"Почему защита сицилианская, а мафия — сицилийская?" "Почему девушки носят юбки, а парни ходят в брюках?" "Почему у женщин лунный цикл совпадает с месячными?" "Почему парням хочется, и они этого не таят? "Почему девочкам тоже хочется, но они молчат об этом?"
И самый главный вопрос!
"Почему она мне не даёт?"
Ведь их ласки были такими бурными, что Серёжа боялся, не услышит ли их кто-нибудь. Женя приглушённо вскрикивала, когда его бессовестные пальцы достигали интимнейших мест девичьего тела. Она вздрагивала, отталкивала его ладони, но всё это скорее походило на некий ритуал.
Ведь она позволяла ему такие ласки, что и сказать-то, какие части девичьего тела он трогал, без того чтобы не покраснеть, было невозможно, так вот, сначала она уступала ему, но чем ближе был вожделенный триумф, тем сильнее оказывалось сопротивление.
— Ой! Серёжа, что ты делаешь! Я, ведь, не железная!
От этого её вопля Серёжу обдавало жаром.
Она не железная? А он, Серёжа, что — железный?
Он приходил домой, отец уже спал, мать досматривала какой-то бесконечный телевизионный сериал. Она слегка бурчала на Серёжу, что-то, как всегда, про уроки, про помощь по хозяйству. Потом был легкий ужин, мать сидела напротив, а Сережа подшучивал над ней, спрашивал, какую серию фильма она сегодня посмотрела, сто восьмую, или сто тридцатую и какая из уже увиденных ей больше всего понравилась — сороковая или двадцатая. Мать улыбалась.
— Где ты гулял? — спрашивала она, не обращая внимания на его подтрунивание. — Да так, прошвырнулись по парку. — С кем? — С пацанами. — Ищете приключений на свою голову? — Ма! — Вот передавали в новостях про маньяка… — Ма! — Вот будут у тебя дети, отпускай их до утра! — Я же не гуляю до утра! Мы были в павильоне. — Каком ещё павильоне? — В шахматном. — Это хорошо.
"Как хорошо я вру", — подумал Серёжа.
Потом он шел спать, но перед сном вспоминал прошедший вечер, жаркие объятия на шахматном столике и не мог воспротивиться своей привычке. Мокрая салфетка летела через форточку, обеспечивая дворника работой и порцией утреннего негодования в адрес жильцов и прохожих.
Учиться оставалось всего ничего.
Девчонки почувствовали приближение лета и сменили свои наряды. Светочка, сидевшая впереди Сережи, стала приходить в школу в такой короткой и тесной юбочке, что сквозь тонкую, просвечивающуюся ткань можно было без труда рассмотреть цветочки на её трусиках. А полупрозрачная блузка! Нет, это было невозможно терпеть!
Но Серёжа терпел и радовался, что у него всё же есть сила воли.
Он думал об одном. Что наступит вечер, а с ним и радостная возня на шахматном столике.
У Серёжи, казалось, закипала кровь, когда Женя позволяла ему развести в стороны свои колени и прижаться к ней так, что своим торчащим дружком он упирался в низ её живота.
Неужели она не чувствовала, что с ним происходит?
Конечно же, чувствовала!
Однажды Серёжа, волнуясь от собственной наглости, взял девичью ладонь и потянул к себе.
— Что? — не поняла его Женя. — Потрогай… — он прижал её ладонь к своим брюкам. — Ты с ума сошел! — прошептала девочка. — Ну, через брюки… — Серёжа… — Чувствуешь, какой? — он знал, она не может не чувствовать. — Ты бессовестный. — Это он бессовестный. — Вы оба бессовестные, — хихикнула Женя. — Хочешь потрогать? — Нет. — А ты потрогай… — прошептал Сережа и расстегнул молнию своих брюк. — Серёжа, мы с ума сошли, — жарко шепнула Женя.
Но он уже передвинул её ладонь и едва не взревел от восторга, ощутив прикосновение девичьих пальцев.
— Вот. А ты боялась, — улыбнулся он.
Они помолчали. Женя не убирала руку.
— Женя, ты д-девочка? — заикнувшись от волнения, спросил Серёжа. — Конечно, — ответила она весело.
Казалось, вся кровь ударила ему в голову! Как запросто она сказала про это.
Почему-то подумалось, что дальше всё будет также легко.
Серёжа поймал своими губами её рот, и они стали целоваться. Его руки стали наглыми и дерзкими. Видимо, Женя сначала не поняла, что происходит. Затем она стала дёргаться и вырываться. Но Серёжа держал её крепко, как зверь держит вожделенную добычу.
При этом его руки действовали словно сами по себе. Его ладони проскользнули внутрь девичьих трусиков. Горячие пальцы паренька прикасались к холмику её лона и трогали влажную щелочку.
— Нет! — вскрикнула Женя. — Давай! — сердито прошептал Серёжа и потянул вниз её маленькие трусики. — Не надо! Пусти! — Женя! Давай сделаем это! — Сереженька! Не надо! — Надо! — Нет, ты с ума сошёл. — Женя, приподнимись! Я не могу их снять… — И не думай! — Ну почему? Почему? — он буквально кипел от злости и страсти. — Этого не будет. — Почему? — Первым у меня будет муж.
Кто?
Муж?
Чей муж?
Господи!
Серёжа был так возбужден, что до него не сразу дошло, о каком ещё муже говорит Женя. Ну, дура!
Он был готов ударить ее.
Сидит перед ним почти без трусов, его пальцы в её теле, его член в её ладошке, а она рассуждает о будущем муже.
Умереть — не встать!
— И когда это будет? — с вызовом спросил Серёжа. — Что — "когда"? — Муж — когда будет? — Не знаю. В девятнадцать. В двадцать. — Но сейчас тебе только шестнадцать? — Да.
Серёжа помолчал и вдруг решительно произнёс.
— И что? Теперь впереди три-четыре года просвещённого онанизма?
Гробовая тишина длилась несколько секунд. Тело девушки мгновенно стало чужим и жестким.
— Ты свинья! — воскликнула Женя.
И резко вывернулась из его рук.
— Стой! — воскликнул Серёжа.
Она встала со столика и торопливо приводила в порядок свою одежду.
— Женя! Не сердись!
Девушка, не оборачиваясь, уходила из павильона.
— Стой, ты что! — он шёл следом, но она не отвечала ему.