— Да что ж такое! — повысила тон женщина. Я разницы почти не ощутила — тот же медленный голос с ледяными нотками, правда ставший на полтона выше. — Говорила же, что лучше применить даур (дверь) к двери кабинета!
Я часто заморгала, пытаясь понять, что за чушь она несет. Даже хотела отшатнуться и ринуться к выходу, подальше от этой сумасшедшей. Но оцепенела, будто приклеившись к полу. Потянувшаяся ко мне рука, забугрилась, подобно плавящемуся воску, и покрылась серыми с розовым отливом пупырышками и неровностями, став похожей на кожу ящерицы. Глаза стали еще больше и, казалось, что сейчас лопнут или выскочат из орбит. Отшатнулась, но лысое чудище — жиденькие пепельные волосы посыпались с головы пожухлой соломой — продолжало теснить меня к стене. Где стоял тот зловещий шкаф.
— Б-б-будь умницей… — к и без того жуткому голосу добавились булькающие звуки. Из-за искривленного расширенного рта показался мясистый язык. Тошнота, вызванная отвращением и пустым желудком, подкатила к горлу. Сглотнула. Кислый привкус во рту немного отрезвил.
«Это не сон», — мысль врезалась в черепную коробку с внутренней стороны, помогая стряхнуть оцепенение. Ринулась к двери, но холодная рука сомкнулась на запястье. С силой дернув на себя, то, что было Зотовой Еленой Степановной, заломило мне руки и потащило к шкафу. Я брыкалась, но женщина, вопреки своим габаритам и здравому смыслу, была сильнее. Я лишь сломала каблук в попытках. Встряхнув, она впечатала меня в дверцу шкафа.
— О-с-с-танутся с-с-иняки. Но это меньшее из твоих проблем, — прошипела она мне в затылок, ее влажное дыхание холодком страха прошлось по позвоночнику. На мгновение я обмякла, сдаваясь под натиском ощущения полной безнадеги. Существо воспользовалось этим и, вытянув мою правую руку над головой, прислонило ее раскрытой ладонью к гладкой ДСП-шной поверхности.
Кожу обожгло, как от прикосновения к горячему чайнику. Крик сорвался с губ. Боль придала сил, но не настолько, чтобы оттолкнуть Зотову: я лишь непокорно дернулась в ее стальной хватке.
— Эндкьюизан зиз (До свидания), — шипение мерзко пощекотало ушную раковину. Дернула головой, в надежде зацепить мерзкую гадину. Но тут жар, обдавший руку, прошел, сменившись фиолетовым сиянием: оно размягчало поверхность дверцы, превращая ее в желе и затягивая меня внутрь. Хватка ослабла: попыталась схватиться за ручку, но ощутимый толчок между лопаток вывел из хлипкого равновесия. Я запнулась и полетела в вязкую тьму.
— Удачи на новом месте. Надеюсь, ты выживешь. Хотя…
Голос угас, голова закружилась, и чувство падения на короткое мгновение сковало мышцы, а после в крови жидким огнем разлился адреналин, заставляющий действовать: скребла ногтями за пустоту, тормозила руками и ногами, но замедлиться не удалось. Мир перевернулся вверх тормашками, и я уже не знала, где вверх и где низ. Вокруг была лишь чернота и буйные фиолетовые всполохи, затухающие в одном месте, затем появляющиеся в другом. Рот открылся в беззвучном крике — потоки воздуха перехватывали дыхание. Воздушная масса не давала даже сжаться в клубок от страха.
Не знаю, сколько прошло минут или часов. Казалось, падение продолжалось бесконечно долго: я уже привыкла к свисту ветра в ушах и расслабилась (насколько это было возможно в данной ситуации), а сердце перестало грохотать где-то в промежутке между гортанью и положенной ему нише в груди.
И в этот момент, когда вместо приступов паники меня начала одолевать скука, я с силой ударилась затылком о землю, и скудный мир вокруг меня окончательно померк.
3
— Она? — режущий высокий голос с толикой брезгливости, будто наждачкой прошелся по мозгу.
— А какая разница? — басистый голос был сродни кувалды по вискам.
— На вид какая-то плейбейка… Я же просила найти подходящую. Такую, что сошла бы за девушку из высокородной семьи, — непонятный шорох пытался пробиться сквозь шум в ушах.
— Ты даже в богине Иштар [центральное женское божество аккадской мифологии] найдешь изъян, если ее встретишь, — голос мужчина завибрировал: он явно начал терять терпение.
— Но мы заплатили немалые деньги! — снова послышался шорох, очень знакомый — так шуршит пожухлая трава под ногами. Легкий ветерок лизнул щеку — я точно находилась где-то на открытой местности. Затхлый землисто-травяной запах щекотал ноздри, аккомпанируя горько-сладким и душно-пряным ароматам леса. Вдалеке закричала сова, но фраза, сказанная повышенным тоном, заглушила уханье:
— И что?! — рявкнул мужчина. — Хочешь отдать королю этих мерзких диусов [dius (гот.) — зверь, животное] нашу дочь?
— Вообще-то, Лидия — твоя…
Туман в голове еще не до конца развеялся, и свинцовая тяжесть на веках помешала среагировать на тревожные сигналы, я лишь слабо дернулась и застонала от боли, пронзившей тело. И это не осталось без внимания: говорившие затихли. А начавшаяся фраза оборвалась на полуслове.
— Она скоро очнется… — низкий голос, что недавно искрил раздражением, на несколько тонов понизился.
— Ну и что! — визгливая женщина и не собиралась затихать. — Она же связана! Наемные вулфсы отвезут ее в Ливахайм, когда найдут!
Сознание и ориентация в пространстве медленно, но верно возвращались. Боль теперь пульсировала где-то в затылке. Онемение проходило. И судя по ощущениям на коже — мелкие камешки больно впились в ушибленный бок и оголенные руки, в тех местах, где блузка их не закрывала. Сделав усилие над собой и затолкав подальше хватающий за горло страх, я разлепила веки. Сильной рези в глазах не последовало — масляной фонарь в кованой оправе служил единственным источником света. Картинка была смазанная, но я различила две фигуры, стоящие поодаль. Женщина в пышном платье сливочного цвета ярким пятном выделялась на фоне погруженного в ночь осеннего леса. Мужчина сделал шаг вперед, когда понял, что я за ними наблюдаю. Наклонившись, он направил мне в лицо фонарь — свеча в лампадке ослепила, и я зажмурилась.
— На мой взгляд, вполне себе достойная жертва… — протянул он, наклоняясь ко мне еще ближе, брезгливо повернув к себе мой подбородок носком ботинка.
Жертва?! Какого черта…?!
От такой информации даже тупая боль в голове ушла на второй план. Резко вскинула голову, и в глазах потемнело, сильнее размыв грубое лицо в дрожащем свете.
— Надеюсь, они не придерутся. Все-таки не похожа она на дочь герцога. Альви… Будет лучше, если мы уйдем сейчас… — худощавая брюнетка с крупным носом подошла ближе, теперь перед моим лицом, лежащем на траве, маячил лишь подол ее платья, измазанный грязью с налипшими оранжево-коричневыми листьями. Платье снова зашуршало — она нервно обернулась в сторону тропы, что вилась между тонкими соснами.
— А она не сбежит? — сомнение проскользнуло в голосе ее спутника. Я замерла, перестав крутить руки, в надежде освободить хотя бы палец. И вовремя — мужчина опустился на колени и перегнулся через меня, чтобы проверить путы. Затянув узел покрепче, он встал.
— Вы в курсе, что за похищение вам светит срок…? — в голове гудело, а ночь с белевшими в ней стволами деревьев не добавляла реальности происходящему. Во рту было сухо, язык еле ворочался, и вопрос, который должен был напугать их, или хотя бы заставить задуматься прозвучал нечетко и надломлено.
Женщина поймала мой взгляд. Ее глаза растерянно забегали. Она думала, что я буду молчать, покорным бревном лежа на траве? Вот бы еще в голове не стучали молотками маленькие гномы. В сознании вспыхнул образ уродливой женщины из кабинета «117», фиолетовые вспышки и подпрыгивающее нутро от стремительного падения в пустоту. Чем они меня опоили? И зачем привезли в лес?
— О чем это она? — тонкий голос стал тише.
Мне показалось, что она вздрогнула. Или, может, во всем виноват порыв ветра, гуляющий среди верхушек деревьев и перебирающий листья?
— Вы… — хотелось выплюнуть в них что-нибудь ядовитое, но язык, будто увеличившийся в два раза не хотел слушаться. Попытаться пнуть что ли? Но ноги то же были связаны.
— Нергал [Бог войны, мора, истребления и смерти. Владыка преисподней у шумеров] ее знает… Полли, пошли. Ночью после полуночи в Хультском лесу не безопасно. И даже если девчонка освободится, бежать ей особо некуда…
Сердце в груди съежилось, словно ледяная рука сжала его в тиски. Преступники стремительно растворялись в ночи. Деревья, обступившие меня, погрузись в темноту. Шорохи леса стали громче, снова заухала сова, в унисон со стремительно набирающем обороты стуком сердца. Лоб покрылся испариной.
Надо осмотреться и понять, где я нахожусь, или хотя бы в какую сторону ползти. Перекатилась на спину — от резкого движения к горлу подкатила тошнота, и я сцепила зубы, дыша через нос и гипнотизируя бархатистое темно-синее беззвездное небо, тонкая пелена облаков прятала луну, отчего все вокруг казалось одинаково жутким. Изогнутые стволы деревьев, словно тощие монстры с когтистыми лапами, наблюдали за мной, дорожки меж ними терялись за лиственным покровом, греющем землю. Я понятия не имела, куда меня приволокли. Одно могла сказать точно — это не парк. Никак шумов цивилизации не пробивалось через эту хрустяще-свистящую тишину, время от времени нарушаемую возней ночных обитателей леса и зловещим пением полуночных птиц. Тошнота отступила, и я, обдирая колени в капроне, подползла к ближайшей от меня осине. От всех этих передвижений шпилька выскользнула из заколки и со звяком упала в траву. Прислонилась к дереву и принялась выискивать глазами посеребренный зубчик. Веревки им при всем желании не перережешь, но можно воткнуть в ногу одному из тех, кто должен был прийти за мной, по словам той аморальной парочки.
Спина еще ныла, туго завязанные руки и заброшенная еще в третьем классе гимнастика вызывали сомнения, что я смогу, ползать на обтянутой в юбку пятой точке, в поисках потерянного имущества. Да я завалюсь на бок при любом сильном порыве ветра. Про то, чтобы завести связанные руки под колени и переместить их вперед — и речи быть не могло. Узкая юбка мешала, и я не была настолько гибкой. Скинула туфли — попыталась вытянуть из пут ноги. Да куда там. Выдохнув, сдула упавшую прядь на лицо и облизала соленые губы. Почти решила остаться на месте, в ожидании уготованной участи. Но тут облака расступились, и шпилька призывно сверкнула в метре от меня, теряясь в зарослях желтой травы. Оттолкнулась от ствола, но, как и ожидала, потеряла равновесие и рухнула обратно. Но сдаваться я не собиралась. Когда представится случай, я поборюсь за себя. Рывок, еще рывок. Перевернувшись на живот, поползла по-пластунски, достигнув цели, перекатилась на бок, кончиками пальцев потянувшись к половинке заколки. Когда холодный металл лег в руку, я едва не взвизгнула от приступа радости — маленькая, но все же победа.
Вдруг пронзительный вой заполнил пространство, вспугнув ежика, прятавшегося в кустах. Страх высосал остатки воздуха из легких — часто задышала, пытаясь справиться с нарастающей паникой. Завязанные руки задрожали, и я чуть не выронила шпильку из рук, когда два силуэта показались в просвете между соснами, выходившем на небольшую поляну. Одни из них опустил задранную вверх голову, и завывание прекратилось. И тут я с ужасом осознала, что этот животный волчий вой принадлежал ему.
Осталось надеяться, что хлипкая заколка даст мне немного форы.
4
— Ты идиот? Хочешь всю округу перебудить? — донесся до меня голос второго, пихнувшего мужчину, возомнившего себя волком.
— В этой части леса байры [(гот.) — медведь] не обитают. Так чего боятся? Глянь. Вся скукожилась. Спорим на 50 фуглисов [(гот.) — птица; местная валюта], что она напрудила от страха? — смех похожий на гоготание гиены, заставил поежиться. Мужчина указал на меня, скидывая с головы капюшон. Стиснула зубы, чтобы не закричать во весь голос. Такой жутко реалистичной маски я еще не видела. Или со мной играл обманчивый свет луны?
— Ты идиот, Зефф? Надень капюшон! — второй отвесил ему подзатыльник и попытался натянуть накидку обратно на голову, но его напарник раздраженно отпрянул.
— Успокойся, Алим. Для этих гамайнизов [(протогерм.) — обыкновенный] мы все на одно лицо! И они плохо видят в темноте, — их голоса резонировали друг с другом. У Зеффа он был задиристый и дерзкий с зычными нотками, будто бы он не привык говорить шепотом. А у его компаньона — медленный, чуть дребезжащий и тихий. Вслушиваться в их голоса было лучше, чем смотреть в звероподобные лица. Алим тоже решил, что прятаться не имеет смысла. Белая шерсть, покрывающая его лицо, засеребрилась в лунном свете. Уши, форма бакенбард, надбровные валики, сходившиеся на переносице, из-за чего широкий нос казался еще массивнее, делали его похожим на волка. Про Зеффа и говорить нечего — его вытянутая морда не оставляла никаких сомнений.
— Душка, ты там жива? — вопрос прозвучал совсем близко, а поняла, что зажмурилась, сморщив нос от запаха мокрой шерсти. Судя по грязи и блестящей траве — не так давно прошел дождь. Со всей своей распаляющейся паникой, я и не заметила, что моя одежда и волосы пропитались влагой. Стиснула зубы, сжав шпильку до онемения кончиков пальцев, и распахнула глаза.
— Зефф, тебе заняться нечем? — Алим дернул сородича за плечо, и тот невольно отклонился от меня. — Закидывай ее на плечо, и пошли.
Я, как загипнотизированная, смотрела в карие глаза человекоподобного волка, поддернутые красным маревом. Последняя фраза разговора затерялась в страхе, затопившем грудную клетку и заставляющем сердце замереть.
— А давай ее развяжем? — глаза Зеффа блеснули азартом. — Попытается сбежать — устроим охоту?
Даже искры веселья, плясавшие по краю его радужки, не помогли успокоиться, лишь заставляя рациональность запереться в самой темной комнате и выбросить ключ.