Я постаралась взять себя в руки и посмотрела, как далеко отъехал Хамид. Он уже приблизился ко второму сирийскому шлагбауму и теперь предъявлял документы, очевидно, на машину. Постовой взял их, посмотрел и вернул. Взятка перешла из рук в руки. Через несколько секунд шлагбаум взмыл ввысь, машина стала набирать скорость и через несколько секунд скрылась за выступом скалы.
По моим прикидкам, он минуты на четыре отставал от "порше". Через считанные мгновения он показался на другом участке пути, ведущем к мосту, я увидела, как из-под затормозивших колес взметнулись пыльные "грибки". Машина остановилась у края рощицы, Хамид выскочил, очевидно сразу заметив, что растительность не столь густая, чтобы скрыть машину, а затем повернулся и, прислонив ладонь ко лбу, посмотрел на юг, в сторону долины. Простояв так несколько секунд, он снова сел в машину, хлопнул дверью, быстро пересек мостик и скрылся за поворотом извилистой дороги.
Можно было предположить, что он заметил мелькнувшую далеко впереди убегающую белую точку, и мне оставалось лишь гадать, сколько ему понадобится времени, чтобы нагнать ее. Я предположила, что профессиональный водитель, знающий дорогу как свои пять пальцев, мог наверстать упущенное время даже с учетом разницы между сугубо городским автомобилем и спортивным "порше". На дороге четыре минуты - немалый срок, но если Чарльз действительно спешил, едва ли он стал бы так долго торчать в этой рощице. Такой резкий старт можно было объяснить особенностью его характера, и вполне вероятно, что сейчас он беззаботно крутит баранку, любуясь чудесной панорамой зеленеющих склонов Джебель-эш-Шейх-Мандура.
Я присела рядом с кустом ракитника, от которого исходил запах дикого меда, и принялась доедать свой ленч.
Помимо сандвичей с мясом меня снабдили упаковкой черных маслин, нежным белым сыром и какими-то чуть похожими на равиоли пельмешками из теста, в которых оказались приправленные зеленью сосиски. К тому времени, когда я покончила с ними и приступила к персику, дорога почти освободилась от транспорта, за исключением одного автобуса, на сей раз ехавшего на юг. Постовой у шлагбаума, очевидно, отправился вздремнуть после обеда. Я взглянула на часики: половина второго. На дороге не было видно ни Хамида, ни возвращающегося Чарльза.
И в два часа на ней никто не появился, и в половине третьего...
Что до меня, то даже здесь, на поросшем цветами склоне, я и подумать не могла о послеполуденной сиесте. Двое арабских пареньков, бесцельно болтавшихся у угла строения таможенной службы, после недолгой беседы друг с другом, которую я старалась демонстративно не замечать, видимо, наконец набрались храбрости и, ухмыльнувшись, стали подбираться ко мне, очевидно, чтобы поболтать. Скорее всего, ими двигало чистое любопытство, поскольку, как выяснилось, они знали лишь три-четыре английских слова, причем в американском варианте, а я не имела в запасе ни одного арабского, а потому они стали, все так же щерясь, прохаживаться кругами, покуда у меня не лопнуло терпение - я вскочила на ноги и стала собирать вещи.
Кажется, я поняла, что случилось. Хамид, которого, похоже, сбила с толку моя вспышка раздражения по поводу задержки в пути, истолковал ее как острую тревогу за Чарльза; иными словами он увидел признак беды там, где была лишь досада. В общем, сейчас он либо упорно преследовал "порше", либо на дороге произошла какая-то неприятность, не позволившая ни одной из машин вернуться. Если они вскоре не появятся, то я определенно не успею в Бейрут, чтобы обратиться в "сюрте" за визой и, следовательно, останусь с носом.
Один из парней, искоса поглядывая в мою сторону, уселся на пыльном камне в метре от меня и в двадцатый раз повторил: "Нью-Йорк? Лондон? Мисс?", - после чего отпустил какое-то замечание по-арабски, которое вызвало у его приятеля приступ безудержного веселья. В тот же миг автобус с надписью "Баальбек" остановился внизу, прямо подо мной. Я наконец решилась: подхватив с земли свои вещи и бросив парням вежливое "До свидания", я стала поспешно спускаться с холма.
Тощий пес лежал в тени от машины. Он явно узнал меня, хотя сейчас в его взгляде, как мне показалось, не было заметно особой надежды. Проходя мимо, я бросила на землю рядом с ним последний кусочек сандвича и увидела, как он, схватив его, тут же отбежал прочь, подальше от спускавшихся следом за мной парней.
Толпа пассажиров автобуса стояла под палящим солнцем, апатично наблюдая за тем, как пограничники копаются в их вещах, наводящих своим количеством на мысль о втором Исходе. Какой-то служащий, явно не спеша, проверял их документы. Постовой у шлагбаума пропустил еще одну машину и снова погрузился в дрему. Все были почти ко всему безразличны. Даже парни, и те прекратили свои попытки преследовать меня.
Я прошла в барак, где меня встретил чуть осоловевший и отнюдь не дружелюбный взгляд сидевшего за стойкой оливкового чиновника. Прошло некоторое время, пока мне удалось отыскать в толпе человека, который хоть немного говорил бы по-английски и перевел мои слова, но в конце концов мне удалось и это.
- Автобус, - сказала я, - во сколько он отправляется в Баальбек?
- В половине четвертого.
- А есть здесь такой, который идет до Бейрута?
- Да.
- Когда?
- В пять, - пожатие плечами. - Или чуть позже. На месте будет в шесть.
Я на несколько секунд задумалась. Баальбек находился в стороне, но там у меня был шанс найти машину и более коротким путем через горы добраться до Бейрута. Таким образом, я оказалась бы в столице намного раньше сомнительного пятичасового автобуса. В любом случае мне никак не улыбалась перспектива проторчать здесь еще несколько часов, даже поездка на местном автобусе явно казалась предпочтительней.
- Я смогу в Баальбеке найти такси или взять машину напрокат?
- Конечно, - подумав, он снова пожал плечами и добавил:
- Вы понимаете, поздно уже, хотя, возможно...
- Где я смогу найти там такси?
- У храмов или на главной улице. Или спросите у отеля "Адонис", там, где автобусная стоянка.
Я вспомнила отель "Адонис". Именно там в пятницу останавливалась на ленч наша группа; управляющий в нем, кажется, неплохо говорил по-английски.
- А где в Бейруте находится "сюрте"? - поинтересовалась я.
- На улице Бадаро.
- Когда они заканчивают работу?
Тут меня поджидала неожиданность.
- В час, - был первый повергший меня в ужас ответ. Потом кто-то добавил:
- В пять.
И еще:
- Они снова открываются в пять и работают до восьми.
- Нет, нет, до семи, - возразил голос. Наконец все принялись пожимать плечами:
- Кто знает...
Поскольку последнее предположение показалось мне наиболее вероятным, я прекратила дальнейшие расспросы и проговорила напоследок:
- Если мой шофер или еще кто-то станут расспрашивать обо мне, то скажите, что я поехала в Бейрут, в "сюрте" на улице Бадаро, а оттуда вернусь к себе в отель "Финикия", где и буду их дожидаться. Compris <Понятно? (фр.)>?
Все закивали, мол, compris, за что я их поблагодарила.
Автобус отчаянно ревел, исторгая из выхлопной трубы клубы черного дыма. У меня не оставалось времени ни на что, кроме прощального взгляда на дорогу, где по-прежнему не появились ни белый "порше", ни черное такси, - я поднялась в салон. Шестью секундами позже автобус, отчаянно трясясь и воняя, двинулся в сторону Бар-Ильяса, а оттуда через долину Бекаа - на Баальбек.
Наконец, это ужасное путешествие завершилось - автобус остановился на грязной, жаркой улочке, метрах в двухстах от развалин храмов и прямо перед входом в отель "Адонис".
Я вышла и принялась энергично отряхивать юбку, будучи глубоко убежденной в том, что с меня слетают тучи блох. Автобус свернул за угол, толпа пассажиров рассосалась, и едкие черные клубы дыма постепенно растворились в воздухе. Улица была совершенно пустынна, если не считать стоявшей у тротуара большой лоснящейся черной машины, да нелепо приткнувшегося позади нее белого верблюда с державшим его на веревке арабом, одетым в какие-то лохмотья.
Едва заметив меня, он тут же разразился потоком арабской речи, перемежаемой отдельными английскими словами, из чего я догадалась, что за ничтожную сумму в пять английских фунтов или чуть больше меня приглашают совершить увлекательную поездку на верблюде. Я не без труда отделалась от его попыток уговорить меня сфотографироваться за "каких-то десять шиллингов" и поспешила к дверям отеля.
Мне повезло: управляющий оказался на месте, а не удалился, что было бы вполне естественным, на сиесту. Я нашла его в маленьком, выложенном гравием дворике, который служил летним садом ресторана, сидящим за миниатюрным столиком под соснами в компании какого-то человека. Оба пили пиво.
Управляющий был круглолицый араб небольшого росточка с тоненькой полоской усов на верхней губе и массой золотых бейрутских штучек-побрякушек. Его собеседник, которого я поначалу почти не заметила, походил на англичанина.
Управляющий поднялся и поспешил мне навстречу:
- Мадам... мадемуазель? Вы вернулись? Но, насколько я понял, ваша группа уже уехала из Ливана?
- Бог мой, вы вспомнили меня? - воскликнула я.
Он склонился над моей рукой, выражая свою безграничную радость. Можно было подумать, что я месяц провела в самых роскошных апартаментах его отеля, а не отделалась несколько дней назад покупкой бутылки воды, чтобы запить ею походный завтрак.
- У вас просто поразительная память! А я-то думала, что после всех этих тысяч туристов вам и смотреть на них не хочется.