Оказавшись в кольце крепких рук, вдохнула горький запах горелой ткани и дыма, совершенной скрывший тонкий аромат мускатного ореха, что неизменно сопровождал зиуданса. Позволила себе расслабиться: и тут многотонная усталость свалилась на меня, и я провалились в забытье, даже не потрудившись зацепиться сознанием за вопрос, заданный резким голосом. Видимо, эта Кейсара требовала возместить убытки за испорченное копье…
***
Проснулась я не сразу. Каждый раз, когда я выныривала на поверхность, а в глаза сквозь закрытые веки лился мягкий свет, меня толкало назад в уютный темный уголок сознания без тревог и забот. В третий раз я сделала над собой усилие, стоило услышать голос Лайя, звавшего меня по имени.
С трудом открыла глаза, щурясь от теплого света горящих факелов и последних солнечных лучей заходящего солнца, проникающего через массивное квадратное окно, без ставен, с льняными шторами, сдвинутыми к левому краю.
Огляделась: я явно не в Ливахайме. Интерьер разительно отличался: не было ни вычурной мебели, ни стен, обитых деревом, ни узорчатых арок, ни резных пилястр. Правильные простые формы дверей, окон и мебели (даже колонны были не сглаженные, прямоугольные) компенсировались богатыми узорами и сюжетными картинами, их украшавшими. Все это вызывало стойкую ассоциацию с египетской культурой, правда, сцены на стенах были мне незнакомы.
— Все в порядке, — Лайонел поддался вперед, сжал мою руку и помог сесть. Не успела я и «А» сказать, у меня в руках оказалась пиала с дымящейся жидкостью с травяным запахом. — Выпей. Помогает при изнеможении, быстро восстанавливает силы.
Покорно отпила глоток. Мягкий кисловатый вкус, с едва уловимой перчинкой окутал саднившее горло.
— Где мы? — задала вопрос, бегая взглядом по разрисованным стенам, со сверкающими в дрожащем свете позолоченными контурами. Наткнулась взглядом на похожий сюжет битвы Фуглис Люихаз с Ваурмсом и содрогнулась. Забегала глазами в поисках своего компаньона-тире-местного бога, и нашла его все той же серой птичкой, мирно спящей на соседней подушке. Если скажу Лайю, КТО на самом деле Птах, если он мне не соврал (а судя по моей трансформации в некое «огненное существо», Ишум — и правда воплощение Огнептицы), не поверит же. То же самое, если бы кто-то ткнул пальцем в худосочного жалкого бомжа и заявил, что это сам Господь Бог, или на худой конец — Сын.
— Мы в Куалэат-Алрамл (Замок на Песке). Это Цитадель Первого Надрса, сейчас в ней обитает немногочисленное племя, во главе с Хаубисом Аусиды, Атоном Надрсом.
— Я думала, мы отправимся домой… — протянула я. На что Лай дернулся, а я испытала легкое смущение, которое можно было списать на жар, приливший к лицу из-за горячего напитка. Дом… Впервые я назвала Ливахайм домом. Странно, но эта мысль совсем меня не пугала, наоборот. Даже вопреки случившемуся, мне хотелось растянуть оставшееся у меня время. Это такая загадочная огромная страна! Как же хочется посетить в ней каждый уголок вместе… С ним.
Снова заглянула в эти теплые медово-карие глаза. Мне будет не хватать наших разговоров, прогулок по Садам, полетов на Кадве, то, с какой заботой он относится ко мне и как спокойно становится на душе от одного его присутствия.
Представила, что все это разом исчезнет, и я вернусь к своей серой, однообразной жизни и предстоящей работе секретаршей.
А может… Мне и не стоит возвращаться…?
— Пока нет, — ответил после паузы Лай и отвел взгляд. — В Песках обитает племя Грейма (маска). Я надеялся, что у кого-то из них осталась древняя реликвия времен Зиусудры, когда в наших землях царила настоящая магия, а не жалкие ее остатки.
— Что за реликвия? — сонливость мешала искреннему любопытству, но мне не хотелось, чтобы он уходил.
— Акран (плод) Ишу, — Птах-Ишум беспокойной заворочался на льняной подушке. — Способная истончить ткань мироздания. С ее помощью я надеюсь отправить тебя домой…
42
Натянула улыбку и закивала, чувствуя, как все во мне сопротивляется такому скорому развитию событий. И куда делось мое желание поскорее вернуться в родной город, на планету Земля? Нет, я, конечно же, скучала по семье, даже по надоедливому брату. Только от мысли, что я больше не ступлю на земли Хайма, не узнаю больше о традициях этой страны, о ее людях, загадках, что скрывают дверные строения и ветхие книги. А еще, при таком раскладе… Я больше не увижу Лайонела… Щемящая тоска разлилась в груди, и уголки рта предательски дрогнули.
— В чем дело? — цепкий взгляд Лайонела заметил изменения в моем лице.
— Я… Я просто… — слова застряли в горле, а я отвела взгляд. Легкий стыд накрыл с головой: почувствовала себя бродяжкой, загостившейся у влиятельных господ. Как мне ему сказать, что… возможно, я… Не хочу возвращаться…
— Ты можешь рассказать мне обо всем, что тебя беспокоит, — Лай поддался вперед, сжимая мою ладонь легко и ненавязчиво.
Стиснула в кулаке свободной руки нежную хлопковую ткань тонкого одеяла — она была настолько гладкой и приятной на ощупь, что легко могла посоперничать с шелком. Набрав воздух в легкие, с шумом выдохнула, как перед прыжком. Но все равно трусливо медлила с ответом. Лайонел принял беспокойство в моем бегающем по углам взгляде на свой счет.
— Племя Грейма обитает почти в самом сердце пустыни. На Нео я туда вряд ли доберусь. Песчаная буря, если она нас настигнет, собьет с курса, — Лай говорил так, будто рассказывал об увеселительной поездке в Океанариум. Если он хотел меня успокоить, расписывая предстоящую дорогу — то у него не получилось. Я еще больше воспротивилась, как всей этой идеи, так и моему возвращению в целом. Не прощу себя, если он пострадает. — К нашей удаче, Гавр бывал у них, и он знает проход через Глиняный Лабиринт Ахджия (загадка). Мы задержимся всего на день-два, а после… Я надеюсь, ты сможешь вернуться в свой мир…
Последняя фраза больно резанула по сердцу. Вывернув руку, выбралась из просторной кровати, потревожив Ишума, и отошла к квадратному оконному проему. Положив руки, на массивный, расписной подоконник, вдохнула еще не остывший воздух, в котором гуляли знакомые нотки: смесь пыли, раскаленного камня и едва различимого аромата сухих трав. Так пахла окружающая меня пустыня. Солнце, утопающее в песке, окрашивало ее в золотисто-багряные тона, превращая безмолвные дюны в застывшие волны гигантского моря, с редкими островками растительности и изогнутых деревьев. Жара пошла на спад, и в висках больше не стучало, но все равно я не могла здраво мыслить — ни скудный, но по-своему таинственный, пейзаж, ни такая неожиданная смена обстановки — ничего не подталкивало меня к решению главного вопроса.
Лайонел встал со стула с изогнутым сидением и перекрещенными ножками, напоминающими собой извивающихся змей, и подошел ко мне. Я не оборачивалась, но почти сразу почувствовала его дыхание на своем затылке.
Сердце подскочило к самому горлу — когда его ладони, лишившиеся перчаток, сжали мои плечи — и принялось беспорядочно прыгать внутри. Дрожь прошлась вдоль позвоночника, и ее причиной был не остывающий от отсутствия солнца ветер.
— Тебе не о чем беспокоиться, все будет…
Резко развернулась, не дослушав и, прежде чем Лайонел закончил, кинулась к нему, крепко сцепив руки за его спиной: правда ширина плеч позволила соединить лишь фаланги пальцев.
— Я не хочу… Не хочу возвращаться… — невнятно промычала, вдыхая пряный бальзамический аромат, исходивший от его белых одежд.
Слезы обожгли глаза. Я сильнее прижалась к мужской груди, пытаясь уйти от реальности, вслушиваясь в сбившееся сердцебиение.
Тяжелая рука осторожно прошлась по волосам.
Молчание затянулось, прерываемое моим судорожным дыханием, в попытке успокоиться, и стуком сердца.
— Я тоже…
Подняла голову, давя желание переспросить. Убедиться в верности догадки. И попала в капкан его глаз. Увязла в янтарной трясине. Меня неудержимо потянуло к нему, губы обожгло желание прикоснуться, ощутить, понять…
Мысли начали путаться. Лишь одно маячило перед глазами с кристальной ясностью.
Поцелуй все расставит на свои места: либо рассеет иллюзию, либо подтвердит мои чувства.
Руки Лайонела сомкнулись на моих плечах, рывок — и между нашими лицами остались жалкие несколько миллиметров. Дыхание смешалось. Я прикрыла глаза, не в силах вместить всю гамму нахлынувших чувств: страх и нетерпение болезненно пульсировали под кожей.
Мужские губы неуклюже мазанули по уголку моих губ: Лай отпустил меня, схватившись за голову и пронзительно застонав.
— Что с тобой?
Подхватила пошатнувшегося зиуданса и усадила на кровать. Он снова застонал, сгорбившись и ногтями впиваясь в кожу лица.
— Кожа горит… — выдохнул он.
— Я налью воды, — забегала в поисках кувшина с водой или умывальника: и зацепилась взглядом за невзрачный сосуд из необожженной глины в противоположном углу. Рядом стоял расписной стакан с гербом Аусиды — коброй с раздувшимся капюшоном.
Схватила его — жидкость внутри всплеснулась о стенки. Никаких запахов кроме небольшого болотистого душка мокрой глины. Ринулась обратно — стараясь не споткнуться и не расплескать воду.
— Лай, — позвала мужчину, не зная, что делать дальше, плечи его чуть расслабились, но ладони все еще закрывали лицо. — Вот.
Протянула ему кувшин с водой. Он сделал лишь один глоток, а остатки вылил себе на голову.
— Ох… — приложила руку ко рту: и поразило меня не пустая трата ценных ресурсов в пустыни (вода тут точно на вес золота), а лицо. Его лицо лишилось всех звериных черт, а сегодня определенно не полнолуние…
— Лай, твое лицо…
43
Расхаживала взад-вперед, нервно обгрызая кончики ногтей. Дурная детская привычка напомнила о себе. А я думала, что избавилась от нее в 12 лет, когда надоели издевательства и подколы одноклассников. Но я не могла спокойно смотреть на то, как Табиб обследовал Лайонела, и с каждой новой строчкой в своей пожелтевшей от времени тетрадке в кожаном переплете, его лицо становилось все мрачнее.