Керри без особого восторга восприняла новость о том, что в ближайшее время ей придется перебираться в Англию. Она вместе со своими одноклассниками заранее распланировала свое свободное время и собиралась вместе с ними поехать на горнолыжный курорт, а вместо этого её взяли и отправили к дальним родственникам, заявив, что не позволят ей оставаться без присмотра, ибо она магнитит к себе неприятности. Девушка фыркнула обиженно, закрылась в своей комнате и заявила, что не выйдет оттуда до тех пор, пока родители не изменят своё решение. Родители идти на уступки не собирались.
Керри оставалось только гневно фыркать и метать подушками в сторону двери каждый раз, когда она приоткрывалась. В конечном итоге её меланхоличный отец, не имевший склонности к телесным наказаниям и предпочитавший разговоры по душам любым другим методам, ухватил дочь за шкирку, отвел в ванную и долго поливал холодным душем. Как сам он выразился, помогал девчонке охладиться. Она визжала, упиралась, махала руками и однажды чуть не попала отцу в глаз, но он не прекращал экзекуцию до тех пор, пока она не смирилась со своей судьбой и не прониклась чужими желания, сделав их своими собственными. Пришлось убедить саму себя в том, что проживание в Лондоне под одной крышей с родственником – предел мечтаний, а романтическая поездка на курорт с компанией парня, который ей нравится – это просто блажь.
Во время ужина девушка сверлила родителей взглядом, пытаясь донести до них мысли о том, насколько они противные и мерзкие люди, но даром внушения мыслей не обладала, потому, как только родители поворачивались к ней лицом, она выжимала из себя жалкую улыбку и начинала с унылым видом накручивать на вилку макароны. Аппетита не было совершенно. Точнее, он был, но девушка внушала себе мысль, что не хочет есть и не будет этого делать в знак протеста. Пусть помучаются и подумают над своими поступками. Нормально разве ребенка совать под холодный душ? После проведения показательных выступлений, у девушки зуб на зуб не попадал, единственным желанием было – закутаться в одеяло и никогда из этого теплого кокона не выползать.
Нельзя сказать, что общество Дитриха казалось таким уж отталкивающим.
Нет, совсем нет. Керри нравилось с ним общаться, но только на расстоянии. В такие моменты они были едва ли не лучшими друзьями. Когда же находились под одной крышей, дом становился зоной боевых действий. Скандалы разгорались по любому поводу. Керри обожала идеальный порядок, родственник всегда разводил в своей комнате бардак. Доставалось, впрочем, не только его комнате, но и всему дому, потому что Дитрих не умел устраивать свинарник на малых территориях. Ему нужен был размах. По всему дому валялись его вещи, одного взгляда на ценник которых достаточно было для того, чтобы девушка попала в состояние шока и долго-долго не могла из него выбраться. Просто не понимала, как можно столько спускать на обыкновенные тряпки. Ланц всегда смотрел на сестрицу с недоумением и выдавал достаточно закономерный аргумент в свое оправдание: «Я трачу не твои деньги, так что не указывай, что, когда и по какой цене, мне покупать». Это была истинная правда, потому девушка и не спорила.
Её родители тоже были состоятельными людьми, но намного более прижимистыми, чем дядя с тетей. Они не позволяли столько тратить на свой гардероб, и Керри время от времени с ума сходила от зависти, глядя, какие километровые чеки валяются в гостиной у Ланцев. Больше половины счетов приходились на магазины одежды и обуви. На средства по уходу за волосами тоже тратилось немало. Но тут уже не Дитрих старался, а Лота сама его по салонам таскала, заявляя, что раз он отрастил себе такую гриву, пусть достойных уход обеспечивает. Ланцу, кажется, такая жизнь была по душе, хоть он и делал вид, что ему все равно. Девушки вечно оборачивались ему вслед на улицах, а одна особо наглая девчонка как-то, проходя мимо них по улице, заявила своей подруге:
– Посмотри, как этой девчонке повезло. Сама-то не очень, зато парень...
Они засмеялись, а Керри почувствовала себя оплеванной.
На самом деле, все так и было. Её унизили и над ней посмеялись. Дитрих просто заявил, что не стоит обращать внимания. И уж тем более не нужно показывать свое расстройство. Керри психанула, заявив, что он просто бесчувственный мудак. Брат пожал плечами и согласно кивнул, подтверждая слова Дарк. Все правильно, именно так. Он бесчувственный мудак, но меняться не собирается, потому что все равно ничего хорошего перемены в личности обычно не приносят. Точнее, те перемены, которые происходят в ходе ломки личности, а не собственного желания усовершенствовать свой характер.
Разумеется, в этом плане он был прав.
Характер человека закладывается на самой ранней стадии развития, в несмышленом детстве, когда дети еще не особо разбираются в мотивации своих поступков, действуют больше по наитию и под влиянием момента. Именно в это время неплохо бы уделять им как можно больше внимания, разграничивая понятия хорошо и плохо, черное и белое, не забывая при этом и о промежуточной категории, подпадающей под понятие серого. Дети восприимчивы к новой информации и до них легче донести все то, что хочешь им сказать, чему научить, а от чего предостеречь. Когда ребенок вырастает, его невозможно переделать безболезненно. Он уже сформирован, как личность. У него своя система ценностей и свои предпочтения, свои желания. Он предпринимает попытки их реализовать и, в зависимости от того, как воспитали его родители, какие ценности ему привили, будет либо легко справляться со всеми неурядицами, либо наступать с завидным постоянством на одни и те же грабли, набивая шишки на лбу.
И тогда уже бессмысленно что-то менять. Точнее, пытаться менять. Потому как все равно ничего хорошего из этого не выйдет. Ошибки никто исправлять не кинется, а вот скандал неминуемо произойдет.
Паркер набрал полную пригоршню воды и выплеснул её себе в лицо, смывая с лица кровь. Убрав от лица волосы, посмотрел в зеркало и недовольно фыркнул, отражение было вдохновляющим. Из носа кровь, из губы кровь, а на шее синяки от чужих пальцев, которые смыкались на горле, пытаясь удушить. Попытки были вполне удачными. Рукав почти оторван и болтается на парочке особо крепких ниток, костяшки пальцев сбиты и саднят, и не факт, что он не загнал себе в ладонь занозу.
Дверь школьного туалета отворилась, и на пороге нарисовался второй участник событий, непосредственно, сам Ланц. Не обращая внимания на Паркера, он прошествовал к другой раковине, пустил холодную воду и принялся отмываться от грязи и крови, в которой, казалось, перемазался с ног до головы. Эшли выглядел не лучше, но почему-то вид враг, который не смог сохранить свой товарный вид и сейчас выглядел преотвратно, улучшил его настроение, даже стало немного весело. Хотя, первоначально в его душе преобладала только черная ненависть.
Первая кровь.
Под таким грифом проходил сегодняшний день в личном календаре обоих соседей. С тех пор, как они пересеклись в комнате Паркера, прошло почти полтора месяца и все это время они старательно делали вид, что ничего особенного не происходит, и друг друга они не замечают. Молчаливый игнор стал главным козырем в этой борьбе, но, тем не менее, все равно производил на окружающих впечатление. Все понимали, что эти двое прониклись друг к другу не самыми теплыми чувствами, а потому могут пойти на все, только бы продемонстрировать степень своего превосходства. Кто-то просто считал их придурками, и не думал скрывать свое истинное мнение. Об этом говорили открыто, но Паркер и Ланц старательно делали вид, что не замечают осуждающих взглядов, направленных в их сторону и не слышат осуждающих речей. А, может, на самом деле, не слышали и не видели, сосредоточенные друг на друге. Вернее, на слабостях друг друга.
Их показное равнодушие не могло ввести в заблуждение никого. Все понимали, что это не окончательное перемирие, а лишь затишье перед бурей. Они оба старательно присматриваются к своему противнику, изучают, при случае испепеляют друг друга ненавидящими взглядами, ловя каждое изменение в выражении лица своего оппонента, чтобы при случае использовать свои тайные знания, и ударить побольнее, одаривая не легкой пощечиной, а колоссальной по своей силой затрещиной, от которой оправиться сможет далеко не каждый. И теперь случилось то, чего все ждали с замиранием сердца, едва ли не с самого дня появления Ланца в школе. Два самых загадочных и отстраненных от общества парня, наконец, сцепились. По какой причине, было известно только им самим, никто из их малочисленного окружения даже предположить не мог, что послужило поводом для этой драки. Все потому, что ни Ланц, ни Паркер своими проблемами с окружающими не делились, пытаясь бороться со с ними в гордом одиночестве, не вынося их на всеобщее обозрение. Для обоих такая тактика поведения казалась правильной. Ведь никто не может доказать искренность своих намерений, предлагая помощь. Быть уверенным, что твоя история не облетит в кратчайшие сроки всю школу, гарантировать не мог никто, даже те, кто клялся и божился, что станет могилой чужих секретов. Так называемые сплетники поневоле. Сначала они искренне считают тебя другом, стараются во всем тебя поддерживать, но одна ссора перечеркивает хорошие отношения, и вот уже вы находитесь по разные стороны баррикад.
В такие моменты хочется бывшим друзьям досадить. А война – есть война. Тут все методы хороши, или, что называется, хочешь жить – умей вертеться, находи спасенья средства. И тогда, стараясь блеснуть эрудицией, человек начинает поливать грязью того, с кем раньше был дружен, вынося на всеобщее обозрение все, что обещал хранить в секрете. Надежнее всего доверять лишь себе, тогда никто и не предаст.
Причиной раздора между соседями стала, что совсем неудивительно, Керри.
Благими намерениями, как известно, выложена дорога в ад. Стараясь сделать, как лучше, мы допускаем ошибки, которые могут стоить нам жизни. Здесь, конечно, все было на порядок проще. Ничья жизнь под угрозой не находилась, просто Паркер в очередной раз не смог остановиться, проанализировать все и понять, что в этой жизни можно делать, а от каких поступков лучше воздержаться. Что сделал Паркер? Нетрудно догадаться, закрутил интрижку с Керри. И нет, он не чувствовал себя виноватым. Какая может быть вина, если девушка сама предлагает? Она не маленькая и должна отдавать себе отчет в том, что делает. Если ей хотелось повиснуть на нем, она повисла.
Впервые Эшли поступился своими принципами.
Конечно, подобная тактика поведения у него симпатии не вызывала. Он не любил легкодоступных девушек. Эмили не в счет, она просто была помощницей в деле снятия напряжения. То, что ей тоже доставляли удовольствия его действия – было некой платой за возможность пользоваться доступным телом. Время от времени Эшли все же позволял себе отказываться от собственных принципов и принимал такие предложения. Когда совсем уж голова кругом шла от воздержания, он брал то, что само плыло к нему в руки, и отрывался, как хотел. Девушкам нравилось, ему тоже. Хорошо, если все они понимали, что к чему и не строили напрасных иллюзий. В противном случае приходилось ставить их на место, поясняя, что к чему.
В конце концов, никого, кроме себя винить не приходится. Если уж решилась лечь в постель с едва знакомым человеком, не нужно думать, что он моментально влюбится и жить без нее не сможет. Паркер прекрасно понимал, что в глубине души многие девушки не смотря на свою доступность, открытость и раскрепощенность все же верят в любовь с первого взгляда. Проблема была в том, что он не верил, и не понимал, как можно сразу же запрыгнуть на человека, которого знаешь-то от силы час.
С Керри он познакомился на школьном вечере. И, если честно, даже не задумывался о том, как она там оказалась, просто новое лицо, просто новое знакомство, не более того. Ему, в общем-то, и не очень она понравилась, просто телу хотелось разрядки, оно свое получило. Все было быстро. Девушка сама потянула его из основного зала вглубь школы, неизвестно, как она там могла ориентироваться, тем не менее, ни разу не заблудилась. Пробираясь по темным школьным коридорам, она молчала, ничего не говорила. Потом уже, затянув его в открытую дверь школьного туалета начала шептать что-то о том, что влюбилась с первого взгляда, поняла, что хочет быть с ним. В это слабо верилось, точнее, не верилось вообще. Паркер лишь равнодушно подумал о том, что человек, с которым он хотел бы провести всю жизнь, не станет вот так, просто и открыто предлагать себя первому встречному, прикрываясь лживыми словами любви. Слова любви – это вообще специфическая вещь, опошленная тем, что их теперь используют не по назначению, а просто так, когда вздумается, когда хочется выглядеть на порядок выше в глазах какого-то человека. Зачастую этими словами прикрываются отнюдь не благородные цели и, как только желаемое будет получено, от притворной любви не остается и следа. Благо, что он не влюблялся ни в кого, предварительно не проанализировав и не взвесив тщательно все за и против. Чаще всего, побеждала чаша весов, маркированная словом «против», потому Эшли до сих пор и находился в одиночестве. Все слишком просто, обыденно, скучно.
Как и его новая знакомая Керри.
Такая же обыденная. Скучная. Легкодоступная.
И секс с ней был таким же неинтересным. Приятным, но все равно неинтересным. Как и предполагалось изначально, он был всего-навсего способом снять напряжение.
О том, что девушка приходится родственницей Ланцу, он узнал лишь на следующий день...
– Ты можешь это сделать? – поинтересовался Дитрих скучающим тоном.
Он лежал на кровати, подбрасывая к потолку теннисный мячик и ловя его, по мере возможности. Иногда получалось, и мяч падал прямо ему в ладонь, иногда же ускользал от своего владельца, и Ланцу приходилось подниматься, чтобы вновь взять в руки игрушку.
Керри сидела, скрестив ноги в щиколотках, время от времени утыкалась носом в свой нетбук, набирая сообщения для ответа в фейсбуке.
Родители устроили все так, что в Англию девушка улетела еще до начала каникул и теперь составляла компанию своему отчаянно скучающему родственнику. Первые несколько дней они занимались тем, что осматривали город, в котором Дитрих уже вполне сносно ориентировался, потом ей это наскучило. Сувенирами закупаться тоже желания не было. Предновогодняя суета не привлекала этих двоих, они строили коварные планы относительно того, как можно досадить Паркеру.
Дитрих прекрасно знал, что Эшли, несмотря на отстраненный вид, думает о чем-то подобном, да только не знает, к чему прицепиться, оттого и молчит, как рыба.
Паркер вообще-то редко появлялся на занятиях, у него были какие-то другие дела. Он шатался по городу, не зная, куда себя пристроить. Вроде даже где-то подрабатывал, где именно, Дитриху было неинтересно. Просто иногда, прогуливаясь по городу, сначала с картой, а потом и без нее, он время от времени натыкался на своего оппонента. Тот обычно сидел где-нибудь в парке, или лежал на скамейке, или же кормил уток, плавающих в пруду. Его мало интересовали люди. Точнее, они совсем его не интересовали. Он был отстраненным от всего.
У Ланца никогда даже мысли не возникало подойти и заговорить, потому что, в конечном итоге, его все равно ждал один и тот же финал – ругань и взаимные оскорбления.
Паркер когда-то пообещал его уничтожить. И да, он уничтожал. Просто самим фактом своего существования. Неприятие всего, и дрожь ненависти во всем теле от одного только упоминания имени. Хотелось, до дикости хотелось хоть по какой-то причине к нему прицепиться и все-таки подраться, а потом спокойно разойтись по углам и доучиться до конца года. Тогда не будет висеть в воздухе это состояние неопределенности и непонимания. Тогда будет все равно. Сейчас какая-то неразбериха.
– Что именно? Переспать с твоим соседом? Могу, конечно. Только зачем?
Керри закрыла нетбук, сняла очки и забрала ими волосы, подобно ободку. Несколько прядей все равно выбились и теперь торчали неопрятно. Но Дитриха в кои-то веки не интересовал внешний вид собеседника, намного больше волновал собственный гениальный (во всяком случае, ему казалось, что гениальный) план.
– Просто надо, – пожал плечами Ланц. – Только не вздумай влюбляться.
– Влюбляться? – удивилась девушка. – Как-то и не думала об этом. Между прочим, у меня уже есть молодой человек, так что необходимость во влюбленности отпадает сама собой. Для любви объект имеется. И тебе это известно.
– Курт?
– Он. Больше некому.
– Вы еще не расстались?
– Нет.
– То есть ты так легко можешь изменить человеку, которого любишь? – хмыкнул Дитрих, открывая в сестре неизвестные ранее стороны.
– Он мне тоже изменяет, – фыркнула Керри, презрительно скривив губы.
Она ненавидела разговоры о своей личной жизни, потому что ничего хорошего в ней не было. Больше разочарования, чем радости.
– Тогда почему вы вместе?
– А просто так. Пара ради пары, ничего больше, – отмахнулась Дарк, решив не вдаваться в подробности. – Твой сосед... Он хоть симпатичный? А то мало ли, вдруг крокодил какой-то. Мне ему придется о любви говорить, а саму будет от одного только вида тошнить. Так как, симпатичный?
– Не сказал бы, – протянул Дитрих задумчиво. – У него специфическая внешность.
– Это как? Уши торчком? Глаза разного цвета? Огромный рот, как у акулы?
– Ну нет, это моя привилегия, – хмыкнул Дитрих. – Он просто своеобразный. Не особенно красив, но девки на него, в принципе, вешаются.
– А почему?
– Не знаю. Спроси у них.
– Ты завидуешь ему? – улыбнулась Керри, знавшая наперечет все болевые точки родственника.
– Частично – да. Частично – нет.
– Понятно. Просто не выносишь соперников. Хочется быть единственным и неповторимым. Да, Дитрих?
– Да, Керри, – передразнил он её. – Поможешь?
– Помогу. Не вопрос.
Все прошло, как по маслу. И даже лучше.
Керри запрыгнула в такси, где её ждал родственник, поправила вызывающе-короткую юбку, стараясь натянуть её как можно ниже, и очаровательно улыбнулась.
Паркер поддался на провокацию. Странно, ей даже пришелся по вкусу этот молодой человек, хотя, внешность у него и, правда, была довольно специфическая, не особо удовлетворяющая взыскательным вкусам. Назвать его красавцем язык не поворачивался, внешность Паркера оказалась своеобразной, но, тем не менее, запоминающейся.
– И как? – вместо приветствия задал вопрос Ланц.
Керри решила играть свою роль до конца. Сегодня она вжилась в роль развязной девицы, вот и продолжит эксплуатировать данный образ.
– Улет, – кратко сообщила ему сестрица. – Теперь я понимаю тех девушек, что на него вешаются. Еще бы...
Она мечтательно закатила глаза, а потому не увидела, как испортилось настроение Ланца, как помрачнело его лицо. Он поскорее отвернулся к окну. Девушка назвала адрес водителю, и машина плавно тронулась с места.
От дурных мыслей Дитриха отвлек тычок кулаком под ребра. Отчаявшись докричаться до него, Керри решила действовать проверенным способом. Ланц сразу повернулся лицом к сестре и выдал недовольным тоном:
– Что?
– Ты ему точно завидуешь, – резюмировала Керри. – Ты просто не можешь смириться с мыслью, что есть те, кто привлекает внимание сильнее, чем ты.
– Если бы я изначально был в этой школе...
– Послушай, какая тебе разница, до его имиджа? Просто забудьте друг о друге и живите счастливо. Можно подумать, эта битва характеров что-то решит. В любом случае, вы ничего не добьетесь, только возненавидите друг друга еще сильнее. Разве вам этого хочется?
– Не знаю, чего хочется ему, а мне точно хочется быть единственным и неповторимым. Он занимает мою нишу.
– Выходит, что ты не такой уж и равнодушный, каким хочешь казаться.
– Выходит, так.
– Ну, хочешь, я тебя порадую? – ухмыльнулась Керри.
– Как?
– Скажу, что он совсем ничего не умеет.
– А, на самом деле?
– На самом деле... Я же сказала, улёт.
Заметив, что Дитрих в очередной раз нахмурился, она махнула рукой и бросила небрежно:
– Забудь.
До дома они доехали в молчании.
Дитрих никогда не ходил в столовую, а тут неожиданно влетел внутрь и решительно направился к столику, за которым в одиночестве сидел Паркер. Несмотря на то, что за другими столиками почти не было свободных мест, к Эшли никто не подсаживался. Видимо, привыкли к тому, что его хмурый вид способен испортить аппетит навсегда. Ланца, впрочем, это предание нисколько не волновало, он не собирался обедать, сидя за одним столом с объектом своей ненависти. Тут не просто аппетит был бы испорчен, тут в пору было птицей к унитазу лететь, а потом долго и муторно с ним обниматься.
Опершись ладонями на стол, он мерзко ухмыльнулся и прошипел:
– Я тебя убью.
– За что? – хмыкнул Паркер.
– За Керри.
– Керри? – переспросил Эшли. – А кто это?
– Моя сестра, с которой ты вчера...
– А, – радостно протянул Паркер. – Так она твоя родственница. Что ж, хоть с кем-то из твоих родственников я умею находить общий язык.
– Сволочь, зачем ты это сделал? – продолжал негодовать Ланц.
Ему нравилось играть эту роль. Она казалась ему просто совершенной. Ему даже и играть не приходилось, он, на самом деле, нарывался на открытый конфликт, призванный обнажить проблему недопонимания и вылиться в банальный, но такой действенный мордобой. Дитрих считал, что, если не знаешь, как поступит твой собеседник в следующий момент: ударит или останется безучастен, нападай и бей первым. Возможно, тактика не очень разумная, но разве он первый это придумал? С давних пор известно выражение: лучшая защита заключена в нападении, и это, действительно, так. Что на уме у твоего собеседника узнать – не дано, потому приходится мучительно строить планы, продумывать стратегию... Когда не хочешь никому нравиться – жить проще. Намного проще. Главное – нравиться себе, а потом уже и остальные подтянутся.
– Крови не было, – выдал Паркер без тени смущения, отправляя в рот очередной кусок своего бутерброда. – Так что претензии твои мне не понятны.
– Причем тут кровь?
– А ты не знаешь?
– Знаю, – прошипел Ланц. – Совсем не обязательно корчить из себя знатока физиологии.
– Тогда еще раз повторяю, для особо непонятливых. Раз я не первый, то мне наплевать. Если твоя сестра так легко может лечь под совершенно незнакомого ей парня, то грош ей цена в базарный день. Раздвигать ляжки или не раздвигать, решает сама девушка, если, конечно, речь не об изнасиловании, ведь так? – Паркер отложил в сторону так и недоеденный бутерброд, соизволил, наконец, поднять глаза на своего собеседника и припечатал, проговаривая четко каждое слово. – Вывод здесь напрашивается один: твоя сестра – шлюха. И... разговор окончен.
Разговор он продолжать не собирался, искренне надеясь, что Дитрих поймет смысл его послания, и отчалит восвояси, но этого не произошло. Вместо того чтобы состроить на лице выражение оскорбленной невинности, и уйти зализывать раны Ланц размахнулся и выбил из-под Паркера стул. От неожиданности, тот падая, ухватился за первое попавшееся спасительное средство, и по иронии судьбы этим спасительным средством оказался воротник пиджака Дитриха. Падая, они перевернули стол, а вместе со столом и чай, стоявший там же. Липкая, противная, горячая жидкость пролилась прямо на штанину Ланца, обожгла мгновенно, но он, находясь во власти эмоций, этого даже не заметил. Он дорвался до того, чего ему так отчаянно хотелось, до горла своего врага, который, все ещё смотрел на него ошарашено, не понимая, чем вызвано его мгновенное помешательство. Да, он нелестно высказался о сестре Ланца, но ведь это же чистая правда, а на правду вроде как обижаться не принято. Впрочем, кто их разберет этих немцев. У них другой темперамент, другое мышление. Но, тем не менее, они такие же люди и им бывает так же больно, поэтому...
Паркер пустил в ход кулаки.
Если этому задиристому индивиду так хочется получить свою порцию затрещин, пусть он их получит, тем более, что у Паркера скопилось немало таких «сюрпризов» для Ланца. Каждый день, наблюдая за своим соседом, Эшли понимал все яснее и яснее, что ненависть его принимает крайние формы. Она необоснованна и не подкреплена ничем, он даже не может пояснить, откуда она взялась, но, тем не менее, она существует, и никуда уходить не желает. Надо было дать ей выход, что Паркер с удовольствием и сделал.
Они дрались так, как будто в последний раз. Это было ни с чем несравнимое чувство наслаждения. Один за другим следовали удары, а иногда цепкая ладонь все же возвращалась на место и впивалась в его горло. Паркер думал о том, что у него, в отличие от Дитриха, есть слабое место, некая Ахиллесова пята. И, если Ланц все же додумается и воспользуется...
Дитрих сразу додумался, но даже и не собирался действовать столь радикальными методами. Конечно, хотелось в драке одержать победу, но, отнюдь, не такими способами. Всего один рывок. Всего один. Ухватиться за ободок серьги и резко потянуть. Он мог бы разорвать Паркеру губу, но почему-то этого не делал, не используя преимущество, открывшееся перед ним. Они катались по полу, перемазанные пылью, которая лежала на полу, и чаем, пролившимся из стакана Паркера. А еще какой-то умелец под общий шумок не придумал ничего лучше, как вылить на дерущихся бутылку минералки. Впрочем, в пылу драки никто этого не заметил, и должного эффекта это действо не произвело. Парни, как дрались, так и продолжили драться, наплевав на все и на всех.
Паркер оказался более ловким. Прижав Ланца к полу, он сомкнул ладонь на его горле и, сузив глаза, посмотрел на своего врага. У того и в мыслях не было извиняться, а уж тем более – просить пощады. Он считал, что все сделал правильно. Так и должно было быть. Так и случилось. От судьбы не уйдешь. Не убежишь и не скроешься.
– А ведь у меня было некое преимущество, – произнес он тихо, ловя ртом спасительный кислород, которого сейчас, казалось, совсем-совсем не осталось. – Ты же понимаешь, что всего один рывок, как в прямом, так и в переносном смысле, и победа у меня в кармане. Она и сейчас может остаться за мной. Твои побрякушки – твое слабое место. Никогда не забывай об этом.
Он лежал на полу, прикрыв глаза, чувствовал себя отвратительно, но и мысли, извиняться за свою выходку, не было...
Их отвели к директору, отчитывали сначала обоих сразу, потом поодиночке. Старательно выспрашивали о причинах конфликта, а потом, так и не добившись правды, отправили восвояси. Первым делом Паркер, конечно, отправился в туалет. Нужно было умыться и привести себя в порядок, попытаться придать прическе нормальный вид, а то сейчас его волосы напоминали собой не самый лучший образец птичьего гнезда.
У рубашки был практически полностью оторван рукав, но, к счастью, Паркер до драки додумался снять с себя пиджак, и теперь это все маскировалось в считанные секунды.
В ситуации с Ланцем все выглядело ещё плачевнее. У того на голове был феерический бардак. Волосы спутались, превратившись в воронье гнездо, а на лице появилась царапина. Паркер, украдкой наблюдал за тем, что делает его неприятель. Тот старательно расчесывал колтуны в волосах, время от времени матеря всех и вся. Расческа его не слушалась, все время путалась в волосах. Возможно, это получалось потому, что он все еще бесился, никак не мог обуздать свой гнев и то, что в итоге поддался своей слабости, не стал наносить увечья другому человеку и проиграл ему.
Эшли, оторвав кусок бумажного полотенца, тщательно вытер руки, подошел и вырвал из рук соседа несчастный брашинг.
– Какого хрена?! – не удержался тот от очередного гневного выкрика.
– Будешь так рвать на себе волосы, облысеешь.
– Пошел на хер, – мрачно ответил Дитрих, стараясь отобрать расческу.
– Не самая привлекательная перспектива, – сострил Эшли и показал соседу язык. – Я отдам тебе твою вещь, но что надо сначала сказать?
– Я уже сказал один раз. Повторить? – выдал Ланц запальчиво.
– Не надо, – хмыкнул Паркер, продолжая от души веселиться. – Мне просто хотелось немного пошутить. Ты с шутками, видимо, не знаком.
На данное заявление Дитрих отреагировал вполне закономерно, просто показал Паркеру средний палец и, воспользовавшись заминкой, все-таки вырвал расческу из его рук. Однако некий тайм-аут сделал свое дело, руки больше не тряслись, желание грохнуть зеркало испарилось, и волосы, что странно, расчесывались легче, чем прежде.
– И всё-таки, ты редкостное хамло, – заявил скучающим тоном Эшли, опираясь ладонями на раковину. – Я хотел поговорить цивилизованно...
– Иди уже, а?
– Нет, ну а чего ты хотел...
– Свали.
– Чувствуешь свою вину, поэтому пытаешься от меня избавиться?
– С чего бы?
– Ну, ведь это ты подослал ко мне свою сестру, да?
– Разумеется, – фыркнул Дитрих. – Мне больше делать нечего, только девушек к тебе подсылать. Я ведь в свободное время сутенером подрабатываю. Ты не знал?
– Занятная работа. Может, и мне место найдется? По знакомству.
– Нет уж, своими силами.
– Боишься, что и там я тебя обойду.
Дитрих прекратил изощряться со своей расческой, повернулся лицом к Паркеру и прошипел недовольно:
– Когда и в чем ты меня обошел?
Паркер пожал плечами, но ничего конкретного говорить не стал. Вопрос так и остался без ответа. Последний раз проведя рукой по волосам, поправляя прическу, Эшли подхватил с пола рюкзак и направился к выходу.
– Стой! – приказным тоном выдал Дитрих.
– Зачем?
– Когда, и в чем ты меня обошел? – повторил свой вопрос Ланц.
– Никогда и ни в чем. Потому и беситься так не стоит, – хмыкнул Паркер, все же выходя за дверь.
Дитрих остался в одиночестве, не удержался и стукнул носком ботинка по стене. Тут же взвыл от боли и решил, что повторять этот опыт не стоит.