- Научись.
- А если бы у меня была жена, я мог бы ей рассказать?
- А что, есть?
Секунду он не знал, что ответить, потом сообразил, что время для откровений еще не подошло.
- Я похож на тех, кто женится?
Она рассмеялась.
- Так зачем задаешь глупые вопросы?
- Я в смущении.
- Так перестань смущаться. Должен соображать, что в твоих же собственных интересах не говорить никому ни слова. Закон Голливуда, детка, - не сглазь.
- А что будет теперь?
- Мы позвоним твоему агенту.
- У меня нет агента.
- Найди.
- Как же я найду агента, если предполагается, что я никому ничего не должен говорить?
- Агенты как духовники - им можно доверять. Я вот что тебе скажу. Я поговорю с Сейди Ласаль, может, устрою, чтобы она тебя завтра приняла. Как ты на это смотришь?
- По-моему, я тебя люблю.
Они оба рассмеялись.
Издалека он углядел, как к нему со свирепой физиономией приближается Фрэнсис Кавендиш.
- Похоже, надо сматываться, - торопливо заговорил он. - Эта.., э.., особа, у которой я сегодня в паре, идет по мою душу, и я не хочу, чтобы ты слушала ее ругань.
Монтана кивнула с серьезным видом.
- Понимаю.
Он ей нравился - чутье ей подсказывало, откуда ему пришлось выбиваться и через что пройти. Она была рада, что свой шанс в жизни он теперь получит.
Бадди взял ее руку и крепко сжал.
- Спасибо, - сказал он тепло. - Я думаю, ты спасла мне жизнь.
- Будет тебе. Мне-то не устраивай душещипательных сцен - оставь их для кино.
Карен сгорала от злости. Как получилось, что ее запихнули за самый дрянной стол, где сидит одна шелупонь? Как Элейн смеет так с ней обращаться?
Последней каплей стал Рон Гордино, который подошел этакой небрежной походочкой и расселся. Ее посадили рядом с Роном Гордино, говенным физкультурником. Чем она такое заслужила?
"Я прибью Элейн Конти, - думала она. - Чтобы так меня унизить и остаться как ни в чем не бывало, - да никогда в жизни!
А еще лучше, если раз и навсегда я уведу у нее мужа и буду закатывать прием за приемом, ни на один из которых ее не пригласят.
Толстозадая Этта Гродински. Да-да. Мне все известно, из какой ты вышла грязи. Твой дорогой, любимый, неверный муженек мне рассказал".
- А.., прекрасный прием, - тянул Рон Гордино.
- Скажи-ка, - мило улыбаясь, проговорила Карен, - сколько раз ты трахал нашу хозяйку?
Глава 36
Ноги, руки, груди. Шепот уст, дразнящие языки, жаркое дыхание, слюна, вкус и прикосновение и осязательная чувственность.
Много лет прошло с тех пор, как был он с двумя женщинами.
Может быть, десять. Париж. И они были сестрами, невыносимо похожими друг на друга.
Теперь было по-другому. Две женщины из двух различных культур, и переносили они его в мир такого экстаза, в котором он и не чаял уже побывать.
Тяо Лин была поистине художницей, только работала она не палитрой с красками, а ароматными маслами и легкими, словно из перьев, детскими пальцами. Она занималась сразу и Джиной, и Нийлом, сначала прикасаясь к набухшим соскам Джины, а затем - к восставшей плоти Нийла, пенис которого вот-вот мог разорваться в клочья, так натянулась на нем кожа.
Она перебиралась от нее к нему, терлась о них, и ее длинные волосы стелились у них по коже, как пряди тонких шелковых нитей.
Вскоре это стало пыткой.
Утонченной пыткой.
Он оттолкнул евразийку и взгромоздился на Джину, которая желала его так же сильно, как и он ее. Она настолько была мокрой там, внутри, настолько готовой к нему, что он чуть из нее не выскочил, но Тяо Лин их не оставила, она была рядом, чтобы помочь ему войти в мокрую теплоту второй по популярности блондинки в Америке. Она отвела его в рай. И он знал - и знал точно, - что этому суждено быть самым волнующим сексуальным событием его жизни.
Давно забыта была Монтана.
Давно забыты "Люди улицы".
Прием давно забыт.
Он входил в страну райского блаженства.
Глава 37
Ровно в одиннадцать "Трио Дзанкусси" сыграло последний аккорд очаровательной, берущей за душу мелодии из "Крестного отца" и умолкло. Теперь настал черед Рика и Фила - динамики расставлены по местам, длинные патлы бешено развеваются.
Словно взрыв, грянул из семи динамиков, упрятанных так, что их не было видно, ансамбль "Кул энд гэнг", заклиная каждого "Наброситься!".