрачная, какая обычно бывает у самок — так и останется Птахом. Клетка у него была необычна, и не из-за золотого напыления — она была лишена прутьев решеток и дверей, лишь каркас и насест.
— И почему ты такой заурядный? — задала вопрос птице, зарывшейся в свои перья и спрятавшей голову под крыло. — Помощь бы не помешала…
Открыла ставни, вдыхая остывший воздух. Даже в Ливахайме чувствовалась осень. Конечно, не такая, как в моем городе на родной Земле, когда осенние листья застилают ковром тротуары, а пронизывающий ветер, сопровождающийся обманчивым теплом, намекает, что надо уже впрыгивать в сапожки и натягивать куртку. Здесь осень теплая, и только ночью начинаешь ощущать, что природа готовится к зиме. +13С° за окном — спасение от дневного зноя. Хотя в замке и так не жарко днем, но легкий ночной ветерок с прохладными нотками — приносящий густые запахи земли и высушенной на солнце травы — прогоняет пульсацию в висках.
Оглянулась на стол, где покоилась раскрытая книга. Вздохнула и направилась к кровати, напоследок, коснувшись металлического насеста, чуть качнув его.
Бесполезно среди ночи впихивать в себя книжные знания, иначе это неизбежно приведет к тому, что все смешается в кучу в моей черепной коробке. И не дай Боже мне перепутать первородного из клана Ксейтс Байра с Аату — предком и родоначальником клана Ану. Лучше поспать…
34
Забралась под легкое покрывало, максимально расслабившись и закрыв глаза. Но сон не шел. И дело было не в страхе и волнении перед предстоящим вечером. За последнюю неделю, это будет не первый мой прием хаубиса под крышей замка Ливахайм. Правда, честно сказать, Эдер — первый гость, с которым точно будет не все так гладко, в случае любого, даже мелкого, промаха. Лайонел щадил меня, и первыми из списка пошли более лояльные к его решению главы Аирзов. Софир была мила, и даже не оскорбилась, когда я выхватила у нее из-под носа чашку с супом. Просто я заметила, что в овощном бульоне плавают куски мяса — а подать такое вегетарианцам в первый же вечер знакомства было бы тем еще провалом. И видимо, кто-то на это и рассчитывал…
Смутная тревога превратила взбитую мягкую перину в мешок с камнями. Ерзала и вертелась с боку на бок, пытаясь выкинуть из головы бесцеремонно ломившиеся в нее подозрения.
А ведь случай с мясом не единственный…
Странности повторились, когда приехала чета Хаурнов, что обитают в Хульт-Аусиде (лес и пустыня), в Пустынном Лесу. Судя по картинкам из книги, этот район напоминал нашу Тундру. Главой был Адгур, на вид суровый житель степей, имеющий сходство с северным оленем, правда, лицо по форме было человеческое, покрытое мехом, с внушительными рогами на голове. Сопровождала его жена, с нежными чертами лица, которые не портил даже пепельного цвета короткий мех с темным отливом. А чего стоили украшенные цветами витиеватые рога, смотревшиеся со стороны изящной короной, и большие сине-зеленые глаза с оранжевыми крапинками. Аглаида сразу прониклась ко мне дружелюбием, нисколько не смутившись моим видом, и пока Лай и Адгур, обсуждали строительство плотины на реке Хаубисбанди (лента), она показывала мне сколы первых рогов ее детей, без умолку болтая о своих шести любимых сыновьях и седьмой, долгожданной дочурке. Я не все понимала из ее речевого потока, но мне было приятно, что она относилась ко мне, как к равной, как к своей. И в принципе, вечер прошел бы гладко, если бы слуга не внес меха — якобы подарок от моего имени. Аглаида побледнела и рухнула в руки своего свирепевшего на глазах мужа. Но я смогла выкрутиться и здесь. Я знала, что они, в отличие от того же клана Байры категорически против любых мехов. Для них это так же, как для нас носить пальто, сшитое из кожи человека — отталкивающе и просто немыслимо. Я смогла убедить их, что это ошибка. Ведь я приготовила им вышивку с символом их клана — рогами, украшенными россыпью голубики, брусники и морошки — что вышивала без продыху три дня, вместе со своими служанками. Все пальцы исколола.
Встреча с кланом Вулвзов обошлась без происшествий, но… Помню, я так разнервничалась под цепким и пронзительным взглядом Ану, что уронила на пол запеченную утку — да-да обычную утку, каких и у нас полно. Блюдо было загублено: Алим шлепнул себя по лбу, как если бы он самолично учил меня подносить еду, и мой провал касался и его, Зефф тихо прыснул в кулак, а Гавр с Ару, одновременно, будто сговорившись, встали по обе стороны от меня, готовые защитить от любых нападок большого и страшного Вулвза. Но Ану тогда даже бровью не повел. Стряхнув с плаща попавшие на него ошметки гарнира, повернулся к Лайю и спокойным голосом спросил, точно ли он уверен в своем решении. Получив уверенный кивок, продолжил пить вино. А если и в его блюде было что-то не то? Какой-нибудь аллергический ингредиент, слабительное или даже яд…?
Подобные мысли сжали сердце в тисках. Резко села, оглядывая полутемные углы просторных покоев, под кожей завозилось неприятно чувство, будто за мной наблюдают.
Я уже решила, что сон загублен, бросив взгляд на занявшийся рассвет, разгоняющий туман, стелившийся по земле. Словно почувствовав мой страх, маленький защитник вспорхнул со своего насиженного места и устроился у меня на коленях. Крохотное сердечко быстро билось под моими пальцами, а само тельце было теплое, будто я держала в руках крохотную грелку. Это меня успокоило, и сон мягкой пеленой накрыл меня, а Птах угнездился на соседней подушке.
Засыпая, услышала незнакомое ворчание в мыслях: «Спи, несмышленая человеческая девчонка! Все как-нибудь образуется…». Но списала все на недосып и растревоженные нервы и решила не предавать этому значение.
35
— Подайте на стол мясо, — отрывисто бросил Эдер, продолжая сверлить меня взглядом, будто в мыслях заживо разделывал меня, а в его фразе крылся другой смысл. Что-то вроде это: «Подайте на стол мясо этой маннки».
Галиасфар — тот самый слуга, похожий на рыжую белку, яркий представитель тагл-скадусов, засуетился, исполняя повеление белого медведя. Он один, без свиты и семьи — внушал трепет, как если бы посреди обеденного зала разбил лагерь целый полк военачальников с тяжелыми взглядоми.
Сглотнула, облизав пересохшие от волнения губы, поправила нелепый рогатый головной убор, нервно проведя рукой по складкам пышного платья: как же мне повезло, что хаимки не признавали корсетов и кринолина. А белая вуаль кремового платья, придававшая всему вокруг молочный налет, сейчас стала спасеньем: Ксейтс Байра не видел выражения моих глаз, в которых так и переливалась паника.
Осложняли все, как минимум, две вещи. Первое, что Эдер Ксейтс Байра, наплевав на все нормы приличия, сел не на свое законное место на другом конце вытянутого стола, а по правую руку от меня — нас разделял лишь пустеющий стул Лайонела. Он, конечно, не первый, кто решил, не церемонится, если подумать. Стоит только вспомнить, как резво — буквально спустя пять минут после того, как нас представили — ко мне подсела Аглаида… Нечему удивляться. Но не думаю, что Эдером двигало желание получше узнать меня.
— А где Его Светлейшество? — Эдер кивком головы указал на пространство между нами. Вежливой учтивости в вопросе не наблюдалось: он даже намеренно исковеркал титул зиуданса. Возникло чувство, будто тут вообще проходили дикие дружеские посиделки, а не официальный визит.
— Он… — протянула я. Мысли в голове разбежались от резкого голоса байры: и придуманная реплика смазалась, — приболел.
Лай попросил сказать что-то о срочном указе, который нужно было подготовить. Но о каком, вообще не вспомнить. Весь складный план сегодняшнего вечера начал трещать по швам, когда Эдер выдвинул стул на расстоянии вытянутой руки от меня. Все мои выученные, подготовленные фразы были рассчитаны на то, что он будет максимально далеко от меня. Да еще и Лай не смог присутствовать. Из-за своей «особой проблемы». Сегодня же полнолуние. В этот день Лайонел предпочитает не рисковать: запирается в том жертвенном подвале уже после шести вечера. Он раза четыре извинился за то, что вынужден оставить меня одну с Эдером: и не думаю, что это был какой-то хитрый трюк. За этот месяц я изучила его достаточно хорошо, чтобы убедиться в том, что зиуданс Лайонел — самый искренний, заботливый, добрый и понимающий мужчина, из тех, с кем я была знакома. Не чета тем парням, с которыми я встречалась в школе и в Универе: их, правда, было всего два, но все же. Они оба мне лгали. Саша врал, что болеет, или его нет дома, чтобы лишний раз порезаться в свои компьютерные игрушки. А Антон… соврал один раз. Но о том, за что не прощают. Между нами не было большой любви — но мое сердце все равно надкололась. Не думала, что я вообще смогу вот так, всецело и безоговорочно, верить мужчине. Пусть он не совсем человек, но я…
— Эй, ты уснула, что ли? — крупная рука, покрытая мехом, с увесистыми кольцами на пальцах появилась в поле зрения. Эдер помахал рукой перед моим лицом, и стоило мне вынырнуть из омута мыслей и повернуться к нему, он повторил свой вопрос: — Чем болеет-то?
— Док… Лаизареис должен знать.
Вот тут я не соврала. Придворный лекарь Лайонела знал все.
— И ты даже не поинтересовалась? — смешок, вырвавшийся из его горла, был похож на рык. — Скверная из тебя будет Квенса.
От неожиданности поперхнулась. И не от самого заявления, а от смены интонаций. Это насколько я ушла в свои мысли, что пропустила момент, когда я из ненавистного недруга превратилась в закадычную подругу?
А именно это и витало в воздухе. Может, не совсем дружелюбие, но доброжелательность точно. Без примеси скрытой агрессии.
36
Но с чего бы ему менять отношение ко мне?
— И вы ничего не имеете против? — невольно дернула край вуали, борясь с желанием ее содрать: в глазах из-за нее жутко рябило. И я плохо смогла рассмотреть выражение лица Эдера. Но, кажется, он ухмыльнулся.
— Ты ведь справилась с испытанием, так? — глаза цвета замороженной воды скользнули к чаше с хлебом, возле которой прикорнул мой Птах.
— Так это… — смешалась, чувствуя, как краска заливает лицо, будто от стыда. Как бы я ни дорожила своей птичкой, размером чуть больше моего кулака — ей сильно не похвастаешься. Она только и отличалась тем, что ее оперение днем приобретало рыжий цвет. Так себе способность.
— Хиленький фриондс, согласен. — Открыла рот, чтобы возмутиться, но сбила промелькнувшая в голове мысль: «На себе посмотри, медведь облезлый!». Странно, чувство, будто она совсем не моя, будто кто на ухо шепнул. Оглянулась, но стражники и слуги, составлявшие остальное окружение этого странного банкета, стояли в отдалении у стены. Мой птенчик лениво повернулся во сне, на секунду приоткрыв один глаз, как раз в момент, когда в голове пронеслись эти слова. Неужели…?