Однако мы с Берли в конце концов подыскали девушке приличную партию и отлично повеселились, приглашали комедиантов или плясали каждый Божий вечер. Кузен Гарри насилу меня дождался, его толстое лицо так и сияло.
- Вот программа празднества на ваше одобрение, мадам.
Нелегко быть лордом-камергером: кузен Хансдон с ног сбился, все устраивая, за всем приглядывая, однако, по правде сказать, он, несмотря на возраст, делал это с охотой. Мало того, я слышала, что кузен содержит черноволосую шлюшку, которую зовет смуглой леди", дочь музыканта Эмилию Ланье. Однако я не лезу мужчинам в панталоны! Покуда у Хансдона наготове музыка и танцы для нас, пусть хороводится хоть с приходской кошкой, мне до этого дела нет!
А танцев, музыки и спектаклей на эти Святки было хоть отбавляй. Едва в покои внесли пахучие охапки темно-зеленого плюща и колючего, усыпанного алыми ягодами остролиста, а лошади, скользя копытами на льду, притащили из лесу новогоднюю елку, повара внесли быка и дикого кабана, павлина и поросенка, лебедя и барашка, пироги, пудинги и парфе, как актеры и музыканты забегали взад-вперед, словно они тут самые главные.
- С вашего разрешения, сэр!..
- О, добрый сэр, простите меня!
Разумеется, они соперничали, все эти расплодившиеся труппы: мои люди с людьми лорда-адмирала, актеры графа Пембрука - с актерами Оксфорда и комедиантами Вустера и все вместе - с труппой лорда-камергера, которая слыла лучшей. Еще бы ей не быть, за такие-то деньги!
- Вы не шутите, этот сын плотника Берберри действительно выйдет на сцену в плаще за шестнадцать фунтов? - опешила я.
- Бербедж, мадам, его зовут Ричард Бербедж, а его отец был не просто плотник, он построил театр, мало того, он владел первым театром в Лондоне...
- Театр, футы-нуты! Почему не играть в гостиных и во дворах, как раньше?
- Мадам, видели бы вы новые театры вроде Глобуса" в Саутуорке, с большими сценами, балконами, артистическими уборными...
- Черт, Гарри, вы вскружите этим людям головы! В конце концов, они всего лишь слуги, они носят наши ливреи. Этот ваш Берби...
- Бербедж, ваша милость.
- ..пусть расстарается, когда будет играть передо мною в плаще за шестнадцать фунтов - не то отниму плащ и отдам кому-нибудь из разорившихся придворных!
Я шутила, но за шуткой порой скрывается серьезная боль. Я была уверена, что мой лорд не на дело тратит свои деньги - мои деньги! У него и гроша не было своего, только то, что давала я.
Подумать только - завел свою сеть лазутчиков, копает под Сесилов, вербует себе сторонников!
Мало-помалу я начала отбирать у него ренты и откупа. Когда Англия голодает, пусть и мой лорд кроит себе кафтан из того что есть!
Однако в то Рождество я не позволила своему скопидомству испортить нам развлечения.
- Мадам, пьеса замечательная, - убеждал Хансдон, обеспокоенный моим разговором про плотников и плащи, - вот увидите!
И мы увидели - я, и все мои фрейлины, и мой лорд, и его приятели, Блант, Саутгемптон и прочие прихлебатели, и Берли, Роберт, Рели и Кемберленд, граф Оксфорд, юные Пембруки и все остальные - в Большом зале. Пламя очага и принесенные актерами большие подсвечники бросали на вышедшую поклониться труппу причудливые колеблющиеся тени. Загремели барабаны, зазвучала труба, мальчонка, которому явно не исполнилось и десяти, вышел вперед и пропищал:
Послушайте, любезные, сейчас
Мы вам представим скромный свой рассказ.
- Видите актера, одетого стариком в черной шапочке и мантии, который будет играть педанта? - зашептал мне на ухо Хансдон. - Это Шекспир, мой человек, который сочинил пьесу, - до чего живой ум! Говорят, он не вымарывает ни единой строки.
- А коллеги по сочинительству ругают его остроумие и желают, чтоб он вымарал тысячу! - рассмеялся Саутгемптон.
Мой лорд фыркнул и обнял его за плечи:
- Говорят, милорд, он кропает стишки о вас - из дружеских чувств, разумеется, - и называет вас другом" в своих слащавых сонетах, которые, говорят, ходят меж его друзей.
- Фи, дружище, фи! - Саутгемптон гневно схватился за шпагу. - Вы намекаете, что мы с ним...
- Милорды, милорды! - яростно зашипел Хансдон. - Тише, представление начинается!
Первой я заказала комедию, и вещица мне понравилась - любовная история про французскую принцессу и короля Наварры под названием Бесплодные усилия любви", затейливая и остроумная. Я одобрительно кивала, когда представление закончилось так: Слова Меркурия режут ухо после песен Аполлона" - правильно сказано и к тому же изящно. Я окликнула Оксфорда, внимательно наблюдавшего за спектаклем со сцены.
- В духе вашего Лили, не правда ли, только менее цветисто?
Тонкое лицо Оксфорда неприятно скривилось.
- Магистр Лили, мадам, - произнес он с нажимом, - человек образованный, закончил университет, его собираются включить в совет колледжа Магдалины. Его труды будут жить, когда эту деревенщину, этот уорвикширский сорняк давно позабудут! Помяните мои слова, Ваше Величество, хорошее воспитание возьмет верх. - Он замолк, кашлянул. - Я и сам пописываю пьесы, возможно, вам угодно будет прочесть - их ставят мои актеры...
Читать его пьесы? Упаси Бог.
- Ладно, сэр. - Я решила отделаться шуткой. - Если вы наймете этого потрясателя сцены" <Потрясателем сцены" неодобрительно назвал Шекспира один из современников. Каламбур основан на том, что фамилия Шекспир буквально переводится как Потрясающий копьем". Разговор о вымарывании строк основан на письме Джонсона.> и выпустите его сочинения под своим именем, вы и впрямь прославитесь! А теперь ш-ш-ш, начинается следующее представление!
Следующим, как предупредил меня Хансдон, должны были давать историю короля Генри Болингброка, называемого Генрихом IV.
- Что? - нахмурилась я. (Это тот негодяй, что сверг Ричарда Второго, опять измены и заговоры под видом развлечения?) Хансдон, видя мой гнев, встревожился и поспешил успокоить:
- Там нет ничего о низложении законного короля, Ваше Величество, ничего оскорбительного, ровным счетом ничего!
Я не поверила:
- Но этот же ваш Шекспир описал падение Ричарда Второго, то, как его свергли и убили!
- Оно было поставлено для простонародья, мадам, и успеха не имело. Эта пьеса вам понравится, клянусь честью!
Она мне и впрямь понравилась. Хансдон не сказал про лучшее, что в ней было, - толстого рыцаря в войне двух Генрихов, сэра Джона Фальстафа, ну и острый же на язычок негодяй.
Что ни слово, то истина! Одно из украшений храбрости - скромность" <В. Шекспир. Король Генри IV", часть 1, акт 5, сцена 4. Пер. Б. Пастернака.>, сказал старый трус, и я хохотала от души. Люблю таких!
Последняя пьеса меня утомила, я устала смотреть, хотела говорить, танцевать и веселиться, хотела быть с моим лордом. Но nobless oblige <Положение обязывает (лат.).> - я одобрительно кивала, хотя не запомнила ни слова.
- Актеры здесь, поблизости, - гордо объявил Хансдон, когда представление окончилось. - Вашему Величеству угодно их видеть?
Угодно ли мне их видеть, вместо того чтобы веселиться с моим лордом? Я подумала, взглянула на Эссекса, потом на кузена и смилостивилась:
- Пусть подойдут.
Вне подмостков они выглядели, как все актеры, потрепанными и выжатыми как лимон. Главный, Бербедж, тот, что играл короля, был мал ростом и, как ни выпячивал грудь, на короля совсем не походил; шут был печален, с опухшими веками; прекрасная принцесса оказалась тощим мальчишкой с огромным выпирающим кадыком; толстяк сжался до обычных человеческих размеров. Позади скромно держался низенький человек. Я подозвала его:
- Это вы написали пьесы?
Он поклонился: