Дек подставил ногу, чтобы дверь не захлопнули.
- Кто здесь жил до вас? - холодно спросил он.
Что-то было в его взгляде - таком пустом и суровом, - что мужик отнекиваться не стал.
- Какая-то старая ведьма.
- По фамилии Кэрролл?
- Не знаю. - Он насел на дверь, пытаясь ее закрыть, но нога Дека мешала.
Женщина громко шепнула:
- Чо ему надо? Чой-то он не катится?
- Где мне узнать, кто здесь жил раньше? - спросил Дек; в черных его глазах горело разочарование.
- Повыспроси-ка у того бездельника, что нам сдает эту халупу, - сказал мужик, которому не терпелось, чтобы Дек убрался с его порога. - Он порасскажет, А мы ничо не знаем.
- Не, - поддакнула женщина. - Мы тут ни с кем не знаемся.
Мужчина ушел в дом и вернулся с обрывком газеты, на котором нацарапаны были фамилия и адрес.
- И скажи этому жмоту, что новую-то крышу пять лет как обещается поставить.
Дек взял бумажку, убрал ногу и, не сказав больше ни слова, пошел восвояси.
- Придурок трахнутый, - рявкнул мужик и захлопнул дверь.
Дек шел быстрым шагом, смотрел прямо перед собой. Бумажка. Клочки бумаги. И все они куда-то да ведут...
***
Они сидели рядышком в местном баре, Дек потягивал кока-колу, а Джой опрокинула один за другим три рома скалой.
- Поздно уже, - сказала она. - Во сколько ты обещал предкам, что мы придем?
- Как получится, - ответил он.
- Чего это? - спросила она. - Они не горят, что ли, со мной познакомиться?
- Еще как, - сказал он уныло, вспоминая слова матери.
Она пялилась на него, словно чувствовала, что эта будет не такая, как все. "Приводи, если тебе так у ж надо", - сказала она.
"Нам прийти к ужину?" - отважился он.
"После ужина. Яне собираюсь готовить для какой-то дешевой потаскушки, с которой даже и незнакома".
"Она не дешевая потаскушка", - возразил он.
Мать растянула губы щелочкой, улыбнулась.
"Раз ты ее подцепил, значит, потаскушка".
- Потопали, - ныла Джой. - Вот те точно, ковбой, еще стакашку пропущу и все тогда на них, выблюю.
Дек взглянул на часы. Было полдесятого.
- Что-то я себя неважно чувствую, - пробормотал он.
- Опять норовишь открутиться. Вот оно что.
- И не думал откручиваться, - возмутился он.
- Конечно, - проворчала она.
Он глубоко вздохнул.
- Пошли. Готова?
Она выхватила из сумочки замызганное зеркальце в оловянной оправе и уставилась на себя. Потом отыскала помаду и намазалась еще сильнее.
- Для маменьки твоей хочу выглядеть что надо, - оправдывалась она. Бабы живо подмечают, кто как намазан. Сказал ей, как я тебе говорила, что я манекенщица?
- Забыл.
- Вот зар-раза! А она бы думала: вот это класс! Иной раз ты дурак дураком.
Он сдавил ее запястье как клещами.
- Не говори так.
Она вырвалась.
- Ладно. Ладно. Ты же знаешь, это я так. - Голосок ее стал детским. Улыбнись мне, ковбой. Я твоя крошка. - Она игриво потянула его за ухо. Крошка сильно любит взрослого мужика.
Он успокоился.
Она почувствовала облегчение. Не хотела, чтобы опять все сорвалось с маманей и папаней. Она знала, стоит им только познакомиться, и они ее полюбят, а полюбят, так все будет легко. Надо же ей кого-нибудь иметь. Восемнадцать лет отроду и уже вымоталась совсем. С тринадцати лет на улице, нелегко бывало, но справилась.
Была надежда, что получится что-нибудь с полицейским. Он первый мужик, который по-человечески с ней обошелся, и она бы все для него сделала. Но когда позвонила, чтобы дать ему еще один, самый последний шанс, он притворился, будто не знает, кто она такая, и трубку повесил. Вот гад!
Леон, полицейский. Таким же, как и все остальные, оказался.
Потом Дек подвернулся, и она сразу поняла, что он с придурью.