- Дар-Ибрагим? - бесцветным тоном переспросила я.
- Ну да, во владение нашей двоюродной бабки Хэрриет. Оно так называется, ты разве не знала? Расположено оно на Нахр-Ибрагим, реке Адониса.
- Я... да, я... кажется, слышала о нем, только забыла. Боже мой, двоюродная бабушка Хэрриет... Никогда бы не подумала. Так это что, недалеко от Бейрута?
- Милях в тридцати. Сначала надо поехать вдоль побережья по дороге на Вавилон, а потом свернуть в сторону гор, туда, где берет начало Адонис. Дорога проходит по самому гребню с северной стороны долины, а где-то между Турзаей и Картабой протекает небольшая, но бурная речушка, которая называется Нахр-эс-Сальк, впадающая ниже в Адонис. Так вот, Дар-Ибрагим находится как раз в середине долины, в месте слияния обеих рек.
- Ты там бывал когда-нибудь?
- Нет, но собираюсь. А ты что, в самом деле даже не думала об этом?
- И в мыслях ничего подобного не было. Я действительно собиралась проехать вдоль долины Адониса, посмотреть на его исток с каскадом, храм, не помню уж какого там божества, и та место, где Венера якобы встречалась с Адонисом. Даже прикидывала в субботу взять машину... Но, по правде сказать, я совсем забыла про нашу бабку. Я ведь ее толком не помню. В последний раз, когда она гостила в Англии, мы все находились в Лос-Анджелесе, а перед этим... Боже, наверное лет пятнадцать прошло, не меньше! Да и мама никогда не упоминала про ее жилище - Дар-Ибрагим, так ты сказал? - но это, наверное, потому, что ее познания в географии всегда были не лучше моих, и она даже не предполагала, что это так близко от Бейрута. - Я поставила чашку. Говоришь, прямо в долине Адониса? Знаешь, в таком случае я могла бы поехать с тобой, чтобы хоть взглянуть на это место-рассказала бы потом своим, что оно собой представляет. Уверена, папа подумает, что со мной еще не все кончено, если я скажу ему, что проделала весь этот путь лишь для того, чтобы положить букетик цветов на могилку милой старой родственницы.
- Думаю, она двинула бы тебе в зубы, вздумай ты так поступить, заметил Чарльз. - Она еще достаточно бодрая старушенция. Ты просто немного оторвалась от нее.
Я выкатила глаза:
- Бодрая? Наша Хэрриет? И кто от кого оторвался? Да она же сразу после Нового года концы отдала.
Он рассмеялся:
- Только не она. Если ты имеешь в виду ее завещание, равно как и последнюю волю, то это не тот случай. За последние несколько лет она рассылала их минимум раз в полгода. Разве дядя Крис не получал ее знаменитого письма, в котором она торжественно отказывалась от британского подданства, а под конец лишала всех нас наследства? Всех, кроме меня, вот так-то. - Он усмехнулся. - Мне она завещала всех гончих Габриэля, а заодно свой личный экземпляр Корана, и это лишь за то, что я проявил, как она выразилась, "умеренный интерес к подлинным цивилизациям мира". Это к тому, что я стал изучать арабский язык. В некотором смысле, - задумчиво добавил кузен, - она все еще остается довольно наивным человеком, если считает, что "Мэнсел и Мэнсел" могут проявлять интерес к чему-либо, исходя из неких возвышенных побуждений.
- Слушай, по-моему ты меня просто разыгрываешь.
- Насчет завещания и прочего? Ни в коем случае. Свои послания она составляла в прекрасных закругленных фразах в стиле раннего викторианства, знаешь, про семью, Британию, Бога и судьбу. Ну, не совсем про Бога - она собиралась принять ислам и потому спрашивала, не будем ли мы так любезны и не направим ли к ней толкового английского каменщика, чтобы он соорудил ей частное кладбище, где она могла бы обрести вечный покой в мире Аллаха и в окружении своих любимых гончих. Потом как-то спросила, не будем ли мы добры сообщить редактору "Тайме", что бумага, на которой печатается зарубежное издание газеты, слишком тонкая и на ней очень неудобно заполнять клеточки кроссворда, а потому она просит покончить с подобной порочной практикой.
- Ты все это серьезно?
- Серьезней быть не может. Готов подписаться под каждым словом.
- А что это за гончие Габриэля?
- Ты не помнишь? Впрочем, откуда...
- Помню, было такое выражение. В каком-то рассказе, кажется...
- Легенда из книжки, которую мы называли "Рассказы Северной Англии" или что-то в этом роде. Считается, что гончие Габриэля - это свора собак, которые носятся по небу в компании со смертью, и когда кто-нибудь собирается умирать, можно слышать, как они по ночам воют над его домом. У меня такое впечатление, что сама эта легенда почерпнута из сказания о диких гусях - ты когда-нибудь слышала о них? Они кричат как стая гончих, заливающихся лаем где-то у тебя над головой, а старое их название было "гогочущие гоблины". Иногда я задаюсь вопросом, а не может ли "Габриэль" быть производным от "гоблинов", поскольку сам-то он никогда не был ангелом смерти... - Он поднял взгляд. - Ты дрожишь, замерзла?
- Нет, просто, наверное, один из них загоготал над моей могилой. И какое отношение они имеют к нашей бабке?
- Да толком никакого, если не считать того, что у нее есть пара фарфоровых собачек, которых мне страстно хочется заполучить и которых я про себя нарек "гончими Габриэля", потому что они очень похожи на иллюстрацию в той книге.
- Пара соб... о, да ты, похоже, окончательно лишился остатков своего крохотного умишка. Шизофрения какая-то! Или ты все это выдумал? Разве может найтись на земле такой человек, который одной рукой управляет белым "порше", а другой сжимает пару фарфоровых собачек? Я в это не верю.
Он рассмеялся:
- Это настоящий фарфор, моя дорогая Кристи, китайский. Причем, кажется, времен династии Мин, возможно даже музейная ценность. Один Господь знает, сколько они сейчас стоят, и поскольку у меня уже в шестилетнем возрасте был достаточно развитый вкус, чтобы безумно полюбить их, а Хэрриет, обладавшая еще более утонченным чувством прекрасного, к тому же безумно любила меня, то она мне их и отказала. И хотя к настоящему времени старуха окончательно впала в маразм, память у нее, похоже, не до конца отшибло. - Он снова принялся ходить туда-сюда. - Ну как ты не понимаешь? Собаки здесь абсолютно ни при чем, они просто являются удобным предлогом, вот и все.
- Чтобы наведаться к ней?
- Да.
- И наконец-то взвалить на свои плечи семейные обязанности? насмешливым тоном спросила я, однако он не засмеялся и не стал, вопреки моим ожиданиям, оправдываться.
Бросив на меня странный косой взгляд из-под густых бровей, он лишь произнес:
- Не хочу упускать такой шанс. И вообще меня чертовски заинтриговала вся эта история.
- Разумеется, я поеду с тобой, хотя бы только из любопытства. Дай-то Бог, чтобы она действительно тебя помнила, поскольку меня, готова побиться о заклад, она ни за что не вспомнит. Ей же, наверное, лет сто, не меньше.
- Клянусь, не более восьмидесяти, и при этом сохранила завидную живость. Она у них нечто вроде местной легенды. Носится по окрестностям верхом в сопровождении лающих борзых и палит из ружья во все, что потом можно подать к столу.
- Ты хотел сказать - во все гогочущее. Да, это я про нее помню, разве можно такое забыть? Когда она в тот раз останавливалась у нас, то привезла с собой восемь спаниелей короля Чарльза.
- На сей раз это тибетские борзые и салюки - персидские борзые, с которыми арабские принцы выезжают на охоту. О, похоже, она перешла все границы. Да-да, - стала арабом, в мужском обличье, одевается как эмир, курит кальян, людей принимает только по ночам и живет в этом громадном грязном дворце...
- Дворце? - удивленно воскликнула я. - Да кем она себя считает-то? Самой леди Хестер Стэнхоуп?
- Именно. Некоторые полагают, что она лепит себя с этой героини. Даже называет себя леди Хэрриет, а насколько нам с тобой известно, у нас в семье всегда было немало эксцентричного, но своей леди мы пока еще не имели. - Он устремил на меня взгляд, причем далеко не ласковый. - Кстати, откуда тебе известно про леди Хестер Стэнхоуп?
- Разве я тебе не рассказывала? Когда мы в последний раз гостили на Рождество в вашем доме, меня проводили в твою комнату и я прочитала там кое-какие книжки. У тебя там масса всякой всячины по Ближнему Востоку. Неужели ты прочитал все эти арабские стихи и прочее? И Коран тоже?
- Абсолютно все.
- Что ж, можно сказать, что именно после знакомства с твоей библиотекой у меня зародилась мысль побывать в этих местах. Мы ведь всегда ездили с тобой одним и тем же маршрутом - или, возможно, ты бы сказал, что я всюду плелась у тебя в хвосте?.. У меня давно уже витали в голове смутные идеи насчет Петры, Дамаска и Пальмиры, но я никогда не думала всерьез, что действительно окажусь здесь. А потом однажды увидела объявление об этой групповой поездке и решила присоединиться к ней. Думала, разберусь на месте, что к чему, а потом, когда все уедут, позволю себе кое-что сверх программы. Одним из таких мест и оказался Джун - именно там жила леди Хестер Стэнхоуп.
- Сейчас там одни развалины.
- Знаю, но мне все равно хотелось там побывать. Она была совсем молоденькой, так ведь? Я прочитала о ней все, что нашла у тебя, причем это оказалось довольно быстрым и легким чтением по сравнению с некоторыми твоими томами. Сразу после Рождества я загрипповала и меня целых две недели держали взаперти, а у мамы не было времени, чтобы бегать по книжным магазинам и искать для меня подходящее чтиво.
Он усмехнулся столь неубедительному объяснению:
- Ты только дурачка-то из меня не делай. Я ведь не один из твоих мускулистых блондинов.
- Это уж точно, - кивнула я.
Наши взгляды встретились. Вокруг стояла такая пронзительная тишина, что на фоне ее журчание фонтана казалось неестественно громким.
Кузен встал и протянул мне руку:
- Пойдем, я покажу тебе, как выглядят именно сейчас, после захода солнца, водяные лилии. Они будут закрываться прямо у тебя на глазах.
Мы прошли по потемневшему и ставшему совсем прохладным дворику. Бледно-голубые лилии замерли на жестких стеблях в нескольких дюймах над водой, их блестящие, похожие на нефритовые пластины лепестки отсвечивали на гладкой поверхности воды. То там, то здесь под ними мелькали золотистые плавники, а на одном из лепестков сидела и утоляла жажду золотистая пчела. Неожиданно один зеленовато-голубой лепесток загнулся кверху, следом за ним другой, и вот уже все лилии закрылись, приготовившись к ночи и став похожими на жесткие неподвижные тюрбаны. Еще одна пчела, едва не попавшая в плен к цветку, разгневанно выкарабкалась из-под его лепестков и тут же пулей улетела.
Я смотрела на воду наполовину отрешенным взглядом, тогда как мой мозг был занят тем крохотным фрагментом информации, которую сообщил мне Чарльз: интригующим образом эксцентричной старой дамы, которая настолько давно выпала из жизни нашей семьи, что успела стать настоящей семейной легендой. Эта только что нарисованная Чарльзом картина раздваивалась и смешивалась в моем сознании с яркими воображаемыми образами, которые сформировались у меня во время вынужденного рождественского чтения. Некоторые из книг Чарльза действительно были тяжелы для восприятия, но повествования об экстравагантной леди Хестер не только удивительно легко читались, но также отличались живостью и свежестью.