Сначала Изабель не решалась поверить в то, что это всерьез, что приглашение не ошибка или недоразумение.
- Она же нас совсем не знает.
О Марджи Дженнингс они имели смутное представление. Она была для них всего лишь человеком, с которым мать обменивалась рождественскими поздравлениями и семейными фотографиями. На снимках девочки видели привлекательную белокурую пару, иногда с дочерью Стюарт того же возраста, что Изабель, часто на фоне рождественской елки, под которой лежали груды подарков в нарядных пакетах. Супруги Дженнингс год от года становились полнее. Стюарт с голубыми глазами, золотистыми кудряшками и ямочками, как у Ширли Темпл, на каждой фотографии была в новом роскошном рождественском наряде.
Изабель, Кристиан и Арран единодушно признавали, что Стюарт чудо как хороша. И еще они сходились на том, что у нее лучшие в мире платья. А в этом они могли считать себя знатоками - ведь почти все прошлогодние туалеты Стюарт отсылались в Англию, семейству Уинтер. Ошибочно считая, что девочек Уинтер приглашают на рождественские балы, Марджи старалась подгадать так, чтобы они успели надеть присылаемые ею платья.
- Стюарт, наверное, каждый день ходит на балы, - говорила Изабель, поглаживая складки золотистой атласной юбки или роскошный бархатный бордовый корсаж. - Что, в Америке все такие богатые?
- Нет, конечно.
Мать отвечала отстраненно, почти не слушая, занятая своими делами. Приближалось время вечернего чая, пора было ставить чайник для отца. Да что может мама знать о таких вещах, думала Изабель. Все ее мысли сосредоточены только на отце. И потом, она, конечно, никогда не бывала в Америке.
По дороге на кухню мать обернулась к Изабель.
- Марджи очень удачно вышла замуж.
Это была сущая правда. Холл Дженнингс оказался президентом компании "Восточно-тихоокеанские авиалинии" с главным представительством в Лос-Анджелесе и, кроме того, отпрыском старинной нью-йоркской семьи, десятки лет вкладывавшей капиталы в банки, биржи и пароходства. Дженнингсы представляли собой огромный клан с множеством братьев, сестер, племянников и племянниц. Все они заключали удачные браки с представителями других богатых семей. Хорошенькую Стюарт часто приглашали на свадьбы подружкой невесты.
- Вот эти, самые красивые, наверное, и есть платья невестиной подружки, - говорила Кристиан.
Отцу это все не нравилось.
- Чувствуешь себя бедным родственником, - ворчал он.
"А кто же мы еще?" - думала в это время Изабель.
Отец настаивал, чтобы мать немедленно вернула все обратно. Однако на этот раз - пожалуй, единственный раз в жизни - она его не послушалась. Больше отец о посылках не упоминал, но на следующее Рождество, когда Изабель сбежала вниз в платье из голубой тафты, которое Стюарт надевала на свадьбу двоюродной сестры в отеле "Плаза" в Нью-Йорке, он круто повернулся и вышел, не сказав ни слова. И как будто бы унес с собой всю радость от подарка.
- Не позволю ему испортить нам вечер, - твердо произнесла Изабель дрожащими губами. - Наденем новые платья для себя.
Ну почему не мог отец сказать, как хорошо она выглядит в этом платье, или что-нибудь вроде этого? Что-нибудь доброе.
Сестрам ничего другого и не оставалось, кроме как надевать новые роскошные туалеты для себя: в отличие от Стюарт они никогда не ходили ни на свадьбы, ни на балы.
- Мы никогда никуда не ходим, - вздыхала Изабель, глядя на свое отражение в зеркале.
- Нас никто не приглашает, - резонно замечала Кристиан.
- Но как же нас могут приглашать, если мы никого не знаем? - возражала Арран.
Так родилась и расцвела пышным цветом мечта о том, чтобы поехать в Америку, где все богаты и счастливы.
- Если бы у нас были деньги! - говорила Кристиан.
- Может, кто-нибудь умрет и оставит нам наследство? - вторила Арран.
- Кто? - гневно возражала Изабель. - Кроме Дженнингсов, никто даже не знает о нашем существовании.
И это тоже была сущая правда. А все из-за отца.
Сестры пытались быть справедливыми, не забывать, что его ранили на войне. Они все еще помнили тот давний ноябрьский вечер: они сидели возле газового нагревателя, а мать объясняла, почему их отец не такой, как другие. Из-за раны он разучился общаться с другими людьми, стал настоящим отшельником, боялся внешнего мира.
- Как его ранили? - спросила тогда Изабель. - Куда?
- В голову. Хирург вынул четырнадцать осколков шрапнели.
- Ух ты! - воскликнула Изабель.
На нее это произвело впечатление. Кристиан же выглядела так, словно ее сейчас стошнит.
- Поэтому мы должны быть очень добры к отцу.
Делать то, что он хочет, стараться доставить ему удовольствие.
Мать так и жила. Стараясь доставить отцу удовольствие, она постепенно забросила всех своих друзей и знакомых. Даже самые верные и настойчивые в конце концов исчезли из виду. Этому способствовало еще и то, что семья Уинтер постоянно переезжала с места на место, " иногда по два раза в год. И это тоже из-за отца. Будучи отшельником, он в то же время испытывал постоянное беспокойство. Лишь много лет спустя девочки поняли, что и мать не меньше виновата в этих постоянных переездах. Она не хотела, чтобы соседи узнали правду об отце.
Единственным человеком, с которым у нее сохранились дружеские отношения, оставалась Марджи Дженнингс.
И то лишь потому, что она жила так далеко.
Изабель приходила в отчаяние от такого образа жизни. Однажды в октябре ей поручили главную роль в одном из школьных спектаклей. Для нее, не проучившейся в этой школе и года, это показалось неслыханной удачей. Однако в самый разгар репетиций отец внезапно решил, что семья должна немедленно переехать в Бирмингем, и они снова сменили место жительства на очередной убогий район. Девочкам пришлось идти в новую школу, а Изабель - опять начинать все сначала. Завоевывать признание, доказывать, что она тоже что-то собой представляет.
В каждый такой переезд Кристиан переживала одни и те же чувства - от надежды до разочарования и отчаяния. Каждый раз она надеялась, что новый город, новый дом, новая школа будут лучше, чем предыдущие, и даже если это будет не так, все равно вначале будет краткий счастливый период. После очередного переезда у отца всегда улучшалось настроение, утихали вспышки гнева.
Кристиан надеялась, что ее вечный страх перед отцом отступит.
Иногда она даже мечтала поиграть сезон в школьной теннисной команде. Кристиан обожала теннис, но каждый раз они приезжали в другой город слишком поздно, и ей доставалось лишь место запасного игрока либо оставалось всего несколько летних недель.
Вообще эти периоды относительного спокойствия никогда не были продолжительными. Постепенно росло напряжение в семье, выливаясь в бурные вспышки отцовского гнева против всех и всего, что его окружало, - против дома, семьи, даже против матери.
Арран нашла свой собственный метод защиты. Она уходила в воображаемый мир, населенный людьми и образами, гораздо более увлекательными, чем те, что окружали ее в действительности. Уже с шести лет она с удовольствием уединялась в своей комнате и писала рассказы. В одиннадцать лет она написала большой роман о детях и лошадях. Лошади в этом романе были совершенно удивительными, фантастическими созданиями, так как Арран никогда в жизни не видела живую лошадь и, уж конечно, никогда не ездила верхом.
- Тебя никогда ничто не тревожит, - с завистью говорила Изабель. - Мне бы так.
- И мне, - вторила Кристиан.
- Не правда, - отвечала Арран. - Меня многое тревожит.
- Но только не реальные вещи. И потом, ты совсем не боишься отца. И тебя не беспокоит, что у тебя нет настоящей жизни. - Кристиан горестно вздыхала. - Господи, что же нам делать?!
Обе с надеждой смотрели на Изабель, сидевшую на кровати в новом платье из тафты от Стюарт. Изабель была среди них лидером. Она принимала решения. Она обязательно что-нибудь придумает.
Изабель понятия не имела, что им делать, но знала, чего от нее ждут. Перевела глаза с одной сестры на другую.
- Ну как же! Сначала надо выработать план. - Стараясь выиграть время, она принялась тщательно расправлять складки на платье. - Мы должны уехать. Это не может продолжаться вечно.