- Понятия не имею, о чем это ты, - сказал он, стараясь казаться оскорбленным.
- Не прикидывайся! - выпалила она, швыряя шелковые рубашки на ботинки ручной работы. - Побереги свое актерство для кино.
Он усвоил с младых ногтей, что нападение - лучшая защита.
- Кто бы это говорил! А как насчет тебя и этого переростка-физкультурника?
Ее рука, готовая швырнуть свитер работы Ива Сен-Лорана, на мгновение замерла.
- Не смей меня ни в чем обвинять! Я была тебе замечательной женой, настоящим приобретением, но чтоб ты когда-нибудь по-настоящему понимал это!
Она швырнула свитер ему в лицо, исходя злобой.
- Карен Ланкастер, да неужели? Я думала, что у тебя получше вкус.
Он взорвался:
- Откуда вкусу взяться? Я ведь женился на, тебе.
Элейн захлопнула чемодан, сунула ему.
- Вон! - прошипела она.
Он был не в трезвом уме, иначе бы никогда не ушел.
- Вон! - повторила она.
- Не беспокойся, уйду. По горло сыт твоим фригидным нытьем.
Она довела его до дверей.
- Завтра же позвоню Марвину Митчельсону <Известный калифорнийский адвокат, специализировавшийся на бракоразводных процессах голливудских знаменитостей.>, - гордо объявила она. - И когда я с тобой разделаюсь, ты сможешь позволить себе молочко, только подоив сиськи Карен Ланкастер!
- Пошла бы ты на..., ноющая сука. Та хотя бы не сопрет ничего.
- Вон! - завизжала она, и он вдруг очутился за порогом собственного дома в половине третьего ночи, и деться ему было некуда.
Когда Бадди наконец поднялся и бросился к воротам, они уже были закрыты. Он по-прежнему слышал, как вдали лает собака, но лай не приближался, и от этого ему стало полегче. Не хватает только, чтобы какой-нибудь бешеный пес вцепился ему в глотку.
Рука, которую он ушиб при падении, болела. Может, перелом. Кому вчинить за это иск? Не Джине Джермейн - это точно.
И еще. Сможет ли он со сломанной рукой играть Винни?
А еще важнее, сможет ли он со сломанной рукой перелезть через ворота? Он сделал попытку, но ничего не вышло, только разорвал шелковую рубашку.
- Монтана! - тревожно крикнул он в темноту.
Она поспешила к нему с другой стороны улицы.
- Чего ты ждешь?
- Ушиб руку. Наверное, не смогу перелезть обратно.
Они уставились друг на друга через массивные ворота.
- Попытался бы все-таки, - наконец сказала она. - Долго мы тут не можем торчать. В этом районе все время патрулируют полицейские машины.
- Вот спасибо, - сказал он с горечью.
- Давай, - уговаривала она. - Ты в хорошей форме. Взбирайся одной рукой, а потом просто перевалишься.
Поскольку другого выхода, видимо, не было, он последовал ее совету и, шмякнувшись на асфальт, вскрикнул от боли. В доме по соседству залаяли две собаки.
- Давай сматываться, - сказала она и заспешила к "Фольксвагену".
Пока он догонял ее, она уже завела машину и готова была ехать. Он бросился на сиденье рядом, и они рванули.
Минуту оба молчали, потом она спросила по-будничному:
- "Мазерати" там был?
- Да, был. Эй, слушай, я не шучу, по-моему, я и в самом деле сломал руку.
Он замолчал, думая услышать слова сочувствия, но она как воды в рот набрала.
- А, черт побери! - воскликнул он. - Пиджак забыл у ворот.
Надо вернуться.
- Назад я не поеду.
- Ладно тебе, это мой лучший пиджак. Армани. К тому же у меня там все мои деньги.
- Я куплю тебе новый пиджак и деньги верну. Сколько?
Полтора доллара. Он становится честнее, чем прежде, но нужда есть нужда, и потом он всегда сможет вернуть ей деньги, когда станет побогаче.
- Шестьсот долларов, - сказал он, думая, как бы не запросить много или чересчур мало.
Она резко затормозила как раз в тот момент, когда они должны были выехать на бульвар Сансет. "Только не это! Неужели возвращается?" - подумал он.
Она развернулась и опять рванула к каньону Бенедикт, сделав резкий поворот на Лексингтон.
- Мы едем ко мне домой, - решительно сказала она. - Посмотрю, что у тебя с рукой, и дам денег. Хорошо?
Кто он такой, чтобы возражать?