– Для меня это удовольствие, и я рад, что угодил тебе – впрочем, в ведре они смотрятся не очень стильно. Нет? – ухмыльнулся Гюнтер.
Линда взглянула на ведро, в которое поставила букет.
– Но это была единственная возможность, потому что я…
– Завтра я привезу тебе специальное ведерко для охлаждения шампанского, – прервал ее Гюнтер, – которое подходит для всех подобных случаев: кроме прямого назначения, его можно использовать как цветочную вазу и даже как ночной горшок.
Он громко засмеялся над своей шуткой. Линда откашлялась.
– Хочешь чего-нибудь выпить?
– Красное вино из холодильника?
– Можно и шампанское…
– У нас есть что праздновать? – спросил Гюнтер, бросив на Линду один из тех взглядов, про которые его жена много лет назад сказала, что они способны растопить лед.
Линда задрожала, зная, к чему это приведет, если она сейчас скажет «да». Она посмотрела на него. Он, конечно, не Леонардо Ди Каприо, но Гюнтер, кажется, уже перерос переходный возраст. Мысли об этом посещали ее чуть ли не каждый день последнее время.
– Может быть, – ответила она, наконец, с грустной улыбкой. – Кто знает, какую игру сыграет с нами жизнь в следующий момент.
«Бред, – подумала Линда, – вполне очевидно, какая это будет игра».
«Это будет игра по моим правилам, – решил Гюнтер и кивнул ей.
– Давай тогда просто удивлять друг друга.
Он открыл бутылку и наполнил бокалы, пока Линда поставила на балкон второй стул. «Здесь, на полуоткрытом месте, он не предложит мне тотчас начать раздеваться», – убеждала себя Линда, улыбаясь Гюнтеру, который вышел на балкон с двумя полными бокалами.
– Очень романтично, – обронил он.
– Вчера было не менее романтично, пока не случилась одна маленькая непредвиденная погрешность, – парировала она, взяв свой бокал.
– Жены обычно имеют очень слабое представление о романтике. – Гюнтер поднял бокал.
– О романтике с посторонними женщинами? – Линда сделала глоток и села на стул.
– Почему ты сегодня такая строгая? – Гюнтер расположился напротив нее.
Его лицо покрыто ровным красивым загаром, голубая рубашка-поло с белыми полосами на расстегнутом вороте придает ему свежесть, он весь светится изнутри, от него идут волны такой жизненной энергии, что не заразиться ею нельзя.
Линда подумала о Дирке, о том, как желает его, о постоянном влечении к нему, – но было ли ответное влечение? Ей приходилось обо всем заботиться, по возможности за все платить, быть предупредительной и готовой услужить, если Господин имел время. Но нашел ли он в нужный момент время для нее? То, что было у Линды на душе, не интересовало Дирка, ното, что интересовало его, должно было интересовать ее.
Собственно, она была лишь инструментом. Удовлетворенным, но инструментом.
– Думаю, – она взглянула на Гюнтера, – думаю о том, что будет дальше.
У Гюнтера перехватило дыхание. Все развивается быстрее, чем он предполагал. Гюнтер слега подался к Линде и положил свою руку поверх ее.
– Это будешь решать ты, – тихо ответил он. – Я влюбился в тебя с первого взгляда, когда увидел на моем дне рождения. Мысли о тебе не дают мне спокойно спать, у меня пропал аппетит, я не могу сосредоточиться даже на работе. Но ты решишь все сама!
Линда не знала, что сказать, и взяла бокал. Она-то нисколечко не любит его. Но можно ли признаться в этом? Не оскорбит ли это Гюнтера, особенно после того, как он так искренне и доверчиво раскрыл ей свои чувства?
– Я, – начинает Линда, но умолкает и делает глоток. Она смотрит на него сквозь бокал и чувствует себя как кролик перед удавом. – Я не знаю. – Линда поставила бокал. – Все это для меня слишком неожиданно. Ты женат, у меня – любовная связь. А я не люблю двусмысленностей, мне нужна ясность.
– А для меня ясно, что ты женщина, о которой я всегда мечтал!
– Но что это может означать? Я имею в виду для меня? – Линда подняла колени и обхватила их руками. Что она делает? Это же все равно, что спекулировать своей жизнью?
– То, что я буду носить тебя на руках, если ты позволишь!
«Если ты позволишь»? Ясно, что для этого должны быть предпосылки.
– Я должна подумать, Гюнтер, вот так, в один момент, я не способна решить этот вопрос. Да и о чувствах, я думаю, нельзя…
– У меня есть оно, это чувство, – прервал ее Гюнтер, – глубокое, искреннее чувство.
Линда освободила свою руку.
– Но речь идет и о моих чувствах! Гюнтер скрестил руки на груди.
– У тебя есть время. Я же сказал, что все будешь решать ты.
Они смотрели друг на друга в полном молчании, пока Линда не перевела взгляд в сторону улицы. Она смотрела на крыши домов. Там, в центре, под одной из крыш живет Дирк. Что же он творит? Почему не звонит ей больше?
– Ты все еще любишь его? – спросил Гюнтер внезапно и задержал дыхание. Если она скажет «да», можно убираться восвояси. Против этого бессильно самое мощное в мире оружие.
Но Линда медлит.
«Люблю ли? – размышляла она. – Не имею понятия. Я даже не знаю, какие чувства испытываю к нему. Злость? Нет, только глубокую обиду. Тоску?» Но прежде всего, хотелось бы узнать, что на него нашло, почему за одни сутки, с вечера до утра, Дирк совершенно забыл о ней, даже не попрощался, словно между ними ничего и не было.
Нет, это не любовь. Или уже не любовь.
Но вместе с тем Линда не могла вот так сразу перенести это понятие на Гюнтера.
Она оставила вопрос без ответа, и Гюнтер не настаивал.
– Ты свободна завтра вечером? – спросил он. Завтра Клаус отправится с его миллионом в Лихтенштейн. Вот он, великий поворотный момент! – Есть что отпраздновать, и я с радостью вывел бы тебя погулять. – Гюнтер засмеялся; глаза его лучились от удовольствия. – Отчасти это будет маленькой репетицией экскурсии по Парижу.
Линда промолчала и, сделав еще один глоток из бокала, с благодарностью кивнула.
– Это наверняка, будет великолепно!
– Это будет еще прекраснее, если ты купишь к завтрашнему вечеру красивое платье. – Гюнтер извлек из бумажника купюру в пятьсот марок и положил ее на стол рядом с бокалом.
– Это… – попыталась возразить Линда, но Гюнтер уже встал, чтобы уйти.