- Говорите, кузен, - почему же?
- Мадам, я...
Он запнулся. Остальные смотрели на молочно-белое небо, в пол, только не на меня. Наконец красивое лицо Пембрука, одного из молодых, горячих и неотесанных, вспыхнуло, и он выпалил:
- Лорд Эссекс и сэр Кристофер Блант повздорили из-за Вашего Величества и решили рассудить спор поединком. Они сошлись на заре, на лугу возле реки...
- О, Господи, нет!
Саутгемптон улыбнулся кривой кошачьей усмешкой:
- Оба живы, Ваше Величество. Но...
Он выдержал томительную паузу. Я поборола минутный гнев:
- Что но", сэр? Говорите.
- Милорд Эссекс ранен...
- Ранен?! - В ужасе я ударила Хансдона по руке. - Пошлите за моими врачами, сейчас же, немедленно, позовите доктора Лопеса!
- Не надо, не надо! - успокоил Хансдон. - Рана неглубокая, с ними были цирюльники, они сейчас ей занимаются.
- Неглубокая?
Ему неглубокая - мне глубокая...
Саутгемптон снова вроде бы ухмыльнулся - или просто лицо у него такое? - и провел ладонью по мясистой стороне бедра вверх.
- Сюда, в пах, - ехидно заметил он. - И, я полагаю, рана мучит его меньше, чем уязвленная гордость, поскольку победа осталась за сэром Китом тот только отделался царапинами.
Я почувствовала облегчение и гнев одновременно.
- Клянусь Богом, он знает, что при нашем дворе строжайше запрещены драки и дуэли! В отцовские времена за такое руки рубили! Как посмел он вызвать Бланта? Давно пора было кому-нибудь сбить с него спесь и поучить хорошим манерам! - Я повернулась к Хансдону:
- Какая муха его укусила? Почему он полез в драку?
Хансдон вздохнул:
- Потому что Ваше Величество отметили Кита Бланта после турнира послали ему свою золотую с красной инкрустацией шахматную фигурку, и милорд объявил, что никакому мерзавцу" не достанется его королева"...
Что на это сказать?
Когда надо было сбить с него спесь, я принимала ее за любовь. И мне нравилось.
Однако отлично известно: когда мужчины дерутся из-за женщины, им нужна не женщина, а драка. А человек, который подрался с ближайшим другом, каким был моему лорду Блант, не пощадит никого.
Господи, попадись он мне в ту минуту, я бы отхлестала его по щекам за то, что так глупо, по-детски рисковал жизнью! Однако он, как необъезженный жеребенок, все делал по-своему.
А делать по-своему для него значило воевать.
Не во Франции, так в Испании. Испания!" - был теперь его боевой клич; он оправился от раны и теперь требовал отправить его на войну.
А вокруг него собрались все молодые ястребы, те, кто, подобно ему, рвался отыскать славу или смерть в пушечном жерле. Эссекс как их вожак сам принялся искать достойный повод взяться за меч и, разумеется, нашел.
- Привечайте дона Антонио, мадам, оказывайте ему расположение, убеждал он. - Его превосходительство - вот тот, кто нам нужен, мы потребуем от Испании восстановления его законных прав.
Дон Антонио. Да. Можно было догадаться, что два таких искателя приключений споются. У меня самой не было времени на дона Антонио - по правде говоря, я избегала встречаться с коротышкой-португальцем, который вечно терся возле двора, отказывалась его принимать. Филипп вторгся в его пределы, отнял страну и трон, все верно. Однако я была так же далека от мысли ввязываться в чужие войны и свары, как от полета на Луну. Верно, что Филипп ввел в завоеванной Португалии свою жуткую Инквизицию, чем вынудил бежать многих честных людей, евреев и христиан, в том числе и моего нынешнего лейб-медика доктора Лопеса. Однако мне вполне хватало борьбы с местными католиками. Не хватало только вести войну в тысяче миль от дома!
Нет, дону Антонио я не помощница. Юному Кемберленду, воспитаннику старого графа Бедфорда, а значит, человеку надежному, я сказала, что мне не нравятся пышные усы португальца. Они и впрямь были нелепы и ужасны, но я гораздо больше боялась возможных осложнений с Испанией. Не стану же я рисковать жизнями своих англичан, чтобы впутываться в чужие дела и тягаться с Филиппом в ею собственных пределах!
Однако для моего лорда дон Антонио был героем рыцарского романа, несправедливо обиженным, которого мы должны восстановить в законных правах.
***
С тем же жаром, с каким мой лорд ратовал за войну, Берли и Роберт, старый кузен Ноллис и лорд-адмирал Говард призывали к миру.
- Я докажу вам всю мерзость Испании, - клялся и божился мой лорд.
Сцены, разыгрывающиеся при нашем дворе, все больше напоминали сражения времен Армады. Жаль моих надежд сделать из него разумного советника - он не слушал ничьих мнений, кроме своего. Все чаще и чаще мой лорд вскакивал из-за стола - вещь прежде неслыханная - и, подобно Ахиллу, удалялся с поля боя в свою палатку.
И, как Ахилла при осаде Трои, его приходилось выманивать щедрыми подношениями...
...которые шли и шли от меня - и расставалась я, не только с деньгами...
После того как он особенно сильно вспылил, мне пришлось пустить кровь. Когда блестящая карминная струйка замутила воду в стеклянном тазу, я поняла, что исхожу кровью сердца ради него, ради возлюбленного-пеликана, который вытянет из меня любовь, жизнь до последней капли.
- Вашему Величеству дурно?
- Нет, доктор, нет - давите дальше!..
***
А она все продолжалась, наша любовная песнь, наша трагикомедия.
- Ваше Величество дозволит...
- Мадам, мне надо...
- Ваша милость не может отказать...
Он окреп, расцвел от моей любви, требования звучали все чаще.
- Желания лорда Эссекса написаны у него на лбу, - сухо заметил Роберт. - Всем видно, кому он благоволит.
- Я благоволю всякому, кто служит Ее Величеству как мужчина, а не как евнух! - сердито отвечал мой лорд. - Мужчинам, которые доказывают, что нам надо воевать с Испанией!